Бремя империи - Александр Афанасьев

Пора скоординировать действия…

— "Бобр", ответь «Ворону»

— "Бобр" на приеме!

— Снайпер дальше от вас, точное местоположение не установлено.

— "Ворон", мы его засекли. Держим!

— Хорош стрелять! Если вы его не положили — он уже ушел. Держитесь в здании, не высовывайтесь. Не подставляйтесь, он еще жив.

Не знаю, почему я в этом был так уверен… Но почему то — я даже не был уверен, я — зпал точно что эта тварь — жива.

— Твои предложения?

— Я пока не вышел на позицию. Выйду — оборемся и дальше по обстановке [оборемся — то есть установим связь. Раньше связь была плохая, приходилась перекрикиваться — вот отсюда и пошло — оборемся. Сейчас связь была уже нормальной — но расхожее армейское выражение осталось]

— Принял! Конец связи!

Время умирать…

Неверный попался везучий — первый раз она стреляла в него там, в развалинах — он даже не заметил пули, выбивший огрызок кирпича у него над головой — рядом бил пулемет и, видимо ее пуля просто прошла незамеченной. Второй раз она стреляла уже в него целенаправленно — после того, как она подстрелила командира десантников, не насмерть, но серьезно — она поняла, что он пойдет охотиться за ней. Вычислила, где он пересечет переулок — ему, как и любому нормальному снайперу нужна была чистая линия огня — и выстрелила. На сей раз, она не пыталась ранить, она хотела убить. Но — неверный ушел и в этот раз. А ей — пришлось срочно менять позицию — благо в стенах домов были пробиты лазы, по которым можно было перемещаться. И сейчас она ползла, каждый раз вздрагивая, когда пул крупнокалиберного пулемета пробивала несколько стен, одну за другой, выламывая сразу по нескольку кирпичей. Они ее не видели — но случайно подстрелить могли…

Интересно — это все-таки он или нет?

Сейчас все — и самооборонщики, занимающие оборону на наспех сооруженных баррикадах и укрепленных подручными материалами зданиях, и солдаты с жандармами — те кто к этому моменту остались в живых выглядели одинаково. Грязный, изорванный, заляпанный липкой смесью крови и грязи камуфляж, усталое, измазанное лицо, пустые, бездушные глаза, в зрачках которых отражается пламя умирающего города, потертое оружие в руках. Те, кто к этому момент выжил, уже приобрели кое-какие навыки ближнего боя и убивать их становилось все труднее. Она не делала зарубки на прикладе своей винтовки — эта цифра выжженным клеймом отпечаталась в ее мозгу. Эта цифра с каждым часом увеличивалась…

Тридцать семь…

Человека, которого она за эти несколько минут уже дважды пыталась убить — и который, несмотря на это остался в живых, она знала. Или думала, что знала — все сейчас на одно лицо, особенно военные — но его она узнала — даже угадала, особенным женским чутьем. Когда то давно, когда этот город еще не спалило пламя джихада, его фотографию показывала ей подруга, с восторгом рассказывая о своем новом кавалере. Потом она узнала еще кое-что про него — буквально в тот день, когда все началось. Ей доверяли — и сказали правду о том, что произошло, о том что руки этого кяфира — по локоть в крови правоверных.

А раз так — значит, он должен умереть. И она — тот самый меч Аллаха, которым он покарает негодяя, обагрившего руки кровью Пророка.

Иншалла…

Русские уже не стреляли — видимо, поняли — что бесполезно. Или, этот самый неверный, который так ловко двигается, подсказал.

Впрочем, это уже неважно…

Так… Лучше всего — подняться наверх, чтобы было пространство для маневра. Но не на самый — неровен час накроет миномет. Второй этаж — в самый раз.

Лестница — темная, узкая, грязная, без окон. Без окон — это хорошо, в окна как раз пули и влетают. Но если нет окон — это не значит, что можно как по проспекту. Осторожнее надо…

Ага! — а вот и сюрприз номер один. Растяжка — причем грамотно заразы поставили — леска рыболовная над самым полом, наступил — и…

Обезвредить? А смысл? При обезвреживании можно подорваться, зачем мне это. Есть люди — по две гранаты ставят, вторая взрывается, если леску, ведущую к первой перерезать. Лучше оставлю, пусть кто следом за мной пойдет — тот и подорвется. Нечего шастать по развалинам…

Руками ощупал две следующие ступеньки — иногда растяжки ставят одну за другой — нет, чисто. Можно идти дальше. Все ощутимее пахнет палёным — как будто мешки с шерстью жгли…

Второй этаж — длинный, коридор, вкинул автомат и…

Наверное, если бы я отужинал нормально, меня бы сейчас вывернуло — прямо здесь. Даже несмотря на то, что до этого — немало успел повидать. Все равно…

Длинный, на все здание коридор, по левую руку — двери в квартиры или нумера, выбитые, конечно. С такой планировкой обычно строят доходные дома или дешевые гостиницы. Выбиты не только окна — выломана часть стен — КОРД потрудился. Стены исклеваны пулями, обожжены огнем, на них — черная, жирная, слоящаяся копоть. Освещения нет, единственное освещение — неверные рыжеватые отблески пожаров на улице. И — трупы…

Не наши — чужие. Человек двенадцать — как минимум. Скорее всего искали нормальную позицию для ведения огня по десантной группе — тут то их и поймал бортстрелок с вертолета — длинной, на весь короб очередью выкосил всех. Так и легли — у окон, у каждого окна — по одному, а то и по два изуродованных трупа.

Какого хрена вам надо было? Какого хрена вы сюда приперлись? Мы вас — звали?! Что вы здесь искали — это?!!!

А самое хреновое — как раз через эти окна, через сделанные крупнокалиберными пулями проломы меня может достать тот снайпер. Значит, мне предстоит ползти — по этому полу, заваленному кусками мяса, битым кирпичом, залитым запекшейся кровью. Б…

Выругавшись про себя — делать нечего — лег на пол и пополз, шупая впереди рукой и стараясь не вляпываться ни во что мягкое или липкое. Не вляпаться было невозможно…

Все те, кто здесь полег, полегли с оружием, у некоторых оно было исковеркано пулями, у некоторых — вполне исправное. Возможно, что-то и удастся найти.

У третьего по счету окна я разжился патронами. Тот, кто умер здесь за секунду до смерти стрелял из старенького казачьего АК, который валялся сейчас рядом с изломанной пулей ствольной коробкой. А вот магазин… магазин от него мне пригодится. Стараясь не страгивать труп — могли гранату под него подсунуть — обыскал его, разжился четырьмя полными магазинами, рассовал по разгрузке. Лишним не будет.

У пятого по счету окна нашел неповрежденный пулемет — брать с собой не стал, просто проверил, положил у стены, нашел ленты с патронами к нему в рюкзаке и тоже положил рядом. Местоположение пулемета запомнил — может, пригодится еще…

А вот у самого выхода — еще почище трофей попался. Гражданский штурмкарабин Драгунова, новенький почти, с нескладным деревянным прикладом и очень приличной оптикой-трехкраткой с широким полем зрения. Если к Эрме патронами не удастся разжиться, то можно будет на это заменить, коли возможность будет. Опять-таки положил ближе к стене и даже прикрыл, чем мог — дабы кто другой не добрался…

Пришли…

В самом конце здания были хорошие позиции для снайпера — проломы аж через несколько стен. Долбали похоже из безоткаток и из скорострельных пушек. Вертолетных — вон, трассы сверху вниз иду и даже в полу дыры. Нормально…

Теперь нужна пара «кукол». Нормальной куклы нету — но ночью сойдет и такая. Подручная…

Оставил винтовку у стены, на карачках вернулся в залитый кровью коридор. Мне нужны были два трупа, не слишком сильно пострадавших. Или три. В общем — трупы нужны были. Трупы я нашел — там этого добра было… С грехом пополам, зажимая платком нос и стараясь не сильно высовываться, перетаскал на позицию. Туда же утащил и трофейный «Драгунов»… Палитра есть, будем рисовать картину.

Картина…

Снайперскому делу я учился у полковника от артиллерии Сухорукова. Этот старый, ничем неприметный вояка — среднего роста, среднего телосложения, с простым, обветренным, морщинистым лицом и тихим голосом был совсем не тем, кем казался. Он был Мастером — именно так, с большой буквы «М». На всю русскую армию он был единственным тренером — так его все называли, не инструктором, а тренером — такого уровня. Безусловно, он был одним из самых опасных людей на Земле…

Учеников он выбирал сам — комплектовал смешанные группы, ездил по училищам, присутствовал на различных соревнованиях, присматривался. Подбор группы — это была его личная прерогатива, в этом ему никто не указывал и никто не препятствовал, если он просил перевести к нему кого-то для обучения. Как он отбирал людей, непонятно, единственно что я понял во время годового обучения — он старался отбирать тех, кто тренировался в стрельбе с детства и занимался стрелковым спортом. Остальное — то была тайна мастера…