Развлечения для очень взрослых девочек (СИ) - Анна Аникина

— Опять шутки твои дурацкие!?

— Это не шутка. Цитата. "Мимино" смотрела?

— Нет.

— Посмотри. Тебе понравится. Так вот. Что моя Маняша, что Ольга Владимировна, они обе отдавать умеют. Легко. У них натура такая. Делиться. Они все из любви сотканы. К другим. С ними рядом легко и радостно.

— А я?

— А ты, Ирин, всё время ждёшь, что взять. Прости. Не хотел тебя расстраивать.

Вересова подошла к шкафчику, пошуровала там и добыла карту.

— Подавитесь своей Склодовской, — сунула документ в руки Степченко и выскочила из ординаторской.

Глава 25

Лёля металась по дому. Убирать было нечего. Её не было в квартире неделю. Никто в её отсутствие не мусорил, вещи не разбрасывал. Только цветы немного загрустили.

Мясо по-грузински в духовке. Свежие овощи на столе.

В голове молотком стучала мысль: "Он приедет. Сегодня. Он приедет. Я ему нужна. Он приедет. Как же хорошо в его руках."

Когда ожил мобильный, Лёля была уже в панике.

— Это я, — было слышно, что Кузьмин идёт. И очень быстро, — Ты ещё ждёшь меня?

— А ты всё ещё хочешь меня видеть?

— Я? Очень. Очень хочу. Видеть.

Александр добежал до стоянки. Впрыгнул за руль.

— Адрес, Лёль.

Быстро в навигатор вбил то, что услышал. На ходу соображая, что с пустыми руками он не пойдёт. А цветы, конфеты, шампанское — набор не для их случая.

При мысли, что Лёля там уже могла что-то наготовить, засосало в желудке от голода.

Охапка рыжих гербер, так похожих на неё. Отличное грузинское вино. Хачапури, как она любит.

В тёмном дворе среди кирпичных домов нашёл место для своей машины. Глянул на горящие окна.

Знакомый уже силуэт в окне третьего этажа. Ждёт. Она его ждёт. Это уже чудо. И счастье.

Кузьмин на автомате вытащил сигарету. Убрал тут же обратно. Ему сейчас несколько лестничных пролётов до настоящего наркотика.

Лёля тряслась, как осиновый лист. Уже не прячась за занавеской. Увидела, как он достал из машины букет. И как занервничал, тоже заметила.

Хотелось кинуться к двери, открыть, ждать на пороге. Но она удержала себя. Подошла у зеркалу. Оттуда на Лёлю смотрела счастливая незнакомка. С горящими от волнения глазами.

Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Дочитать удалось только до шести. Дальше руки сами потянулись щёлкать замком и открывать.

Она дёрнула дверь. Кузьмин стоял на пороге. Ошалелый. Будто под кайфом.

— Привет! Это тебе, — протянул цветы.

— Привет! Зайди сначала. Спасибо! Они чудесные! — Лёля прижал к себе охапку, опустила в них нос. Отступила в крохотный прихожей несколько шагов, освобождая место. Быстро нашла вазу. Пока наливала воду, Александр зашёл на кухню.

— Мясо?

— Да. Как догадался?

— В подъезде пахнет. А я хачапури купил. Лодочки.

Лёля сунула нос в пакет с выпечкой.

— Если я захлебнусь слюной, ты будешь виноват!

Он подошёл со спины. Обнял. Зарылся носом в её кудри. Сделал глубокий вдох, будто перед тем, как нырнуть.

Всё. Финиш. Некуда и незачем бежать.

Она повернулась в кольце его рук. Подняла глаза. Вгляделась в лицо. Протянула руку. Прошлась кончиками пальцев по вискам, крыльям носа, щекам. Замерла у губ.

Он перехватил её ладонь, зацеловывая пальцы. Не отрывая взгляда.

Когда их губы наконец встретились, мир остановился. Исчез. Ни звуков, ни картинки. Только такое долгожданное тепло, дыхание друг друга, узнавание и присваивание.

Будто возвращение домой после далёкого и трудного пути. Или попадание в свой самый сладкий сон. И что такое голод по сравнению с жаждой быть единым целым?

Это не была нежность и мягкость. Скорее ураган, торнадо, смерч. Не видящая препятствий стихия. Когда даже мгновение промедления невозможно.

Они с трудом смогли оторваться друг от друга. Тяжело дыша. Ни неловкости, ни стыда не испытывая. Только нежность. Бесконечное желание касаться и целовать.

— Ты моё чудо… Лёеееляяя….

— Мммм, Шурка, ты такой тяжёлый. Может тебя не кормить?

— А ты собиралась ещё и кормить.

— А мясо?

— Мясо? Какое мясо?

— По-грузински. В горшочках.

— Вах! Мясо буду. Но сначала я тебя в душ отнесу.

— Шууур, если в душ, то…

— Что? Мне уже нравится твоя мысль!

— Тогда мясо нас точно не дождётся.

— В душ. Лёеееляяя моя. Девочка моя солнечная.

Глава 26

Взрослыми и самостоятельным людьми быть просто прекрасно. Не надо думать, где найти место, чтобы уединиться, потому что живёшь с родителями. Не надо стесняться утром выйти на кухню, потому что там уже завтракает чужое семейство.

Можно лежать в обнимку всё утро. Сначала вроде совсем неспешно целуясь и в который раз разгоняясь до космической скорости.

Можно двумя вилками есть мясо из одного горшочка. Холодное, но вкусное. И вдруг захотеть мороженого. Но обойтись пока кофе.

— Ты точно кардиолог?

— А есть сомнения?

— Кофе варишь, как бог!

— Ммм, только кофе?

— Шурка, а ты тщеславный что ли?

— Нет, я недолюбленный.

— Сильно?

— Последние десять минут особенно!

— Мы же десять минут назад встали.

— Ну, вот. Я и говорю. Иди ко мне.

На пятиметровой кухне Кузьмин, как ни странно, не занимал всё пространство. Сидя у него на коленях, Лёля ощущала себя абсолютно счастливой. И в это счастье пока с трудом верилось. Хотя, куда уж реальнее.

Эти сильные руки, эти точеные плечи, светлая щетина на щеках и вкусные губы. Никогда она так подолгу и с таким удовольствием не целовалась.

— Шууур, скажи, это ты меня в больнице раздевал? — ей и правда было интересно.

— А тебе как хотелось бы?

— Фу, провокатор!

Она вдруг смутилась. Вот и правда, нашла о чем спрашивать.

— Меня хватило на один твой сапог. Потом меня Татьяна Сергеевна отправила прямыми обязанностями заниматься, а не твои ноги разглядывать, — смеялся Кузьмин.

— Правый или левый?

— Что?

— Сапог был правый или левый?

— Левый, а что?

— Это радует, — хихикнула Лёля. Про дырку на колготках рассказывать не стала.

— Знаешь, что меня больше всего радует?

— Пока не знаю. Но ты же мне сейчас расскажешь? — Лёля пыталась влезть ногой в узкий кед. Кузьмин сел на корточки. Завязал ей шнурки.

— Меня больше всего радует, — он смотрел на неё снизу вверх, — что у меня теперь есть возможность узнавать тебя.

— Тебе этого хочется?

— Очень.

— А что больше всего хочешь обо мне знать? Медицинскую карту ты уже видел.

Они, как подростки, за руки спустились по лестнице во двор. Их машины