Путь ведьмы (СИ) - Шкарупа Тома

Профессора, казалось, мой вчерашний выигрыш задел, он тоже был сегодня в боевой готовности. Аж подвелся, когда я заползла в аудиторию. Недостаток сна однозначно сказывался, но сдаваться без боя я не собиралась. Профессор Боголан мечтал вышвырнуть меня из Высшей школы. Или, по крайней мере, из круга целителей. Ну не нравилась я ему и всё тут. Что за пакость ожидала на лекции я даже задумываться боялась.

Когда он начал вступление и прозвучали страшные слова, я готова была сдаться.

— Сегодня мы практикуем сразу несколько крайне важных навыков, — сказал он и начал загибать пальцы. — Лечение хронических заболеваний, — первый.

Половина учеников тихонечко завыла. Даже учитывая, что наш поток с трудом превышал десяток человек.

— Лечение людей, которые не могут рассказать, в чем проблема, — второй палец.

Теперь завыли все и отнюдь не тихонько. Последняя фраза могла означать что угодно, от немых до почти трупов.

И профессор ввел в зал людей. Как я и сказала, нашлись среди них и немые, с огромными опухолями, и тела, сами больше напоминающие трупы. Профессор решал, к какому ученику направят какого больного. И когда он решил, что мне достанется маленькая девочка с огромным сине-красным наростом прямо на грудине, над сердцем, я приготовилась развернуться, бросить учебу к демонам и уйти.

Обычную школу, где магов учили контролировать свои силы, ничего случайно не взрывать и никого не проклинать, я уже прошла. Может, даже с такой базой могла бы найти легкую работенку. Не приходилось бы еще четыре года учиться латать людей и мириться со всеми остальными прелестями лекарской работы.

Взгляд профессора прожигал сегодня всех учеников. Но мне он уделил больше всех внимания. Наши глаза встретились и он усмехнулся. Думал он, что я сдамся потому, что не захочу возиться с орущим ребенком? Или просто провалю задание?

Это превосходство, посверкивающее в глазах профессора, стало последней каплей. Упорство, к моему сожалению, взяло верх. Сжав кулаки, оставляя ногтями на коже кровящие полумесяцы, я рассматривала девочку со всех сторон, пока не решаясь подходить. Уже сейчас вырисовывалось понимание, что я ей, скорее всего, помочь не смогу. Да и даже профессор со специализацией в целительстве не сможет.

Ученики вокруг кружили над своими пациентами, как коршуны. Хотелось бы назвать этих больных безмолвными, но добрая половина из них мычала, кричала и скулила. Девочка, порученная мне, раззявила рот. Тишина замерла, растеклась. А потом уже пронзительный крик заставил окружающих вздрогнуть. Даже родители, бедные селяне в потёртой одежде, которые мялись позади ребенка, скривились.

— Пожалуйста, это наша последняя надежда, — промямлил кто-то из них, с трудом перекрикивая рев.

Я махнула рукой, прерывая. В голове вырисовывался очень странный, пока еще нечеткий план, больше похожий на концентрированное сумасшествие.

Целительство уверенно шло в будущее, каждый год мы находили десятки эффективных методов лечения. Что мешало мне сейчас поэкспериментировать с парочкой?

Иногда в серьезные раны, если хватало времени, запускали импульс Силы и пытались найти лучший способ эту рану закрыть. Импульс почти не поддавался контролю, постоянно пытался куда-то выскочить, но все же иногда помогал спасти жизни.

Поэтому под пристальным взглядом профессора, я начала плести. Только два пальца — указательный и средний, — которые даже не приходилось закручивать в сложных пассах. А энергия сама вливалась, без лишней помощи с моей стороны. Трудности начались бы позже. Пока профессор внимательно следил за каждым моим движением, но не мог понять, что происходит — такое простое плетение служило основой многим приемам. Но вот когда одной рукой я зажала плечо ребенка, а вторую наложила на опухоль, профессор Боголан наконец-то сообразил. Он ринулся вперед, но было уже поздно. Импульс попал внутрь и пока что проникал, куда я его направляла.

— Я тебя отсюда вышвырну! — с досады крикнул он.

Дальше угроз не последовало. Профессор знал, что сейчас отвлекать меня нельзя.

Любой маг в здравом уме не применил бы заклинание для раны на внутренней, долгоиграющей проблеме. Но я не была в здравом уме, да и запаса нервов после месяца заучивания всех целительских формул тоже не осталось. Импульс помогал мне получить информацию о том, что происходило внутри опухоли: где и как текла кровь, где ткань стала плотнее, где и как это все связывалось с телом.

Хотелось, конечно, сделать всё самой и утереть нос профессору Боголану. Больше всего на свете я мечтала увидеть его удивленное лицо. Но пришлось заставить себя проявить кроху ответственности.

— В опухоли кровь идет медленнее, но она корнями почти доходит до сердца, — сказала я покрасневшему от гнева профессору. — Что если мы используем рубрение Гроррла?

Рубрение использовалось на ранах, когда срочно приходилось вырезать куски плоти. Яд попал, старая рана загнила — да что угодно. По способу Гроррла исполнить его проще всего, именно поэтому его мы уже и выучили. Профессор потер подбородок.

— А что если рубрение Колотрака, третья схема? — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, а не ко мне.

До конца лекции я просидела в уголочке зала, наблюдая за тем, как другие ученики возились с больными. У большей части магов на лице отражались все стадии отчаяния. Некоторым счастливчикам попались спокойные пациенты, чьи проблемы оказались несерьезными. Другие же рвали на себе волосы.

Моего же пациента куда-то уволок профессор. Он вернулся только под конец занятия, вычитал каждому его ошибки. Меня, совсем сбитую с толку, он поймал за локоть на выходе из зала.

— Молодец, — только и бросил он удивленно, и я не услышала и капли яда в его словах.

***

Придя в свою комнату, я не обнаружила там ни Тары, ни Анта. Если первая просто еще не вернулась, до вот то, куда делся второй, меня волновало.

Нашелся он у себя в комнате, с головой под одеялом. Похоже, так прятаться вошло ему в привычку. Я потрусила его за предположительно плечо. Изнутри раздалось нечленораздельное мычание. Пришлось плюнуть на правила приличия и это одеяло стянуть.

Ант не спал. Он посмотрел на меня пустым взглядом и вернулся к созерцанию стены перед собой. Представить, что он чувствовал, я не могла. Утешать я тоже не умела (а если быть честной, в тонкостях человеческих эмоций не разбиралась от слова совсем). Но одно я знала точно — Анта я так не оставлю. Поэтому пришлось действовать наобум.

— Вставай, — я потянула его за руку.

Если бы Ант сам того не захотел, его б никто и с места не сдвинул. Поэтому я уперлась ногами в пол и попыталась этого упертого барана оторвать от кровати. Он долго держался, но потом все-таки смирился со своей участью и с наличием еще более упертой подруги, и поддался. Я чуть не упала, не ожидая. Анту пришлось меня ловить.

Именно в этот момент в комнату зашел Карл. Как сосед Анта, он привык и не к таким сценам, поэтому просто пожал плечами и выдал:

— Рия, сделай с ним что-то! Смотреть больно.

Потом отвел меня в сторону и тише добавил:

— Он пошел к магистру и просил, чтобы его судили. Магистр, конечно, отказался, но Ант так и сидит с того момента.

Ну, я и сделала что-то. Вытащила Анта на прогулку. Мы шли вдоль границы территории Школы и леса. Вокруг весело щебетали птички, потихоньку начинали золотиться листья, летали последние, самые яркие бабочки. Ант был угрюмее осенних туч.

— Знаешь, — после бесконечно долгой, тяжелой тишины выдала я, — ты ведь два раза спас мою жизнь и даже не заметил.

Подействовало наполовину — Ант посмотрел на меня вполне осознанно и выдавил хоть какие-то слова.

— Когда это?

— Ты пришел тогда, после Малахитовой сетки.

— Ты бы не умерла, — все еще мертвым голосом фыркнул он, но не отвернулся.

— Ты не знаешь, это было… плохо. Очень плохо.

— А второй когда?

— А не знаю, когда-нибудь, когда что-то, чему ты меня научил, спасет мне жизнь, — я пожала плечами, внутренне готовясь к худшей реакции.