Князь Святослав II - Виктор Поротников

- Вот и Тмутаракань, - с печалью произнес Глеб. Давыд взглянул на брата, понимая его настроение.

- Чему быть, того не миновать, - хмуро сказал Давыд. Предместья Тмутаракани утопали в садах и виноградниках. Ветер разносил запах цветущей черешни, благоухали персиковые и грушевые деревья.

Местные жители при виде войска, поднявшего густую пыль на дороге, бросились под защиту городских стен. Многие гнали с собой коров и коз.

На башнях крепости замелькали копья и шлемы воинов.

- Неужто Ростислава успели предупредить? - занервничал Святослав.

Но штурмовать Тмутаракань не пришлось. Ворота города были открыты.

Черниговского князя вышли встречать старейшины, хазарский тадун и епископ тмутараканский. За ними вышла толпа именитых горожан и купцов, среди которых были и греки, и арабы, и хазары, и персы…

Святослав въехал в город, одной рукой сжимая поводья, другой - рукоять меча. Грозным взглядом князь озирал кривые улицы, плоские крыши домов, с которых наблюдали за происходящим женщины и дети. Давно он не бывал здесь. Чем встретит его этот разноплеменный южный город? И почему без боя впускает его Ростислав в тмутараканские стены?

Святослав спешился на площади перед княжеским дворцом и, сопровождаемый боярами, приблизился сначала к епископу, сняв с головы островерхий шлем. Епископ перекрестил князя, прочел короткую молитву во здравие.

Затем Святослав шагнул к старейшинам.

- Где Ростислав, коего вы у себя князем посадили, изменники? - громко спросил Святослав, не слушая разноголосых приветствий. - Где вы его прячете?

- Ростислава нет в городе… Ушел вместе с дружиной. Еще вчера ушел, - наперебой заговорили старейшины и замахали руками на восток.

Святослав в недоумении оглянулся на своих бояр. Те ничего не понимали.

Вперед выступил Гремысл и жестом подозвал к себе хазарского тадуна.

Хазарин подошел, поклонился сначала Святославу, потом Гремыслу.

- Как поживаешь, Азарий? - спросил Гремысл. - Всех конокрадов переловил?

- С этим бороться бесполезно, воевода, - опустив глаза, ответил тадун, - жизнь моя только в седле и проходит.

- Жаловал тебя Ростислав?

- Жаловал, а с собой вот не взял. Святослав повернулся к хазарину:

- Говори, где Ростислав?

- Ушел в горы к касогам, княже.

- Когда?

- Вчера поутру.

- Сечи со мной убоялся иль замышляет что?

- Не ведаю, князь.

- Молвил Ростислав перед уходом, - вступил в разговор епископ Варфоломей, - что из всех дядьев только Святослав Ярославович ему люб, не смеет поднять меч на него. Не стану, говорит, за добро злом платить.

- Так куда же он отправился, святой отец? - нетерпеливо спросил Святослав.

- Люди сказывают, хотел Ростислав на службу к грузинскому царю наняться, - ответил епископ. - Может, это и правда, а может, и нет.

Святослав бросил вопросительный взгляд на Гремысла. Воевода отрицательно помотал головой:

- Не такой человек Ростислав, чтоб к кому-то на службу наниматься. Иное у него на уме, а что - понять не могу.

- Вот дал Бог племянничка! - сердито промолвил Святослав и выругался.

Епископ поспешил осенить себя крестным знамением и осуждающе посмотрел на князя…

Святослав разместил свою дружину в городе. Глеб, его гридни[57] и челядь вновь поселилась в белокаменном дворце, построенном еще Мстиславом.

Каждый день Святослав думал над тем, вернется Ростислав в Тмутаракань или нет? И далеко ли направил он бег своих коней?

Жаловался Святославу катепан[58] херсонесский Дигенис: Ростислав, мол, грозился изгнать византийцев из Таврии и Зихии[59], корабли строить начал.

Не лгал катепан. Те корабли Святослав своими глазами видел на берегу бухты, большие, ладные, пахнущие свежей сосной, со звериными носами. Иные уже почти готовы. Разговаривал и со строителями-корабелами (в основном это были русичи с Волыни и Новгорода), никто из них не скрывал, что собирался Ростислав идти на греков по морю. Недружелюбно поглядывали корабельные мастера на черниговского князя, видно было, что в душе каждый из них против него.

Не мог понять этого Святослав. Разве он и сын его притесняли русских людей в Тмутаракани? Разве не отцом удел тмутараканский ему завещен? И чем это расположил к себе Ростислав здешних русичей и не только русичей?

- Не иначе, приворожил он тут всех и каждого, - зло говорил Святослав, меряя шагами мраморный пол дворцовых покоев. - Не золотом же купил всех тмутараканцев, откуда у него столько золота? Ох, попался бы Ростислав мне в руки!

Бояре Святославовы лишь молча переглядывались: что можно сказать?

Глупец поймет, что не хотят здесь видеть князем Глеба: вроде и не противятся здешние люди, а несогласны. Коль воротится Ростислав, опять все за него горой встанут.

- Может, послать гонца к царю грузинскому, чтоб придержал Ростислава, ежели тот и впрямь у него, - предложил Перенег.

- Тогда уж и к касогам гонца слать надобно, - вставил Гремысл.

- А коль нет Ростислава ни у касогов, ни у грузин? - спросил Святослав.

- Пустое это дело, - махнул рукой Ратибор, - искать ветра в поле.

- Что же, век тут сидеть, Ростислава дожидаючись? - Святослав впился глазами в Ратибора.

Ратибор в раздумье пошевелил густыми бровями.

- Думается мне, княже, что Ростислав недалече, - медленно проговорил он. - Верных людишек у него в Тмутаракани хватает. Вот он и ждет от них сигнала, когда мы уберемся отсюда.

Святослав нахмурился - может, и верно.

- Коль это так, то надо оставить Глеба с малой дружиной в Тмутаракани, а нам с остатним войском к северу податься, будто домой, - сказал боярин Перенег. - Эдак мы заманим Ростислава в Тмутаракань. Сами же обратно нагрянем как снег на голову!

Задумался Святослав. «Перенег дело говорит. Если Ростислав на хитрости пустился, то его хитростью и одолеть надо. А сидеть в Тмутаракани и ждать - без толку».

- Быть посему, - объявил Святослав. - Завтра утром поднимаем полки. В городе останется Глеб с тремя сотнями воинов, при нем будет Гремысл. О том, как гонцами ссылаться будем, после поговорим.

Давыд попросился было с Глебом остаться, но Святослав отказал.

Так, в начале июня черниговская дружина вышла из Тмутаракани и двинулась к переправе через Кубань, растянувшись на узкой дороге, вьющейся среди возделанных полей и белых мазанок.

В тот же день Глеб собрал народ на площади. Произнес короткую речь молодой князь, в которой упомянул о перемене власти в Тмутаракани лишь с ведома черниговского князя, ибо так повелось еще с Мстислава Храброго, а узаконил обычай этот Ярослав Мудрый. Ростиславу, ежели придет он с повинной головой, дядья дадут стол княжеский на Руси. Ему же, Глебу, на тмутараканском столе сидеть суждено не своею волей, но волей отцовой.

Народ слушал молодого Святославича в глубоком молчании. Гладкие речи ведет Глеб, а как на деле править станет после того, как указали ему путь от себя тмутараканцы. Дружина у Глеба хоть и невелика, да мужами ратными крепка. Один Гремысл в сече пятерых стоит, к тому же сердит воевода на горожан и не скрывает этого.

На торжищах Тмутаракани не утихает суета и толчея. Что ни день, приходят из-за моря торговые суда, расцвеченные разноцветными парусами. Горы товаров громоздятся на пристани, еще больше по хранилищам распихано. В Тмутаракани кроме русских и хазарских купцов чуть ли не круглый год живут купцы со всех концов света.

На улицах, примыкающих к рынкам, стоят дома ремесленников: камнерезов, кузнецов, стеклодувов, гончаров, кожевников… Не всяк по-русски разумеет да всяк дело свое знает.

Ходят по рукам здесь самые разные монеты, но больше в ходу серебряные арабские дирхемы и греческие драхмы. Повсюду на торговых площадях стоят низенькие столы менял, сидящих на сундуках с самой разнообразной монетой. Подходи, заезжий гость, поменяют тебе медные персидские фельсы на русские куны и гривны либо на франкские солиды или на золотые «змеевики» Владимира Красное Солнышко (они особо ценились среди купцов).

Спокойно было в Тмутаракани с той поры, как ушел отсюда Святослав с дружиной, но витала в воздухе какая-то тревога. Кроме княжеских мытников всюду шныряли вооруженные Глебовы дружинники, днем и ночью объезжала город конная стража. Начеку был князь Глеб, а вместе с ним и весь город.

Тадуна хазарского Гремысл отправил с глаз долой, якобы с поручением. А сам с таинственным видом молвил Глебу: «Скоро вернется хитрец Азарий и Ростислава приведет за собой».

Но дни проходили за днями, а Ростислав не объявлялся.

Прошел июнь, наступил июль. К Андрееву дню[60] иссякло терпение Святослава. Отправил он к сыну гонца. Послание было коротким: «Уповай на себя, а не на Бога, сын мой. Даю тебе еще три сотни дружинников для крепости твоего духа. Будь здоров!»