Хент - Раффи

Однако достоверно было лишь то, что Вардан был известный в этом крае отчаянный контрабандист. Для такого занятия у него были все необходимые качества: храбрость, ловкость и изворотливый ум. В вечной борьбе с опасностями и приключениями у него выработались твердая воля и отвага.

Была еще одна черта у Вардана. Не один Томас-эфенди считал его чудаком, и в селе О… и в ближайших местах — везде он был известен под прозвищем «Хент».

В чем же заключалось его чудачество, или сумасбродство? Вардан не был глуп; он много читал и много знал. Он понимал людей и жизнь и, несмотря на молодость, уже испытал многое и перенес много несправедливостей. Его считали чудаком, сумасбродом, потому что он не мог лицемерить и шел против людских предрассудков. Вардан был слишком правдив: замечая дурное, он говорил правду в лицо.

Он не скрывал даже своих недостатков и рассказывал о них всем, а таких людей принято считать чудаками. Люди требуют, чтобы человек с виду был одним, а в душе другим, и презирают тех, кто говорит правду.

Многих из пророков и философов, и даже известных Пахлула и хаджу Насрэддина, при жизни считали чудаками, хотя в их чудачествах оказалась своеобразная мудрость. Вардан не был ни философом, ни мудрецом, но его суждения, понятия, склад ума и необычное обращение с людьми казались многим дикими и странными.

Сообщив Лала, что он привез хороший подарок, который вручит ей под секретом, Вардан на этот раз должен был изменить своей привычке быть откровенным. Какое-то непонятное чувство заставляло его поступить так, как будто в его сердце скрывалось нечто новое, заветное, что должно быть сохранено в тайне от всех. Он искал случая встретить ее в уединенном месте, чтобы никто их не видел. Наконец такой случай представился.

Уложив свои вещи, Вардан удалился в сад, чтобы отдохнуть под защитой тенистых деревьев.

Мы забыли описать расположение двора старика Хачо. Большая часть его была засажена густыми деревьями и кустарниками. Деревья и кусты росли так густо, что в нескольких шагах ничего нельзя было разглядеть.

Он чувствовал в сердце сладостное волнение. В такие минуты деревья и цветы говорят сердцу больше, чем люди. Вардан лежал на мягкой траве и сквозь густые ветви деревьев глядел на голубое небо, следя за быстро плывущими облаками, которые, набегая одно на другое, сливались в темные пятна. Это предвещало бурю. Нечто подобное совершалось и в сердце Вардана: неопределенные стремления, таившиеся в его душе, слились в то высокое чувство, которое зовется любовью…

Вардану давно было известно, что Степаник девушка, а не мальчик, знал он и причины, которые заставили ее родителей одевать и воспитывать свое дитя как мальчика.

Именно это и возбудило внимание и сочувствие впечатлительного юноши к несчастной девушке. Чувство жалости уступило место чувству любви. Но до этого дня оно было немо и таилось в сердце Вардана. Ни разу он не говорил Степанику о своих чувствах; никогда не относился к ней, как к девушке, напротив, держал себя очень осторожно, чтобы никто не догадался о том, что тайна Степаника ему известна. А Степаник, привыкшая к Вардану, несмотря на всю свою осторожность, иной раз невольно выказывала женские качества.

Долго лежал Вардан в саду, беспокойно поворачиваясь с боку на бок. Вдруг он услышал шелест и, обернувшись, увидел Степаника, идущего к нему. Сердце молодого человека встрепенулось и забилось, как никогда еще не билось это железное сердце. Степаник подошел и, нерешительно остановившись в нескольких шагах, сказал:

— Обед готов, отец зовет тебя.

— Эфенди там? — юноша поднялся и присел на маленький холмик, над которым деревья образовывали нечто вроде беседки.

Степаник ответил с гримасой:

— Ах, чтоб его черти взяли, он там.

— И ты его не любишь, Степаник?

— Кто же его любит?

Вардан подумал, что настал удобный момент вручить привезенный подарок, и попросил Степаника подождать, пока сходит за ним. Он побежал в комнату, где был сложен его товар, и через несколько минут вернулся со свертком в руках. Войдя опять в беседку, он пригласил туда Степаника.

— Но отец ждет тебя, — сказала девушка.

— Успеем, посиди со мной, Степаник, рано еще к обеду. А я принес тебе то, что обещал.

Степаник, обрадованная, присела рядом с ним. Вардан вытащил из свертка шкатулочку из черного дерева, украшенную красивыми узорами. Он открыл ее ключиком, и Степаник увидела принадлежности женского рукоделия, расположенные в порядке; тут были ножницы, игольник, наперсток, — серебряные и изящные. В крышке шкатулочки было вставлено зеркальце, а внизу — органчик, который заиграл, когда Вардан повернул ключиком. Степаник пришла в восторг, она первый раз видела такую красивую вещицу.

— Нравится тебе? — спросил Вардан, глядя ей прямо в глаза. — Бери, я дарю это тебе.

Лала, обрадованная подарком Вардана, вдруг опечалилась, точно вспомнила что-то, мешающее ей принять этот подарок.

— Что мне делать с ножницами, наперстком?.. Они годны для девушек… Лучше бы ты привез для меня что-нибудь другое… что интересно для мальчиков. Не девушка же я…

Она произнесла эти слова дрожащим, прерывистым голосом.

Вардан не ожидал от Лала такой скрытности. Он растерялся, но не в силах сдержать волнения, сказал:

— Ты ведь девушка, Лала!..

— Ах, тебе известно и мое имя!.. — сказала она и, вся вспыхнув, склонила голову ему на грудь.

Молодой человек обнял ее, и она взволнованно повторяла сквозь слезы:

— Да, я девушка, я девушка!..

В первый раз сорвалось с ее уст это признание человеку, которого она любила, но не смела говорить об этом никому…

Молодые люди, охваченные любовью, не могли заметить двух глаз, радостно смотревших на них из-за деревьев; это была Сара, привлеченная звуками органчика.

«Теперь Лала спасена»… — подумала она и удалилась.

XV

В приемной старика Хачо был уже накрыт стол. Хозяин дома и Томас-эфенди ждали Вардана; тут же сидели двое полицейских — два негодяя, помогавшие ему во всех его злодеяниях. Больше никого не было, потому что с такими почтенными людьми, как сборщик, сыновья Хачо не осмеливались присутствовать.

— Придет сейчас лаять и, наверное, отравит нам своим лаем обед, — оказал Томас-эфенди о Вардане.

— Хотя он иной раз шутит и резко, но у него доброе сердце, — заметил старшина.

— И я знаю, что он не злой человек, но язык у него ядовит, как у змеи. Нельзя же со всеми одинаково шутить. Не надо забывать, кто такой Томас-эфенди. Стоит мне кашлянуть — все дрожат. Ведь ты видел указ султана! Я тебе вот что еще скажу: вали Эрзерума всегда приглашает меня за стол, и я сажусь с ним рядом. Если не веришь, опроси у них, — указал он на полицейских.

«Лисице приказали назвать свидетеля, она указала на свой хвост». Эти два мошенника были постоянными присяжными свидетелями Томаса-эфенди во всех его рассказах.

— Да разве я не верю? — ответил старшина.

Томас-эфенди был зол на Вардана не только за утреннюю обиду, но и за то, что Вардан, где бы ни встретил эфенди, всегда издевался над ним.

— Если я пожелаю, — сказал сборщик, — переверну вверх дном весь мир и тогда докажу этому негодяю, кто такой Томас-эфенди.

— Молод, — заметил мягкосердечный старик, — молодых людей строго не судят. Он не такой плохой человек, как ты думаешь.

Приход Вардана прервал их разговор. Он был бледен и задумчив. Томас-эфенди, разносивший его минутой раньше, как говорится, «поджал хвост» и с присущим ему лицемерием сказал:

— Милый человек, как долго заставляешь ты ждать себя! Ты ведь знаешь, что без тебя Томас-эфенди не съест и куска хлеба.

— Как не знать… — ответил молодой человек и, не глядя на него, сел на свое место.

Во время обеда Вардан говорил мало и выглядел грустным. Всегда веселое лицо его теперь точно потускнело Любовь, рождающая радость и счастье и услаждающая горечь жизни, повергла этого человека в грусть. Он очень мало ел, но много пил, точно стараясь забыться.

Томас-эфенди по обыкновению болтал без умолку. Чего только не рассказывал он о своем прошлом. Все его рассказы должны были доказать, что Томас-эфенди личность весьма выдающаяся. Патриарх Нерсес всегда называл его «сыном». О Хримяне[16] отзывался он не особенно лестно, так как Хримян человек простой и снисходит до бесед с носильщиками из Вана и Муша. Нубар-паша в письмах к эфенди всегда называет его «благородным другом». На берегу Босфора у него есть дворец, который в аренде у англичан, он пожертвовал много денег на Иерусалимский храм, в монастыре св. Иакова ежедневно совершается панихида по его умершей родне, и, наконец, между ним и известным Отяном-эфенди[17] попортились отношения потому, что Отян хотел выдать за него свою дочь, а он, Томас-эфенди, не захотел на ней жениться… Вардан не слушал его, но зато старшина слушал с большим вниманием «Как счастлива будет моя Лала, — думал старик, — если выйдет за человека, отказавшегося от руки дочери Отяна, за эфенди, у которого на берегу Босфора есть свой дворец».