В глубине Великого Кристалла. Легенда о Хранителе - Крапивин Владислав Петрович

Чувствуя внутреннюю дрожь и понимая, что окончательно уходит он из прежней жизни, Галька сипло проговорил:

– А… зачем специальный человек? Я сам знаю протоку. Мы с ребятами ее вдоль и поперек переплывали. И на лодке, и так… У вас есть карта?

– Господин Бенецкий! – сказал Красс в открытую дверь.

Заряд №3

Капитан и штурман не скрывали от Гальки ничего, рассказали весь план. За исключением одной детали (но она сейчас не играла роли). Галька, в свою очередь, толково показал на карте, что если взять от главного фарватера влево еще за полмили до форта, а в протоке держаться почти вплотную к острову, то мелкосидящий броненосец нигде не заденет дна… Да, Галька понимает, что конструкция дурацкая и днище у монитора хлипкое в отличие от палубной брони. Но ведь осадка всего полтора метра, а глубина, если идти точно, не меньше сажени.

Да, если будут видны контуры берегов, Галька покажет, где брать курс на протоку. Вот тут, на створе старой мельницы и Маячной башни… Что? Откуда знает, что такое створ? Учил же он географию! И память у него лучше всех в классе, это даже латинист Ламм признавал…

Якорная стоянка за островом? Удобнее всего вот здесь. Глубина небольшая, но хватит. Правда, когда рассветет, с форта могут увидеть за Китовым островом мачты и даже трубу.

– Это уже не важно, – сказал артиллерист.

– А какое там дно? – спросил Красс.

– Плотный песок… Надо только быть осторожным, в одном месте под водой торчит чугунная свая, – честно сказал Галька. – Но я покажу где… Я там все помню».

…– Это он по правде? – Мальчик свесил с койки голову и от волнения колотил по одеялу ногами. – Неужели он решил стать предателем?

– Ты считаешь, что это все-таки предательство?

– Конечно!.. Ой, я знаю! Он заманит их в ловушку?

– Ты вспомни. Там, в песчаном дне, торчала не одна балка. Самая высокая – та, с которой нырял Лотик. Но были и другие, только глубже. Над ними монитор мог пройти и стать на якорь. Впритирку, но мог…

– Ну и что?

«…Галька помолчал, глядя на карту. Потом осторожно, будто пробуя слова на ощупь, проговорил:

– Только я все-таки боюсь…

– Чего же, мальчик? – Красс, видимо, принял Галькину осторожность за простую детскую робость.

– Вот ваша пушка… – Галька через плечо глянул на артиллериста. – Она ведь вверх стреляет, по крутой дуге, да?

– Естественно. Это же мортира.

– Такая громадная… А от отдачи бывает осадка?

– Случается. При хорошем заряде иногда палубу заливает… А! Ты боишься, что коснемся дна?

Галька кивнул и быстро отвернулся. Пусть думают, что и вправду боится. За монитор.

– Ты умница, – сказал Красс. – Но если дно плоское и песчаное, ничего не случится. Другое дело, если острые камни… Но ведь их там нет?

– Камней там нет…»

Мальчик поколотил ногой о ногу, словно таким способом поаплодировал.

– Здорово он придумал!.. Только… Ой…

– Что?

– Но ведь бомба-то все равно вылетит! По городу!..

Пассажир покивал:

– Речь шла и об этом. Но Гальке объяснили, что выстрел – это лишь демонстрация силы, чтобы ошеломить противника. Гальку даже спросили:

«– Что ты посоветуешь? Куда послать бомбу, чтобы не было напрасных жертв?

– Вот сюда. – Галька уткнул палец в карту, в левый берег с планом набережной и ближних улиц. – Здесь площадь перед магистратом, а домов, где кто-то живет, нет… – Он успокоенно подумал, что дом, где родители, брат и Вьюшка, вообще на другой стороне холма. И все же спросил с тревогой: – А правда никого не поубивает?

Красс переглянулся со старшим артиллеристом, похожим на гимназического учителя географии. Тот объяснил:

– Видишь ли… здание магистрата образует дугу и создает замкнутое пространство. Оно с фасада, конечно, будет разрушено… В нем кто-нибудь есть по ночам?

«Только желтая кожаная кукла», – с болью вспомнил Галька и покачал головой. Артиллерист продолжал:

– Не скрою, что во многих домах вылетят стекла, кого-то скинет с кроватей… Могут быть случайные жертвы… Это война…

Капитан-командор смотрел на Гальку твердо, честно. Его лицо сейчас было как у древнего Красса – римского полководца из учебника истории. И Галька невольно подтянулся, встал прямо.

– Галиен, – сказал капитан-командор. – Мы же не скрываем: ты идешь на серьезное дело. На суровое. Ты выбрал сам… Я должен предупредить: если ты задумал хитрить, лучше не надо. Получится, что ты диверсант и воюешь против нас. А для тех, кто воюет, законы одинаковы – и для взрослых, и для мальчиков. И как поступают с диверсантами и шпионами, ты знаешь…

Крупные мурашки пробежали по Гальке от затылка до пяток. Но он не отвел взгляда.

– Я знаю.

– Может быть, тебе лучше уйти? Мы дадим тебе на дорогу еду, одежду, деньги… Я не хочу для тебя беды.

– А вы не боитесь, что я вернусь в город и расскажу, как вы собираетесь напасть? – в упор спросил Галька.

– А мы в этом случае и не пойдем в Реттерхальм, – тем же тоном ответил Красс. – Значит, не судьба. Мы изменим планы.

Галька опустил голову и с полминуты думал. Красс и Бенецкий терпеливо и понимающе молчали. Галька нащупал в кармане монетку Лотика. И глянул на Красса чисто, спокойно.

– Нет, я проведу вас в нужное место. Как договорились.

Он проводит. И обратно монитору не уйти. А ненавистное серое здание магистрата – с его башнями, часами, арками и узкими тюремными окнами – пускай рушится и горит. Пусть!

«Это вам не трамвай, – подумал Галька. – Звону будет побольше… А все-таки Брукман врет. Я помню точно: трамвай затормозил раньше, чем я прыгнул…»

«Трое суток монитор простоял у лесного мыса в шести милях от Реттерхальма. Замаскированный, незаметный с реки и с берега. Да и некому было замечать, место безлюдное.

Большинство моряков жило на берегу, в сарае и шалашах.

Экипаж монитора состоял из сорока человек. Многие относились к Гальке добродушно. Звали в свой кружок во время обеда, дарили вырезанные из сучков свистульки, иногда со смехом просили: «А ну, юнга, расскажи, как ты обезоружил нашего боцмана». – «Да ну… – скромно говорил Галька. – Это я с перепугу. Думаю, как выстрелит! Вот и дернул за дуло…»

Были и такие, кто не обращал на Гальку внимания. Но только двое смотрели враждебно: лейтенант Хариус открыто заявил, что не верит мальчишке ни на грош, а боцман… ну, этот ясно почему злился.

Галька жил свободно. Выстроил себе индейский вигвам, часами бродил по лесу… Или ляжет в траву и смотрит на облака. И думает. О многом…

Думал он и по ночам, один в вигваме. И чем дальше, тем изнурительнее становились мысли. Не давала ему покоя история с трамваем. «Ведь он же затормозил раньше!..» Ну а самое главное – Гальке уже не казалось, что это будет здорово, когда бомба разнесет магистрат. И когда полетят повсюду стекла… Пусть даже никто не пострадает, но наверняка обрушатся хрупкие фонтаны, повалятся из ниш чугунные рыцари (в том числе и «Колченогий Том», за которым любил укрываться Галька, когда играли в пряталки). И возможно, вспыхнут пожары…

Шар на маяке, наверное, лопнет и осыплется битыми стеклами от ударной волны.

…А если вдруг выстрел будет неточным и снаряд врежется в гущу домов?!

Утром Галька так и спросил у старшего артиллериста: – А если выстрел будет неточным?

– Это исключено, – спокойно, даже чуточку лениво ответил Бенецкий. – Я понимаю твой страх, но он напрасен. Пойдем. – Он повел Гальку в недра монитора, где пахло сухим теплым железом. Включил фонарик. Открыл в зарешеченной каютке стальной клепаный рундук. – Смотри.

Внутри лежали длинные холщовые мешочки с черными буквами и цифрами.

– Это артиллерийский порох. Так называемые картузы. Каждый взвешен с аптечной точностью. Они закладываются в орудие по строгому расчету. Потом на дуге прицела устанавливается точнейший угол стрельбы. И не просто так, а в соответствии с таблицами… Вот их сколько… – Артиллерист повел фонариком. На железной полке стояли одинаковые серые книжки. – Это гарантирует стопроцентное попадание… Ну? Я тебя убедил?