В глубине Великого Кристалла. Легенда о Хранителе - Крапивин Владислав Петрович

Был этот, с позволения сказать, корабль тихоходным даже по сравнению со своими собратьями. Маломаневренный, и главное – с нелепым вооружением. Из широкого разъема полусферической башни (похожей на купол обсерватории) смотрела пасть единственного орудия. Это была осадная сорокавосьмидюймовая мортира, кое-как приспособленная для судна. Ее назначение – швырять по навесной траектории круглые снаряды метрового диаметра и чудовищной разрушительной силы. Пока монитор «Не бойся» в составе флотилии принимал участие в осадах и штурмах, мортирное вооружение себя как-то оправдывало. Но время крупных баталий прошло, а одиночное крейсерство с таким «громыхальником»… Это все равно что человек шел бы в разведку с трехпудовым фугасом под мышкой.

У экипажа было, конечно, и стрелковое оружие, но много ли с ним навоюешь? В крайнем случае, высадишься в рыбачьей деревне, чтобы пополнить съестные припасы, вот и все.

Элиот Красс полагал, что такие «десанты» – не дело. Не война это. Он не был воинственным по натуре и предпочитал ходить на парусниках, но, с другой стороны, он являлся офицером военного флота, противником монархии и давним другом покойного адмирала. И посему считал долгом, пока не заключен мир, не отсиживаться в тихих местах.

Командовать монитором оказалось непросто. Одна из причин – та, что в экипаже собрались главным образом бывшие моряки Юр-Тогосской флотилии (и даже два матроса с потопленного «Клада»). Открытых трений не возникало, дисциплина есть дисциплина, однако в отношениях ощущалась натянутость. Из офицеров можно было положиться лишь на механика и старшего артиллериста (он же – штурман). Зато помощники капитана… Ладно, первый лейтенант, белобрысый меланхоличный Клотт, был, по крайней мере, сдержан. Но красавчик Хариус вел себя несносно. В кают-компании монитора – тесном железном ящике с заклепками по стенам – за столом то и дело возникало неловкое молчание после ребячьих дерзостей второго лейтенанта.

– Мальчик еще, – сказал однажды механик. – Ершится и краснеет. Уши бы надрать…

Но это был не просто мальчик, а злой мальчик. Даже подловатый. Запанибрата держался с пожилыми матросами, а молодым, случалось, тыкал украдкой кулаком в зубы… Но в то же время – не трус. Первым одобрил план командира: проскользнуть мимо форта к Реттерхальму, атаковать противника с тыла, взять с города контрибуцию, вывести из строя береговую артиллерию, а два орудия установить на мониторе вместо бесполезной мортиры.

Впрочем, другие моряки – и матросы, и офицеры – тоже поддержали Красса. Лишь старший артиллерист капитан-лейтенант Бенецкий счел необходимым заметить:

– Но риск, господа. Если первый выстрел окажется неудачным, мы – в ловушке. Вторым выстрелом можно только сигналить о сдаче, он будет холостым.

Все это знали. В орудийном погребе монитора из двадцати ячеек для гигантских бомб оставалась занятой лишь одна. И пополнить боезапас было невозможно: на складах в Черном Обруче таких старинных снарядов не осталось. Элиот Красс ласково сказал артиллеристу:

– Чтобы выстрел оказался безошибочным, это ваша забота, голубчик. Тогда взрыв нашего «шарика» парализует гарнизон форта и вызовет панику в городе… Вы же виртуоз, господин Бенецкий. Вспомните, как вы рассчитали выстрел по казематам Кондорхауса.

Артиллерист слегка поклонился, но педантично уточнил, что для расчета необходима привязка на карте: точное место монитора в момент выстрела.

Карта реки и окрестностей Реттерхальма у них была. Хотя и старая, но подробная, крупного масштаба и с точной координатной сеткой. Но как незаметно провести монитор мимо форта, как не напороться на подводные сюрпризы и где поставить броненосец на якорь, с одной картой не решить. Нужен был знающий человек, желательно из местных жителей.

Гальку отвели на стоявший у берега монитор, накормили в кают-компании. Куски остывшей каши и мелко рубленную солонину он глотал с жадностью изголодавшегося зверька. И так же, как в зверьке, сидела в нем настороженность. Где он? В ловушке?

Именно ловушку, тюрьму, напоминала тесная кают-компания. В иллюминаторах под низким потолком плескалось солнце, но блики его лишь подчеркивали сумрачность железной комнатки. Единственным ее украшением было старинное кресло капитана. Седой командир монитора сидел в этом кресле и, не глядя на Гальку, листал корабельный журнал. Больше никого не было.

Пришел вестовой в голландке (как у Гальки), поставил кружку с кофе, вышел…

Чего хотят эти моряки? Зачем им Галька?

Всю жизнь он знал, что люди с мониторов – это враги. Но, с другой стороны… чьи враги? Реттерхальма? Ну и что? Город вышвырнул, выплюнул Гальку, как выплевывают случайно запеченный в хлебе камешек! Обратного пути нет…

Он взял кружку двумя руками, уткнул в нее нос, замер… Командир монитора шевельнулся и вздохнул:

– Кофе у нас, конечно, – бурда. Не то что в кондитерских Реттерхальма, а?

Галька молча поставил кружку. Встретился с командиром глазами. Тот сказал тихо:

– Так что же с тобой случилось, малыш?

Упав щекой на стол, Галька ощутил под скатертью из старого сигнального флага все то же клепаное железо…

Через полчаса офицеры собрались на корме. Монитор укрывала маскировка из ветвей, к двум тонким мачтам и трубе были привязаны березки. И тем не менее железо уже нагрелось от солнца.

– Спит пока, – сказал Красс. И посмотрел на Хариуса. – Нет, лейтенант, это не лазутчик. Если бы вы видели его во время разговора и вспомнили свое детство, то поняли бы это сразу. Лазутчики так не плачут… Впрочем, вы в том возрасте, когда детство еще не вспоминают… – Он не мог отказать себе в удовольствии кольнуть нахального мальчишку.

Лейтенант Хариус заполыхал щеками и ощетинил усики.

– Воспоминания детства не входят в мои служебные обязанности, господин капитан-командор! Что же касается должности второго лейтенанта…

– То вы исполняете ее отменно, не спорю, – примирительно закончил Красс. – Не кипятитесь, я приношу извинения… Господин Бенецкий, карта при вас?

– Да… Вы полагаете, капитан, мальчик может быть полезен?

– Надеюсь. Мне кажется, сама судьба его послала.

– Судьба-то судьба… – Артиллерист потрогал свое штатское пенсне. – Однако все-таки есть какие-то правила чести. Получится, что мы толкнули ребенка на предательство.

– Мы на войне, господин штурман! – опять вспыхнул Хариус.

– К сожалению, – сказал Красс. – К тому же пока что все наоборот: город предал мальчишку и толкнул его к нам. Я поговорю с мальчиком сам.

Разговор случился в полдень, когда Галька отоспался на узком клеенчатом диване кают-компании.

– И что же нам с тобой делать? – задумчиво спросил Красс. Увидел, как напрягся Галька, и поправился: – Точнее, что ты сам-то думаешь делать?

Галька пожал плечами, обмяк.

– Мы могли бы оставить тебя на мониторе. Если хочешь… – Капитан-командор смотрел мимо Гальки в открытую дверь. – Но… мы ведь, как ни верти, люди разных воюющих сторон. Реттерхальм поддерживает короля.

– Я ни с кем не воюю, – хмуро сказал Галька. – А Реттерхальм я ненавижу.

– Ты в этом уверен? Там твои родные…

– Родные… Они ведь не целый город. А он… – Галька проглотил комок и вскинул опять набухшие слезами глаза. – Я тогда подошел к окнам и смотрю… Под луной хорошо видно… город. И он спит. Им всем наплевать на меня… А я… Почему я должен их любить?

Он говорил искренне, и капитан-командор Красс, много повидавший и много понимающий человек, уловил эту искренность мальчишки.

– Тогда ты, может быть, не откажешься помочь нам?

– А… что надо делать?

– Надо проводить в город двух наших людей и помочь им отыскать опытного человека: лодочника, рыбака. Того, кто проведет ночью монитор мимо форта, в протоку. И укажет за островом подходящее место для якорной стоянки…

– А… если этот человек не захочет?

– Ну… мы ведь на войне, мой мальчик. Не стану скрывать: заставим.