Жизнь – Подвиг Николая Островского - Иван Осадчий

Как ты живешь, что у тебя хорошего, напиши мне обо всем. Читала ли ты отзывы о книге, если нет, то не прислать ли тебе некоторые из них. Вторую книгу пришлю, как только выйдет из печати. В последней главе будет несколько слов и о Гале Алексеевой, помогавшей Корчагину создавать его «Сталь». Жму твою ручонку. Н.О. Привет от мамы.»

5 октября 1933 года: «Милая Галя! Закружила меня молодежь – 29-го пятнадцать лет комсомола. Знай, отныне я – почетный комсомолец и вновь молод, как и ты. К юбилею комсомола мою книгу прорабатывают все ячейки и клубы Сочинского района.

Читают ее по радио. Приходят секретари: «Дайте вашу книгу!» а у меня нет.

Прошу тебя: сегодня же, Галочка, забеги в библиотеку и добудь хотя бы одну мою книгу и пошли мне заказной бандеролью. Деньги для расчета с библиотекой сейчас же пришлю. Кроме тебя, ни на кого не надеюсь…

…Сейчас же ответь мне. Я тебя не забываю… Добудь книгу, Галинка, обязательно. Жму ручонку. Привет от мамы. Николай Островский».

25 августа 1934 года: «Милая Галочка! Сегодня Катя (Екатерина Алексеевна – сестра писателя. Прим. И.О.) едет в Одессу, а оттуда в Киев. Она передаст тебе желанную вторую книгу, в ней есть несколько слов и о Гале Алексеевой, секретаре моего друга Павлуши. Обо мне тебе расскажет все Катя, поэтому в письме буду краток. Делается все, чтобы зимой я возвратился в Москву, но все решает ЦК.

Возможно, зимой встретимся. Мы тебя не забыли. Привет тебе от матушки. Набирайся сил, девочка, отдыхай, озоруй, но не очень. Жму твою ручонку. Николай.

Книгу должны прочесть как можно много товарищей, не жалей ее и не держи под спудом. Это все, что я хочу».

…К сожалению, Николай Островский с Галиной Мартыновной Алексеевой больше не встретился.

…Такова эта женщина, которая по праву заслуживает уважения и признательности всех неисчислимых друзей Островского – Корчагина. (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 3. М., 1956, Госиздат художественной литературы. Стр.110, 112, 114, 122–123, 130, 134,135, 188).

…Хмурый февральский день 1932 года, когда пришла весть о победе, стал одним из самых счастливых дней в жизни Николая Островского. Это звучит в его письмах самым близким друзьям. Вот строки из письма П.Н.Новикову: «Дверь жизни широко распахнулась передо мной. Моя страстная мечта – стать активным участником борьбы – осуществилась».

Письма читателей рассказывали о том, что книга его нужна молодежи в её жизни и труде, что Павел Корчагин, как верный друг, примером своим учит бесстрашию в борьбе с трудностями, упорству в достижении цели.

«Молодежь тепло встретила книгу, и это является наибольшей радостью моей жизни», – говорил писатель. «Дорогим своим сокровищем» считал Николай Островский письма читателей. Но, пожалуй, самыми ценными из них были письма бойцов, которые называли писателя «снайпером художественного слова», а его книгу – «учебником жизни и борьбы».

Идейно-воспитательное, патриотическое значение книги «Как закалялась сталь», её мобилизующая роль были высоко оценены Главным Политическим Управлением Красной Армии: первое издание на 80 % было забронировано за красноармейскими библиотеками.

В письме политзаключенных рижской тюрьмы говорилось, что жизнь Павла Корчагина «похожа на миллионы других жизней. Будто он взял по кусочку от каждой из них, чтобы показать, как надо её строить». И действительно, в Корчагине, как в фокусе, отразились лучшие черты миллионов пролетарских бойцов и строителей новой жизни. Все это говорило о том, что сбылась самая заветная мечта, которая владела Островским, когда он писал «Как закалялась сталь»:

«Я хочу, чтобы во время чтения её читателями овладевало прекраснейшее чувство – чувство преданности нашей великой партии». Именно эта мысль пронизывает тысячи писем, полученных Николаем Островским от читателей.

С огромной радостью Николай Алексеевич Островский писал своему другу, старому большевику Х.П.Чернокозову о том, что он снова стал «бойцом действующим», что он возвратился в строй, на передовую линию борьбы за социализм.

…Радость, рожденная изданием первой части книги «Как закалялась сталь», звучала в его письмах многим друзьям. При этом он умалчивал об истинном состоянии своего здоровья. О нем повествует в своих воспоминаниях М.К.Павловский, лечащий врач и большой друг писателя:

«В феврале 1933 года, в бытность мою главным врачом Сочинской районной больницы, за мной заехал секретарь районного исполкома В.Р.Бондарев и пригласил посетить больного писателя Н.А.Островского. Автомобиль подвез нас к домику № 47 по Ореховой улице. Мы вошли в скромный флигель, расположенный в глубине двора.

…Почти на середине комнаты стояла кровать, на которой неподвижно, наподобие статуи, лежал молодой человек лет около тридцати. Черные непокорные волосы обрамляли его широкий лоб мыслителя. Лицо было энергично. Приветливая улыбка пробегала по его губам. Потухшие навсегда глаза делали бесполезными усилия разглядеть вошедших в комнату.

Вся окружающая обстановка и этот неподвижный человек произвели на меня гнетущее впечатление, усиливающееся под влиянием окружающей тишины. Сердце сжималось от сочувствия к этому страдальцу.

Я стряхнул с себя тяжесть первого впечатления. Мы познакомились с Николаем Алексеевичем. Начался обычный медицинский опрос больного с выяснением необходимых в таких случаях подробностей, касающихся самочувствия, режима и вообще быта больного. На все вопросы Николай Алексеевич отвечал точно, кратко.

Среди этого опроса больного у меня невольно росло чувство глубочайшего к нему уважения, и, я сказал бы даже, восхищения перед необычным мужеством. Целая группа болезней лавиной обрушилась на это некогда могучее тело. Больной был в расцвете своей жизни, но злая судьба отобрала у него все ее радости, оставив ему одни непрерывные страдания.

Первым движением сердца было желание как-то утешить его, выразить ему соболезнования.

…В результате осмотра я диагностировал: одеревенелость позвоночника, прогрессирующий, обезображивающий суставный ревматизм, слепоту на оба глаза, почечные камни, левосторонний сухой плеврит…

Кроме того, имелась весьма значительная атрофия мышц. Конечности больного, вследствие окостенения суставов, были совершенно неподвижны. Шея так же неподвижна. Вращение головы невозможно. Только в лучезапястных суставах и суставах рук сохранилась ограниченная подвижность. Движения нижней челюсти также весьма ограничено. Рот открывался лишь настолько, что между зубами проходила пластинка около сантиметра толщиной.

Сердце работало удовлетворительно, с этой стороны опасности не было. Но болезнь, несомненно, имела наклонность прогрессировать.