Жизнь – Подвиг Николая Островского - Иван Осадчий

Неожиданно он оборвал начатую фразу. «Мама, выйди», – мягко сказал он. Я обернулась. В дверях стояла Ольга Осиповна, по ее лицу беззвучно текли слезы. Я вышла вслед за ней.

Когда через несколько минут я вернулась в комнату, Островский, ничего не говоря, спокойно продиктовал две последние фразы своей биографии».

Веское слово в те дни сказал Иннокентий Павлович Феденев. Об этом он впоследствии рассказывал: «…Товарищ Колосов тогда сделал очень много замечаний, но столько много замечаний, что напрашивался вопрос о переделке книги, и Колосов предложил, чтобы Николай Алексеевич взял на себя переделку этой книги.

Я же считал, что этого не нужно делать, и возражал против этого.

Николай Алексеевич и Колосов со мной согласились, и это было правильно, потому что я не знаю, вышла ли бы в свет эта книга».

«Зеленая улица» к печатанию романа была открыта. Еще раз обратимся к воспоминаниям Марка Колосова: «В дни подготовки к печати Островский тяжело заболел крупозным воспалением легких. 10 марта он писал Жигиревой: «В разгар болезни приезжают Феденев и Колосов и настояли о договоре на книгу. Я согласился и сейчас же от Колосова получил двести рублей. Они так были нужны».

Эти деньги равнялись полугодовой пенсии Островского. Он позвал Ольгу Осиповну и с волнением в голосе воскликнул: «Смотри, мама, я уже не иждивенец Родины, я – работник! Значит, мой труд нужен. Возьми эти деньги, и можешь теперь лучше питаться, моя родная!».

И тут же Николай Островский адресует свою радость милому добровольному секретарю: «Итак, Галочка, старт дан!».

Галя Алексеева не только писала под диктовку писателя главы первой части романа «Как закалялась сталь». Она читала Островскому газеты: сначала заголовки помещенных материалов, потом то, на чем задерживалось его внимание…

Читала книги. Часто писала письма Островского в Ленинград, Харьков, Новороссийск…

Она помогала Ольге Осиповне ухаживать за больным.

И он, смирившийся со своей физической беспомощностью, улыбался и тоже шутил по поводу того, что вот, мол, такой молодой парень «чихает и кашляет, как изнеженная барышня, а его носят, как спеленутое дитя…» (С.Трегуб. «Живой Корчагин». М., изд. «Советская Россия, 1968, стр.145, 146, 147).

Еще раз слово Гале Алексеевой: «Я искренне гордилась, когда слышала от него подтверждение своей причастности к его работе. Он говорил: «мы сделаем так…» «мы исправим…» «а теперь мы вот что напишем…»

Островский внимательно прислушивался к замечаниям «своего секретаря». Галя Алексеева была ведь не только его помощником, но и первым читателем. Он говорил ей:

– Когда я видел, с каким удовольствием ты перечитываешь отдельные места рукописи, я уже не сомневался в том, стоит ли мне продолжать работу… Если бы ты знала, как много значит вера в человека!» (С.Трегуб. Там же, стр.145).

Вскоре Николай Островский подарил ей свою книгу с благодарственной надписью: «Галочке Алексеевой – моему другу и помощнику, чьей рукой записаны главы этой книги. В память о совместной работе и нашего приятельства».

В июне 1932 года Островский навсегда покинул комнату в Мертвом переулке: поезд увез его в Сочи. Вместе с ним уехала Ольга Осиповна.

В Сочи Островский не раз вспоминал свою милую московскую соседку, ее «золотые руки», писал ей, надеялся на скорую встречу. Вот строки из писем Николая Островского Г.М.Алексеевой.

5 июля 1932 года он пишет: «В темпе отъезда я не мог проститься с тобой… Я пишу сейчас печальные страницы второго тома. Я буду тебе писать, не забывай и меня. Ведь у меня нет, как у моего друга, – девушки, губы которой тушат боль…»

26 августа 1932 года: «Милый товарищ Галя! Тружусь над первой главой второго тома. Сам пишу. Трудно это. Нет твоих ручонок – быстро бы рождались страницы…

Я хочу тебя, Галушенька, помучить: съезди или позвони в издательство «Молодая гвардия»… и узнай, когда же «сталь закалится»? Обещали выпустить к 25 августа… Напиши мне обо всем и о своем житье-бытье.»

15 октября 1932 года:

«Милая Галя! Привет в день пятнадцатого октября. Моя жизнь – это работа над второй книгой. Перешел на «ночную смену», засыпаю с рассветом. Ночью тихо, ни звука. Бегут, как в кинопленке, события, и рисуются образы и картины…

Книга первая еще в печати… Много сроков слышит каждый автор от издательства. Ничего, теперь уже осталось ждать пару дней. Я сейчас же пришлю тебе, и ты прочти своим. Уже недолго. Здоровье мое много лучше. Загорел, и, в общем, парень на большой палец. Не улыбайся, дитя, – «не такой уж горький я пропойца…». Ты о себе не пишешь. Как твои дни проходят… Ольга Осиповна шлет свой привет. Ожидаю от тебя большого письма. Ты прощай мне долгое молчанье и не забывай писать обо всей своей жизни, и маленькие горя, и небольшие радости… Не хватает второй книге двух ручонок».

16 января 1933 года: «Милая Галочка! Только что получил твое письмо. Я тоже думаю, что мы с тобой будем работать. Моя мечта – это возвратиться в Москву. «Молодая гвардия» поставила вопрос этот перед ЦК. Нужна ведь квартира. Работы же хватит нам с тобой по горло. Я не хочу рассказывать о своих сочинских секретарях, все они не стоят одной твоей ручонки. Это я с грустью утверждаю. Это просто служащие. Я плачу им 120 рублей, и они сухо и скучно работают.

Что писать и как писать, им безразлично, как все это не похоже на наше с тобой сотрудничество. Мне теперь ясна истина – мой секретарь должен быть моим другом, а не чужим человеком. Иначе говоря, нужен кто-то похожий на Галю Алексееву… Я все жду рассказа о твоей жизни. Когда же тебя охватит откровение, и ты перестанешь прятать от меня свои маленькие и большие радости и печали? Если бы я был уверен, что письмо попадет лично к тебе, я написал бы несколько страниц о своей личной жизни.

Вторая книга будет много больше первой. К маю я обязан ее кончить. В мае она будет издана. Когда я буду посылать в издательство рукопись, то пошлю ее на твое имя, а ты залпом прочтешь и затем отвезешь в издательство.

Если я к лету в Москву не возвращусь, то, кто знает, возможно, встретимся здесь, в субтропическом Сочи».

13 мая 1933 года: «Милая товарищ Галя!

Бессовестно много дней молчания с обеих сторон. Нарушаю его. Весь с головой ушел в работу. Создаю последнюю главу второй книги, должную быть самой яркой и волнующей.

Расходую последние силы, за год настойчивой работы – устал. Первого июня книга будет уже в Москве. Месяц отдыха, и приступаю к новому труду. Еще и еще раз вспоминаю тебя в эти трудные дни, твои золотые руки. Секретариат у меня из рук вон.

Получил хорошую квартиру, в саду кругом цветы. Мама с племянницей Зиной девяти лет, пишущей это письмо, живут в одной комнате, а я в другой. Условия для работы хорошие, никто не мешает…