Я ничего не могу сделать - Елена Клещенко

Несомненно, Дандере Мелга был не из тех, кто тратит время на обмороки. Он еще был бледен и потирал лоб над бровью, но в глазах появилось знакомое выражение.

– Сам не знаю, господин Мелга. У нас в деревне была одна старая женщина, она меня учила. Говорила, я способный. Говорила, что я должен почувствовать между ладонями теплый шар красного цвета, а потом втянуть его в руки, к локтям. Но у меня не каждый раз получается.

– Ишь ты, – Мелга покачал головой, – красный шар. Много раз слышал и никогда не верил. Что ты делаешь на архитектурном, парень? Мог бы открыть практику и кушать с золотого блюда! Это же бедствие нации – мигрени. Военные что-то изуродовали в атмосфере своими бомбами, теперь эти дьявольские магнитные флуктуации чуть ли не каждый день.

Дэк посмотрел на него и решился.

– Господин Мелга, вы слышали про излучатели в Центральных Губерниях? Про выродков, про внушение сверхценных идей?

Дандере Мелга нахмурился.

– При чем здесь… А-а, понял. – Он откинулся в кресле, закусил незажженную трубку. – Понял тебя, мой мальчик. Отличная идея для журналистского расследования, Лину бы понравилось. Действительно, очень хорошие факты. Приступы боли всегда у одних и тех же людей, одновременно… Есть лишь одно маленькое «но». Я не вижу идеи, за которую мои дорогие сограждане готовы были бы сражаться и умереть. А ты видишь?

Дэк промолчал. Главный редактор «Пересчета», как это было ему свойственно, попал в точку.

– То-то же. И еще вторая мелочь: в области нейрофизиологии мы отстали от них за последнюю четверть века… этак на век. Я интересовался кое-чем, говорил с людьми. Мы не сможем это повторить.

(Сказать ему про излучатели, оставшиеся на хонтийской территории во время Короткой Войны? Нет, опасно…)

– Ты ведь сам из Центральных Губерний, правда? Помнишь лучевые удары? У тебя… э-э… голова болела?

– Нет, не болела. Помню, но плохо. Я был еще пацаном.

– Угу. Знаешь, не при госпоже Юмате будь сказано, иногда я им завидую. Им – твоим бывшим соотечественникам. Так крепко верить в свою истину, что драться во имя ее… У нас здесь все в высшей степени трезвомыслящие. Если бы ты знал, как я устал от этого трезвомыслия.

Мелга встретился глазами с Дэком и вдруг улыбнулся.

– Не смотри на меня так. Башни – зло, лично я не планирую их строить, честное слово. – Он снова потер лоб, потом вздохнул и начал разжигать трубку. – И если бы мог, не планировал бы. Просто, видишь ли, душно мне что-то.

– А вы бы курили побольше, – не выдержал Дэк.

– Учи меня, наглец. – Мелга затянулся и сразу утратил сходство с несвежим утопленником, будто вдохнул кислород.

– А не может быть, что эти излучатели только еще испытывают? – осторожно предположил Дэк.

– Долго же их испытывают, – Мелга говорил и выпускал дымные кольца. – Года три, не меньше. Нет, едва ли. Нет смысла. Не в этой стране.

– Почему?

– Я же сказал: потому что у нас нет объединяющей идеи, на алтарь которой можно класть животы. Каждый за себя, Бог за всех.

– Возможно, ее еще только собираются предложить?

– Кто, зачем? Такое невозможно три года удерживать в тайне, можешь мне поверить. И вообще: мне больше импонирует версия, согласно которой излучение имеет целью извести коллектив «Пересчета». Из чистого самолюбия предпочитаю ее. Кто-то слил городским властям, что мы все мигреники, и теперь над нами целенаправленно издеваются. Сходить, что ли, к чеканщикам, заказать каждому по шлему в стиле четвертой династии…

– Кому по шлему? – весело поинтересовался Лин, заглядывая в комнату.

– Тебе первому, если не будешь стучаться.

– Шеф, я кофе принес! Не надо меня по шлему!

– Давай. Ребятам налил?

– А как же.

– Ну, садись и ты. Мы тут думаем, где может скрываться излучатель, который наводит на нас головную боль.

Лин уселся, переплел ноги кренделем, но результат его не удовлетворил, и он поджал ногу к уху. Строить гипотезы он любил и сейчас моментально включился в игру:

– Тоже мне вопрос. В мэрии, конечно.

– Мэрия слишком низкая, – наигранно-деловым тоном сказал Дэк.

– Тогда телевышка, в лучших традициях?

– Прямо под носом у коллег с телевидения? – усомнился Мелга. – У нас же не Страна Отцов, у нашей журналистики что на уме, то и на языке. Еще версии?

– Любая из соборных колоколен.

– Хм. Чтобы наши кумушки да не заметили, что в колокольню тянут провода, везут аппаратуру, а потом шляются посторонние люди?

– Возможно, они не посторонние. Возможно, под видом священника и дьякона скрывается техобслуга… Ну ладно, пусть будет заброшенная колокольня. Да, и еще есть пожарная наблюдательная вышка, но она в лесу, не в городе. Знаете старый пост лесоохраны, километров двадцать от моря? Очень хорошо расположена, на холме.

Лесоохрана, подумал Дэк. Пульт и рычаг…

– Это где вертолеты?

– Да, точно. Мальчишки туда лазили, а потом там все огородили по новой, колючей проволокой обмотали, часовых приставили. Но вертолеты, что типично для нашего бардака, так и не начали летать. Лично я уже года три ни одного не видел. Да и лесоохраны, считай, нет, кому сейчас дело до леса…

Лин продолжал говорить, но Дэк его не слышал.

Каммерер был прав, теперь никаких сомнений, это оно. Утритесь с вашими метеорологическими явлениями, это – белое излучение высокой мощности. Тогда Эрте, Мелга, госпожа Юмате, Арви, Локса – резистенты, а Лин – респондент, он поддается внушению. У всех сотрудников «Пересчета» головы болят, у него нет. О чем был его взрыв энтузиазма? О работе. Но такое было даже в Стране Отцов – Сикорски с обычной его деликатностью назвал это «эффектом перевербовки». Сотрудники Департамента науки, возглавляемого неким Странником, во время лучевых ударов распевали под гитару студенческие песни, «служу одной учености, ее одну люблю», и шуточный парафраз государственного гимна, где вместо Отцов и нации восхвалялись шеф и наука. Жутковатое зрелище, даже в записи, – шуточная песня, исполняемая без улыбок. Историю брата госпожи Гаал вспоминать не будем, я просмотрел выжимку из отчета Каммерера, с меня хватило… Короче говоря, человек под излучением страстно верит в то, в чем был убежден без излучения или в фоновом режиме – и это не всегда то самое, во что требуют верить власти предержащие. Лин – слуга журналистики, умел бы петь – пел бы про новостные поводы и заголовки на первую полосу, с ним понятно. Но зачем заставлять его петь от восторга? И все остальное население, кстати?

Тут возможны два варианта. Первый: излучение позволяет каждому человеку горячее любить свою работу… отчего-то не могу в это поверить. Второй вариант, менее благостный: скрытое внушение, подготовка нации к восприятию некоей мегаидеи, восхождение на трон мегавождя, императора, принца, очередного отца нации. Ключевые слова, понятия, незаметные в бытовом фоне, но способные сыграть роль детонатора. А потом, когда наступит момент, полчаса мощного излучения – и прощай условно-демократическая республика Хонти, здравствуй, Великое Хонтийское Герцогство с марширующими колоннами, с подвалами, где заливают свинец в глотки. Взрывы энтузиазма у респондентов пока не используют, но что случится, когда…

– …Дэк! Эй, парень! Ты что такой зеленый? Прости, забыл, что ты у нас некурящий. Подожди, я форточку открою.

– Не нужно, господин Мелга, – Дэк улыбнулся. – Это я просто не позавтракал. Сейчас пройдет.

– Не завтракать – это неправильно, – авторитетно заявил главный редактор. – Ага, вот и желудок болит, достукался? В твоем возрасте я эти таблетки еще не жрал. Лин, там у нас в резервном фонде колбасы не осталось?

С папкой чертежей Дэк шел по переулку к неприметному особнячку. У самого подъезда, заехав правыми колесами на тротуар, припарковался автомобиль. Явление в Малундарге само по себе редкое – даже многие университетские профессора ездили на велосипедах, – а уж такой! О шести колесах, умопомрачительно длинный, нежного розово-лилового цвета, сверкающий хромированными ручками, решетками, бамперами и прочими нелепыми приспособами, прекрасный в своем уродстве, как какой-нибудь археоптерикс или мастодонт. За рулем седоусый человек в кожаной кепке стряхивал над опущенным стеклом сигаретный пепел, сурово поглядывал на стайку благоговеющих мальчишек и студента. Дэк обошел машину и позвонил в дверь.

Дворецкий провел его прямо на второй этаж, в холл под полукруглым окном, со столиками и креслами. Господин Кайтале поднялся ему навстречу, расцветая приветственной улыбкой. Тот, кто сидел напротив него, не повернул лысоватой головы.

– Здравствуйте, господин Закаста, рад вас видеть! Вижу, ваши менторы не перехваливали вас, скорее уж недохваливали, – скорость производит впечатление, надеюсь, и качество удивит… Господин Титу, позвольте представить вам господина Закасту, восходящую, так сказать, звезду архитектурного искусства. Дэк, это наш гость из столицы, старый друг господина губернатора…