Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

Невестка у государя нынче в чести. Ежели и она попросит, Вели­кий князь не откажет. Приходи в обед в дом князя Холмского да жди в людской, пока позовут.

Дом у Холмского богатый. Дворни много. Наконец, пришёл дво­рецкий и вызвал Ондрея в горницу. Княгиня Алёна Денисовна рассмот­рела дьякона с ног до головы.

—               Хорош, молодец. Ну, так о чём просишь?

Ондрей рассказал.

—Добро. Выручу сестрицу. Но, ежели хочешь, чтобы княгиня Елена про твою мольбу не забыла, поднеси ей хорошие поминки. По­говори со своим фрязином.

Узнав, что Ондрей старается привлечь княгиню Елену Стефа­новну, синьор весьма обрадовался:

—От женщин при дворе всегда зависит очень много. Да вот что ей поднести? Когда меня схватили, всё имущество отписали на госу­даря. К счастью, у Пьетро Солари остался один мой сундучок. Я на­пишу ему, выберите, что покрасивее.

В сундучке нашлось венецианское зеркало в две пяди в резной костяной рамке.

— Пойдёт. Хорошие зеркала в Москве — редкость, — решил дья­кон. Потом за три алтына купил на торгу шкатулку моржового зуба, вло­жил в неё зеркало и отнёс княгине.

—               Достойные поминки, — сказала Алёна Денисовна, полюбовав­шись зеркалом. — Поговорю с Еленой Стефановной.

Подвинув поближе подсвечник, Ондрей задумался над фразой в книге Исаака Сирина. Работа шла неровно. Бывало, он без особого труда переводил за день две-три страницы. Бывало, полдня не мог одо­летьодну фразу. Иногда выручал его старец Ефросин. Он, хотя грече­ский знал слабо, а умел помочь. Несколько раз ходил Ондрей в Иноземный приказ к тамошнему толмачу Евлампию Гречину. Но толку от этого было мало. В мудрёных книгах святых отцов тот разобраться не мог.

Отец Митрофаний заходил каждый день. Смотрел через плечо, кивал головой. Нередко приходил и епископ Прохор. Усаживался в подставленное послушником деревянное кресло, пододвигал шандал со свечами:

—Покажи, отрок, что наработал.

Епископ чаще других помогал Ондрею разобраться в трудных ме­стах. Он подсказывал нужное слово, но иногда откладывал перевод, го­воря:

— Подождёт до приезда Нила. Старец обещал приехать на Ни­колу зимнего.

Устав от работы, Ондрей прикрыл глаза. В памяти всплывало лицо Натальи Денисовны. Уже неделя, как вернулся воевода. Слава Богу, никто не донёс об их грешной связи. Старая Аксинья, кормилица Натальи Денисовны, сумела спрятать концы в воду.

«Да, сладкое дело — грех», — размышлял Ондрей.

— Что задумался, вьюнош? — окликнул его Ефросин. — Устал? Пошли, пройдёмся по Москве. Солнышко нынче. И снежок славный. А мы тут света Божьего не видим.

—Погуляйте, — кивнул отец Анфим. — Надо и передохнуть от тру­дов.

Мимо Успенского собора и Ризположенской церкви старец и Ондрей вышли к Боровицким воротам и пошли вдоль Москва-реки. Ре­бятишки с криком и визгом катались с берега на салазках.

—               Хорошо. В Кафе-то снега не увидишь, — сказал Ондрей, улыба­ясь.

— Удивительны судьбы людские. Жили мы на разных концах света. Ты в Крыму, я под Вологдой, в Кирило-Белозерском монастыре, а встретились в Москве. Где ты греческий так здорово выучил?

—В Кафе греков много. А грамоте меня учил отец Иларион.

—Слышал я о нём. А не попадались ли тебе, дьякон, книги свет­ские?

—Случалось. Читал я «Александрию» и «Сказание о царстве Ин­дийском».

—Эти я знаю. А вот на греческом?

Ондрей ответил не сразу:

—Греческой грамоте я учился по Евангелию. А потом отец Ила­рион брал у богатого гречина книгу песен Омировых, «Одиссея» на­зывается. Говорил, есть ещё и книга о войне Троянской, «Илиада», но той не нашлось. Отец Иларион сказывал, что в мире книги, славнее «Одиссеи», не сыщешь. Зело знаменит этот древний слепец Омир.

—               Знамо дело. А пересказать сможешь сию «Одиссею»?

—Постараюсь.

—               Постой-ка, отрок! Тут близко живет баба Домна. Пьяный мёд у нее весьма хорош. А у меня копеечка есть. Зайдём?!

В грязном дворе толстая бабища загоняла овец в закут.

—               А, отец Ефросин! Пошли в избу, сейчас налью тебе медку.

Домна засветила лучину и из бочки начерпала в кувшин густого,

пахучего меда. Старик протянул ей копеечку.

— Ишь ты, новенькая, — молвила баба, разглядывая монетку в свете лучины. — Возьми, отче, пирог с требухой на заедку.

—               Что ты, Домна Матвеевна! Нынче ж пост!

— Ин, правда. Ну, возьми пирог с карасями...

— Спаси тя Христос.

Они уселись на брёвнышке возле Москвы-реки. Отец Ефросин срезал кусок берёсты и ловко свернул ковшик.

—               Промажу шов тестом от рыбника — и ладно. Начинай, вьюнош.

Ондрей поднял ковшик:

—Благослови, Господи! Во здравие!

Выпили, закусили пирогом, выпили ещё.

—               Хорошо! — молвил старец. — А скажи, дьякон, у вас в Кафе, не­бось, купцы бывают из дальних стран? Может, и из Индии? Слышал я, живут там блаженные люди. Рахманы. Ходят голы, босы, мяса николи не едят, и в их стране нет ни войн, ни свар, ни денег, ни царя.

Ондрей задумался. Как-то вечером в степи, у костра армянских купцов, синьор Гвидо расспрашивал Армена о далёкой Индии. Алачьян бывал там трижды. Рассказ его дьякон запомнил:

— Один купец рассказывал: в Индию дорога тяжкая. Сначала морем до Трабзона или Синопы. Там снаряжают караван, идут через владения султана, потом через Персию, через горы и пустыни. Путь страшный. И бури песчаные, и воды нет. Воду с собой везут в кожаных бурдюках. А едут на горбатых зверях, велблюд называется. Конь той жары не выдержит.

Потом приходят в Индию. Страна богатая, а народ бедный. Ска­зывал купец, в Индии два сорока царей и князей. Каждому мыт плати за проход. А товары там богатейшие и звери удивительные. Лев лютый и тигр, слон огромный с носом до земли. То зверь добрый, на нём грузы возят. И птицы разноцветные, и чудеса всякие. Есть там кусты, а на них шерсть растёт белая. Ту шерсть, её хлопок называют, соби­рают, прядут и ткут дорогие материи. Видал он и мудрецов нагих. Живут подаянием, мяса не вкушают и даже букашку малую убить не смеют. Однако деньги и обманы, войны и свары в Индии, как у нас грешных.

—               А говорят, есть там за морями и горами царство премудрого и святого пресвитера Ивана.

— Спрашивали того купца о сем царстве. Николи он о нём не слы­хал. Баял, ежели и есть такое, то не в Индии, а того дальше, — Ондрей глянул на старика. — А говорил мне в Кафе один караим, дескать, где- то на полуночь живут хозары, коих царство когда-то порушил князь Святослав.

— Нет. Не слыхал я об этом. Живут там остяки да самоеды.

Отец Ефросин налил в ковшик остаток мёда, друзья допили и

поднялись.

— Пора нам за работу. Отец Анфим — мужик добрый, да надо и честь знать.

Ефросин вернул Домне пустой кувшин, и они пошли в Кремль. По дороге старец попросил:

—               Так расскажи про Одиссея.

И Ондрей начал...

Ближе к вечеру в Чудов монастырь зашёл Васька, и они пошли в усадьбу воеводы Образца. Солнце уже низко спустилось над крышами, блестел снег. Ворон шёл, распахнув тулуп, заломив шапку на затылок.

—               Запахнись, простынешь, — сказал Ондрей.

—               А ничо! — отмахнулся Василий.

Ондрей улыбнулся:

— Раздобрел ты, Ворон, на барских хлебах. Щёки-то со спины видно. Да и рубаха стиранная, на всех дырах чистые заплатки. Какая же баба на тебя глаз положила, Вася? Уж больно ты стал гладкий да ухо­женный.

—               Одному тебе что ли с бабами миловаться? До боярыни мне, ко­нечно, далеко, мне и стряпуха сойдёт.

Ондрей вспомнил румяную, русую стряпуху

—               Ольга? Хороша баба. И с голоду не помрёшь. В Одоеве-то у тебя кто остался?

Ворон помрачнел.

— Жена. Да детишек трое. А вот живы ли? Может, я и овдовел уже, а может, живы, в рабство попали.