Пикник на Лысой горе - Дарья Калинина

— Какое красивое! — воскликнула Наташа. — Мечта!

Она быстро скинула с себя майку и джинсы и влезла в новый наряд. Платье-мини из черного бархата, ворот и рукава отделаны серыми перышками, оно и сидело на Наташе словно влитое.

— У тебя потрясающая фигура, — завистливо сказала Инна. — Пророчу тебе великое будущее в твоем модельном агентстве.

Наташа распустила волосы по спине и критически осмотрела себя в зеркале.

— Сюда бы еще нитку серого жемчуга, — сказала она, вопросительно глядя на сестру.

— И так хороша, — засмеялась Инна. — Жемчуг тебе еще пригодится, когда юность перестанет красить.

Дальнейшие полчаса ушли у сестер на то, чтобы наложить на Наташино лицо свежий макияж, который бы только подчеркнул его юность. В итоге в гостиную девушки снова явились последними. Но на этот раз их никто не упрекнул.

Роланд Владимирович вовсе и не заметил их опоздания. Он сидел на своем месте у камина с отсутствующим видом и методично, раз в десять минут, интересовался у Эмилии Карловны, не подошел ли еще его гость. В качестве аперитива он пил золотую мексиканскую водку из поданной ему рюмки с обсыпанными солью краями.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он, когда часы показали без четверти одиннадцать. — Обычно он точен. И ведь специально звонил, что придет. Ничего не понимаю. Но больше мы не можем ждать, сядем за стол без него.

— Папа, кого ты ждешь? — спросил у него Эрнест.

— Это сюрприз, сюрприз, — с весьма таинственным видом забормотал в ответ Роланд Владимирович. — Но боюсь, для некоторых он может оказаться весьма неприятным.

Все недоуменно переглянулись. Обычно Роланд Владимирович в кругу семьи бывал оживлен и даже весел. Постоянно подтрунивал над кем-то. Сейчас же он почти клевал носом, сидя перед огнем. Эрнест положил ему на плечо руку.

— Что? — встрепенулся Роланд Владимирович. — Ах да, Новый год! Жаль, видно, сюрприз не получился. Ну, ничего. Это не последний день в жизни.

Он встал и первым прошел в празднично украшенную столовую, где уже нетерпеливо поджидала их экономка.

— Эмилия, — обратился к ней Роланд Владимирович, — сядешь с нами за стол.

По рядам семьи Роланда Владимировича пронесся глухой ропот.

— И скажи этой девушке.., как ее, Зина? Так вот, пусть Зина тоже сядет с нами, — изрек старик. — И позови Эдгара. Сегодня я хочу видеть всех своих домочадцев рядом с собой. И поставь на стол еще два прибора.

— А кто же будет подавать на стол? — растерялась Эмилия Карловна. — Жаркое и грибы. И я приготовила ваш любимый штоллен.

— Не суетись, сегодня праздник, — нетерпеливо сказал Роланд Владимирович. — Хочу, чтобы он был у всех. Сядь!

И он обвел глазами свою семью, сидящую за столом.

— Можете смеяться надо мной сколько угодно, но я вырос в другое время. И не могу относиться к работающим на вас людям, как к бесчувственным автоматам. А именно это вошло в привычку у вашего поколения. Но пока я в доме хозяин, и все будет по-моему.

Шокированные родственники все же расселись по своим местам, кидая злобные взгляды на Эмилию Карловну и подчеркнуто не обращая внимания на подсевших за стол Зину и Эдгара. Однако после третьего тоста и говяжьего холодца с тмином и хреном напряжение за столом несколько ослабло. Вилли и Ян наперебой принялись ухаживать за Зиной. Эрнест завел разговор с Эдгаром о машинах. А Эмилия Карловна сновала от стола к кухне, обновляя блюда, — ей было не до разговоров.

Эмилия явно находилась в затруднительном положении — как успеть подать на стол всю заготовленную снедь и выполнить приказ Роланда Владимировича.

Наконец она приняла разумное решение. Махнула рукой на правила этикета и выставила на стол все яства разом. В центре стола она водрузила запеченного с яблоками огромного гуся, начиненного травами, яблочной мякотью и обжаренным луком. Затем были поданы жареные свиные ножки в соусе.

Замысловатые домашние пирожные, сладкие пироги с красивыми узорами и торт, уже порезанный, она поставила на отдельный столик, чтобы любой мог взять приглянувшийся ему кусочек. Тут же стоял огромный электрический чайник с кипятком и чашки.

Роланд Владимирович внезапно остановил экономку, когда она проходила мимо него, и сердито шепнул ей что-то на ухо. Эмилия Карловна покрылась мертвенной бледностью и едва не уронила гору грязной посуды. Она поставила ее на сервировочный столик, что было грубейшим нарушением установленных ею же правил, и села за стол. Инна, которая наблюдала эту сцену, нахмурилась. Застолье, несмотря на обилие вкусной еды, ей решительно переставало нравиться. Все вели себя по меньшей мере странно.

Тем не менее аппетит у гостей был отменный. Ели много. Всех уже здорово развезло от французских вин, которыми потчевал своих гостей Роланд Владимирович. К сожалению, их было некому охлаждать до нужной температуры. Кое-кто уже несколько раз подходил к столу со сладким. Там же стояло пять бутылок белого «Лангедока контроле», которым полагалось запивать десерт. Сладкий чай тоже не слишком способствовал проявлению вкусовых качеств этого вина. Тем не менее гости пили от души. Должно быть, все здорово нервничали. И старались едой и питьем приглушить тревогу.

— Uzsaucu tosty… — поднялся в очередной раз со своего места Эрнест Роландович.

— Говори по-русски, — сердито приказал ему отец. — За столом кто-то может тебя не понять.

— Хочу сказать тост, — послушно поправился Эрнест Роландович. — Хочу выпить этот бокал за самого прекрасного человека в мире, за хозяина этого дома, за которого мы уже сегодня не раз пили. Но тем не менее я буду рад выпить еще раз. Выпьем за моего отца!

Все откликнулись громкими криками ликования, словно в жизни не слышали ничего более замечательного и прямо-таки рвутся выпить за здоровье главы семейства.

— У меня тоже есть что вам сказать, — не вставая со своего места, ответил Роланд Владимирович. — Я вижу, что часы уже давно пробили половину. До праздника осталось меньше получаса. Но думаю, что времени мне хватит.

Все оставили свои вилки и напряженно уставились на патриарха. От делано веселого оживления, царившего за столом, не осталось и следа. Все молчали. Вид Роланда Владимировича не располагал к шутливым комментариям.

— Извините, что прерываю ваше веселье. Но у меня зверски болит бок. Боюсь, что не смогу долго высидеть за столом. Поэтому и хочу сказать вам сейчас то, что и намеревался с самого начала.

Роланд Владимирович перевел дыхание. Он и в самом деле был бледен, его лоб покрывала испарина.

— Наша семья пополнилась, — заговорил Роланд Владимирович. — Я имею в виду Наташу.

Все с интересом перевели взгляд на девушку, словно впервые узнали о ее присутствии за столом.

— Но не только ее.

Взгляды устремились на Роланда Владимировича.

— Да-да, — кивнул тот, — не думайте, что ваш старик сошел с ума. Я обрел родную душу, любимого человека, а стало быть, и все вы. Так вот, в следующем году я намерен жениться.

— Так я и думал! — с досадой прошептал Эрнест, сказал он это так тихо, что его услышали только жена, сидящая рядом, и Инна.

— И на ком? — спросила Ида.

— Имейте терпение, я еще не закончил, — повысил голос Роланд Владимирович. — Моя свадьба — это не единственное событие, ожидающее вас в следующем году. Думаю, что всем вам уже стало понятно, что моя женитьба вынудит меня изменить завещание. Как порядочный человек, я обязан буду упомянуть в нем свою будущую жену и своего ребенка.

При этом все снова неприязненно посмотрели на Наташу.

— Кроме того, я принял действительно тяжелое для меня решение. Ни для кого не секрет, что некоторые члены моей семьи ведут образ жизни, весьма далекий от образцового. Я не могу и дальше закрывать глаза и тем самым потворствовать пороку и лжи.

Тут дед строго посмотрел на Дюшу.

— И я не хочу, чтобы после моей смерти деньги достались бы людям, которые профукают их в один момент, потому что глупы от природы и ничего не предпринимают, чтобы исправить это, — переведя взгляд на Вилли с Яном, добавил Роланд Владимирович. — Правда, умирать в ближайшее время я не собираюсь, так что у них еще будет время исправиться. Если я увижу, что они одумались, то изменить еще раз завещание недолго.

Роланд Владимирович с натугой перевел дыхание, отпил глоток белого вина и продолжил свою речь:

— К сожалению, должен констатировать, что мои сыновья не сумели воспитать себе достойную смену.

Я с ужасом думаю о будущем. О том времени, когда меня уже не будет, а мои внуки окажутся неспособными взять в свои руки управление фирмой. Все, ради чего я жил и трудился эти годы, окажется напрасным.

Я этого не допущу. Деньги и акции достанутся тем людям, которые смогут достойно продолжить мое дело. Пусть это будут и не родные мне по крови люди.

Я не придаю слишком большого значения таким мелочам, когда под угрозой дело всей моей жизни.