Судьба фантастической гипотезы - Игорь Дуэль

Эта простая мысль обрела особенно зловещую силу по весне, когда одна из спасательных партий, прорвавшись, наконец, на север, следуя маршрутом начальника экспедиции, нашла в ледяной пещере труп гренландца Бренлунда — проводника Эриксена, у ног которого лежала записка, сообщавшая о том, что Милиус Эриксен погиб ещё осенью.

Конечно, они давно уже не верили в счастливый исход поисков, а всё же потеря последней надежды стала тяжёлым ударом. И можно не сомневаться, что многие из этих сильных и храбрых мужчин, снова уходивших на собачьих упряжках по заранее разработанным маршрутам, втайне клялись: если судьбе будет угодно вернуть их домой, впредь они посвятят себя изучению не столь суровых уголков планеты.

Такие клятвы произносили в уме не все. Вегенер и его старший товарищ Кох, имевший уже немалый опыт полярных путешествий, с которым Альфред крепко сдружился за долгие месяцы зимовки, как раз в то время обсуждали план новой гренландской экспедиции. Главным должно было стать пересечение острова в самой широкой, центральной его части. Чтобы более определённо представить себе, какие атмосферные процессы господствуют над островом, сведений, полученных в его прибрежных районах — как бы ни были они ценны, — явно не хватало. Необходимость хотя бы на недолгий срок заглянуть в самый центр ледового купола ощущалась учёными всё более ясно.

И намеченный в тесной избушке маршрут похода по острову близко совпадал с той карандашной линией, которую более десяти лет назад провёл на карте Альфред Вегенер….

О следующих годах жизни Вегенера австрийский физик Бенндорф, который впоследствии стал одним из самых близких друзей Альфреда, писал: «После возвращения из Гренландии для Вегенера начался период поразительной продуктивности. За три с половиной года из-под его пера вышло одновременно с публикацией научных трудов Гренландской экспедиции ещё более сорока работ. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что всё созданное Вегенером позже, многие его оригинальные идеи зародились именно в эти годы».

Самый объёмный и самый значительный труд того времени назывался «Термодинамика атмосферы». Сохранились свидетельства, что книга эта вызвала восторженную реакцию знаменитого русского климатолога Александра Ивановича Воейкова. Прочитав её, учёный воскликнул: «В метеорологии взошла новая звезда!» Возможно, суждения других коллег были не столь эмоциональны, но в оценках труда Вегенера они проявили единодушие: это было новое слово в познании воздушной оболочки Земли.

Сочинение это сыграло — хотя и косвенно — весьма важную роль в жизни Альфреда Вегенера ещё до выхода в свет. Закончив рукопись, он, как это водится, захотел ещё до публикации апробировать её — показать одному из научных «китов». Ради этого Вегенер предпринял поездку из Марбурга, где преподавал в то время метеорологию, в небольшой городок Гросборстель, предместье Гамбурга, в котором жил, пожалуй, самый авторитетный метеоролог Германии того времени Владимир Кёппен.

Кстати, надо заметить, что это сочетание славянского имени с немецкой фамилией случайностью не было. Их обладатель был сыном русского академика П. И. Кёппена, одного из тех немцев, которые, переселившись в Россию, обрели здесь вторую родину. Владимир Кёппен родился в Петербурге, закончил здесь университет, написал первую научную работу. Собирался он и далее, как отец, связать свою жизнь с Россией, и лишь конфликт с директором Петербургской обсерватории, у которого вызывал ярость дерзкий, не терпящий диктата характер молодого сотрудника, заставил Владимира перебраться в фатерланд. Впрочем, покидая Россию, он надеялся вскоре туда вернуться. Но когда обзавёлся семьёй, которая, как водится, год от года стала увеличиваться, планы эти изменились, и Владимир Кёппеп остался в Германии.

Вот к этому профессору и явился однажды весной 1910 года Альфред Вегенер, привезя на апробацию рукопись своей книги. Вероятно, Кёппен был и раньше наслышан о Вегенере, знаком с ним заочно по научным публикациям. А кроме того, проведя юность в России, он усвоил многие чисто русские традиции, и среди них знаменитое русское гостеприимство и хлебосольство.

Всё это вместе привело к тому, что Кёппен очень доброжелательно принял Вегенера в своём тихом маленьком домике в Гросборстеле, охотно согласился прочесть его рукопись и дать отзыв, поставив при этом одно непременное условие: все те дни, пока сам Кёппен будет штудировать «Термодинамику атмосферы», Вегенер будет его гостем.

Даже прозорливый ум профессора, не раз проявивший свою способность заглядывать в будущее, вряд ли смог ему подсказать в тот момент, к сколь далёким последствиям приведёт выполнение его условия, которое, по сути дела, было просто милым капризом научного авторитета.

Случилось же вот что. Долгие вечера, когда Вегенер и Кёппен обсуждали очередные главы научного труда, сблизили обоих учёных, породили в них искреннее желание работать в сотрудничестве, как говорится, рука об руку.

А дневные часы, пока Владимир Кёппен, запершись в своём кабинете, читал «Термодинамику атмосферы», Альфред проводил по большей части в обществе его младшей дочери Эльзы. И уже к концу затянувшегося на несколько дней визита Вегенера в семье Кёппена заметили, что между молодыми людьми возникло не просто взаимное дружеское расположение, но нечто большее.

С тех пор Вегенер стал частым гостем в домике Кёппена. И хотя во время своих наездов большую часть времени проводил в кабинете профессора, однако толика внимания перепадала и на долю Эльзы. И наблюдательные родители не могли не радоваться, что взаимоотношения между их младшей дочерью и «новой звездой метеорологии» обретают всё более определённый характер.

В наш стремительный век, который бешенством своих скоростей явно повлиял и на людские взаимоотношения, можно только удивляться тому, как медленно развивались романы всего семь десятилетий назад. Впрочем, может, это и не было общей, так сказать, тенденцией — тут, как говорится, тема особых исследований. Во всяком случае, конкретная история взаимоотношений Эльзы и Альфреда явно не носила искромётный характер, не походила на мгновенно вспыхнувшую страсть. Предложение руки и сердца последовало от Вегенера через два года после знакомства с младшей дочерью профессора Кёппена — также весной, но уже не десятого, а двенадцатого года.

Причём, как свидетельствует молва, форма его была весьма оригинальной. Хотя в тот раз Альфред Вегенер явился в дом Кёппена именно за тем, чтобы попросить руки Эльзы, однако привычка взяла своё — он буквально с порога проследовал в кабинет профессора, и беседа хозяина и гостя затянулась за полночь.

Когда же оба они вышли в гостиную к позднему ужину и Вегенер увидел, наконец, Эльзу, он пробормотал ей нечто смущённо и невразумительно: мол, приехал специально с ней поговорить, и сам не понимает, как вышло, что не осталось на это времени. Конечно, можно было перенести столь важный разговор на следующий день. Но Альфред обещал ранним утром брату (Курт работал в метеорологической обсерватории здесь же — в Гросборстеле) помочь провести один эксперимент в высоких слоях атмосферы. А сразу же после полёта он должен был спешить на поезд, отправляющийся в Марбург.

Вегенер быстро нашёл выход — Эльза полетит вместе с ним и Куртом на аэростате: она уже несколько раз поднималась с отцом, а им предстоит полёт короткий и нетрудный, там прекрасно можно будет поговорить.

Женская интуиция в таких случаях срабатывает безошибочно, и можно не сомневаться, что благовоспитанная фрейлен Кёппен вполне определённо знала, какова будет тема разговора. Трудно сказать, так ли уж сильно рвалось её сердце к заоблачным высям, но она безропотно согласилась лететь на аэростате.

А между тем полёт был вовсе не прогулочный. И как только летательный аппарат достиг нужной высоты, Курт и Альфред принялись за работу, не оставлявшую ни минуты свободной. Бедная Эльза тихо мёрзла в качающейся корзине, а братья Вегенеры перекидывались короткими репликами, делали пометки в блокнотах.

Лишь перед спуском Альфред, будто только сейчас заметивший присутствие в гондоле девушки, тоном, в котором ещё ощущалась инерция недавних деловых реплик, предложил Эльзе стать его женой. В ответе избранницы он явно не сомневался, ибо ещё до приезда к Кёппенам провёл — с истинной немецкой предусмотрительностью — необходимые приготовления. Во всяком случае услыхав её тихое «да», он тут же извлёк из кармана небольшую коробочку, на которой был оттиснут герб известной ювелирной фирмы. В коробочке, естественно, находились обручальные кольца. Одно из них Альфред надел на безымянный палец Эльзе, другое — на собственный.

Но и дальнейшие события этого романа развивались, словно в замедленной киносъёмке: свадьба Альфреда и Эльзы состоялась лишь полтора года спустя после того полёта на аэростате — осенью 1913 года.