Раньше умрешь, раньше взойдешь - Ким Харрисон

Я задумалась, как много диктаторов в мировой истории были под крылышками нежной заботы Рона, отстаивающего право души на выбор. Поднявшись на ноги, я вздохнула.

— Это на самом деле странно, — сказала я, отряхивая черные трико. — Я люблю вас обоих, и понятия не имею почему.

Накита моргнула, переводя внимания с Барнабаса на меня.

— Потому что ты темный хранитель времени, — сказала она таким тоном, будто все и так очевидно.

Вздохнув, я посмотрела вверх и вниз по дороге, желая быть где-то в другом месте. Где-нибудь еще.

— Как ты думаешь, что он будет делать? — спросила я Барнабаса. — Я имею в виду Рона. Ты знаешь его лучше.

Барнабас посмотрел туда, где стоял Рон перед тем, как исчезнуть.

— Вероятно, будет искать линии местного времени, пока он не узнает, где мы были, потом постарается определить, с кем мы контактировали. Но он не может реально действовать, пока не обратиться к будущему и не увидит меченного. Вот тогда он отправит жнеца. Иногда первым успевает темный хранитель времени, иногда светлый. Кто увидит более четкие картины будущего, тот первым и действует, я полагаю, так происходит баланс между силами.

Я кивнула, думая, что это имело смысл. Чем ближе по времени от поворотного момента вспыхивает видение, тем яснее восприятие хранителя времени. Поморщившись, я взглянула на часы. Было уже поздно, и еще требовалось время, чтобы вернуться домой, даже на крыльях.

— Я должна вернуться в школу, — сказала я обеспокоенно. — Отметиться у папы. Забрать домашнее задание у Джоша.

— Я останусь здесь, — сразу заявил Барнабас, а Накита, естественно, ощетинилась.

— Почему? — спросила она воинственно, расставив ноги на ширине плеч. Я встретилась глазами с Барнабасом, без слов соглашаясь с ним. Она уже бесилась от одного его вида.

— Потому что Барнабас не убьет Шу, если Рон отправит кого-нибудь следить за нами.

Накита начала было протестовать, и я рассердилась.

— Посмотри, — сказала я, не скрывая свое негодование. — Черных крыльев в поле зрения не наблюдается. Я не обращалась к будущему, значит и Рон тоже. Барнабас, ты сможешь передать мне мысленное сообщение на таком расстоянии?

— Не тогда, когда ты под щитом, — угрюмо сообщил он.

— Не проблема, — ответила я, проводя рукой по волосам, сглаживая прическу. — Я не нуждаюсь в защите у себя дома. Рон знает, где я живу, и если он увидит что я там, он может перестать следить. Накита сможет прилететь домой и обратно, когда папа ляжет спать. А ты тем временем сможешь сообщить нам, если что-то произойдет.

На мой взгляд, план был хорошим, но Барнабас и Накита не отнеслись к нему с видимым энтузиазмом.

— Я сообщу, если что-нибудь изменится, — согласился он, его взгляд был удрученным, и я поняла, что его беспокоит резонанс амулета, перемещенный вниз по спектру. Больше он не мог относить себя к светлым жнецам, независимо от своей веры. Его связь со мной изменила его также, как изменила Накиту.

— Хорошо, — сказал он покорно, не желая показывать свою депрессию. Он был светлым жнецом в течение долгого времени. Он никогда не станет темным жнецом, даже если его амулет станет черным, как у меня. Он будет одиноким и обособленным всю свою жизнь.

Я пододвинулась к Наките; никогда не летала с ней раньше, но думаю, раз Барнабас мог меня нести, то и она сможет. На мгновение показалось, будто она собирается запротестовать, но заметив несчастное выражение Барнабаса, она просто раскрыла крылья, касаясь кончиками высоко над головой. Я смотрела на них, думая, что они прекрасны, даже если совсем не подходили к ее яркой одежде и сандалиям. Я бросила взгляд на Барнабаса, очень не желая оставлять его в таком состоянии.

— Ты в самом деле можешь лететь с другим человеком? — спросила я ее, и Накита перевела взгляд с Барнабаса на меня.

— Через минуту мы узнаем, — сообщила она, и я порадовалась, что умереть дважды невозможно.

Наблюдая за нашими приготовлениями, Барнабас состряпал улыбку на лице.

— Летите, — сказал он. — Я найду какое-нибудь укромное место, где смогу незаметно наблюдать за Шу. Думаю, что у нас есть время до полуночи, пока Рон не выделит резонанс Шу в линиях местного времени.

Я не знала, верить ему или нет. Вздохнув, я откинулась назад, к Наките. Ее рука нерешительно обернулась вокруг моей талии, и споткнулась, когда ее крылья открылись, подняв нас на дюйм вверх и снова опустив. Мое сердце заколотилось, она переместила свой вес.

— Мне жаль, что ты изменился, — сказала она Барнабасу. Слова были сказаны очень тихо, но я знала, что он услышал. — Она изменяет людей, — добавила она, будто меня здесь не было. — Может быть, это ее цель.

— Возможно, — сказал Барнабас, потом чуть поднялся от земли, как Накита, раскрыв крылья.

Я ахнула, когда кукурузное поле внезапно оказалось под нами, а мы парили в воздухе. От изменения атмосферного давления я вздрогнула, — не говоря уж о шатком подъеме Накиты, — и посмотрела вниз, где Барнабас наблюдал за нами. Он стоял посреди пустынной дороги, и тень от крыльев Накиты походила на созревший урожай вокруг него. Мой желудок сжался, и я схватила руку темного жнеца, держащую меня. Она не так хорошо как Барнабас удерживала мой вес, но она могла это сделать, и я расслабилась, услышав ее вздох облегчения.

Пока она транспортировала меня назад к Трем Рекам, мой мозг продолжал обрабатывать тот факт, что Накита сочувствовала горю Барнабаса, когда совсем недавно она чувствовала только презрение. Я изменила и ее тоже.

Посвятить свою жизнь человеку, который случайно погрузил внутрь тебя черные крылья, пожирающие воспоминания и преподавшие урок осмысления смерти — к этому нелегко прийти.

Глава 5

Макаронный соус благоухал пряностями, прям как я люблю. Или как любила. Я повертела вилку и накрутила на нее макаронный шарик, который собиралась передать Джошу, как только отвернется отец. Быть мертвой — полный отстой. Я никогда не осознавала, как наслаждаюсь едой, пока не лишилась этого. Накита, сидящая напротив за кухонным столом, также отодвинула свою порцию. Джош не помогал ей с поеданием спагетти, и мой отец потихоньку начинал волноваться по поводу ее полной тарелки.

— Переборщил с душицей? — спросил он, подталкивая очки обратно на переносицу.

— Все просто великолепно, мистер Эй, — с полным ртом бодро заявил Джош.

Несмотря на его заверение, папа перевел взгляд на меня, и я улыбнулась, заставив себя отправить полную вилку еды в рот и пережевать. Просто это все не то. Плотная иллюзия моего тела брала все необходимое из амулета. Мне не нужна энергия от пищи, чтобы существовать, и я уже не чувствую голода. Я все еще могу есть, но вся еда словно безвкусная рисовая лепешка.