Психиатр - Марк Фишер

— Нет, я хочу об этом поговорить, — сказал Томас. — На самом деле ты первый человек, с кем я затронул эту тему.

Это признание ей польстило. Оно придало ей уверенности в своей значимости, возможно преувеличенной.

— В день, когда погибла Луиза, мы были в саду. Моя жена питала подлинную страсть к розам…

Джулия заметила белую розу в его петлице и по горестному выражению лица поняла, насколько в нем живы переживания по поводу смерти любимой, о которой он вспоминал с благоговением. Ее шансы были ничтожны. Правда, ей самой приходилось заниматься любовью с партнером, в то время как все мысли были заняты бывшим возлюбленным. И это вовсе не мешало ей получать удовольствие, а потом, и это правда, бросить его по прошествии трех месяцев: способности утолить боль у мужчины, любовь к которому не особенно сильна, увы, крайне ограниченны.

Не была ли и ей уготована такая же участь? Возможно, она станет той, которая заставит Томаса забыть о предшественнице, о женщине из прошлого, и затем уступит свое место другой, по-настоящему любимой?

Она представила его борющимся с искушением, как будто ей самой много раз приходилось противостоять соблазнам и уступать. Что, если он вынесет из всего этого что-то хорошее для них обоих? Может, любовь. Как же все это тонко устроено! Необходимо столько редких, неправдоподобных составляющих, чтобы как раз по волшебству свершилось некое таинство! И именно это в конечном итоге нельзя превозмочь.

Томас продолжил свое признание, его глаза увлажнились.

— Тогда я совершил промах. Мы тогда переживали достаточно сложный период.

— Это нормально, когда супружеская пара по прошествии нескольких лет совместной жизни…

— Нормально или нет, но я ошибся. Я сказал, что хочу некоторое время поразмыслить, что у меня сейчас такой период… До чего же глупый оборот — «такой период»…

— У тебя кто-то был?

— Она спросила о том же, — ответил Томас.

Решительно, все женщины мыслят в одинаковом направлении! Всем на ум приходит одно и то же или почти то же самое.

— Нет, у меня никого не было. Не знаю, возможно, я готовился к разрыву. А моя жена, она так тонко чувствовала, она разгадывала все мои мысли. Луиза повела себя как обычно, она встала и просто сказала, что должна навестить свою мать. Несколько минут спустя ее автомобиль не вписался в поворот, она погибла.

Последовало тяжелое молчание, которое прервала Джулия:

— Но почему ты чувствуешь за собой вину? Это был несчастный случай, простая авария. Это ужасно, даже трагично, но все же это не твоя вина.

— Нет, я знаю, что убил 66, В любом случае я подтолкнул ее к самоубийству. Она никогда не ездила на большой скорости, никогда не пила, да и я тоже, — добавил он, посмотрев на свой бокал, он наполнил его до краев словно в знак жалости и отвращения к самому себе и тому разложению, в котором он погряз, что не шло ни в какое сравнение с тем спартанским образом жизни, который Томас когда-то себе навязывал.

— Но дорожная авария — это случайность.

— Ты сама психиатр. Ты должна была читать «Психопатологию повседневной жизни» Фрейда.

— Да, но это было перед сдачей экзамена, сейчас я уже ничего не помню.

На ее собеседника шутка не произвела впечатления, он нехотя улыбнулся. Осушив бокал одним глотком, он поставил его на столик.

— И все же я уверен, что стал причиной ее смерти. Ничто и никто не убедит меня в обратном. Она поняла, что ее предали. Я был для нее всем. Она безумно меня любила. Она почувствовала, что теряет меня, и не смогла этого пережить. Она не захотела искать компромиссов, что в большинстве своем приводит к распаду супружеских пар. Луиза верила только в страстную любовь. И тогда она решила уйти, чтобы не осквернять семь лет безупречного супружеского счастья. Много раз я говорил себе, что она была права, что правы и мои пациенты, что, познав однажды счастье и потеряв его, не нужно упрямиться. Надо элегантно уйти.

Джулия не знала, что сказать. Мужчина, сидевший напротив, был все еще безумно влюблен в свою покойную жену, а призвание великомученицы ее совершенно не привлекало.

Ей захотелось немедленно уйти. Молодая женщина чувствовала себя глупо. Она посмотрела на Томаса с легкой досадой, которую он наверняка принял за сочувствие. Чтобы набраться смелости и встать, она до капли осушила свой бокал и поставила его на стол. Возможно, он положил конец недопониманию между ними. Теперь ему достаточно пожелать ей хорошего вечера, проводить до двери и пожать руку.

Но он ничего подобного не сделал. К своему собственному удивлению, Томас наклонился к Джулии и страстно обнял ее. Она не сопротивлялась, позволив себя раздеть. Он был восхищен красотой ее тела. Он даже не мог себе представить, что грудь может быть настолько миниатюрной, но такой прелестной; ее розовые соски затвердели от желания. Впрочем, он не обратил никакого внимания на подростковую крошечность ее груди, так как открыл для себя великолепную точеную фигуру, что привело его в волнение. Плоский животик и бедра, такие аккуратные и подтянутые, властно направляли его к восхитительно выступающему бугорку, где, как маленькое солнышко, сиял медальон, свисавший с талии на тонкой золотой цепочке.

На самом деле Томас не думал об этом. Он, конечно же, был увлечен телом женщины, пьянел, вдыхая аромат духов, которыми она себя надушила (в предчувствии чего-то подобного или случайно, немного запястья и — редкостная храбрость для нее — живот, что она, как правило, совершала лишь накануне любовного свидания). Именно в этом заключается мистерия случайных встреч, когда по наитию совершаешь все необходимые приготовления, оказывающиеся совершенно ненужными, если предусмотрены заранее.

Они лежали на диване, и Томас, опьяненный губами Джулии, не мечтал ни о чем, кроме как проникнуть через врата других губ, более загадочных и глубоких, следуя дорогой, изысканно указываемой капельками духов, и где ему, возможно, наконец-то удастся распрощаться с прошлым.

Он медленно спускался от губ Джулии к ее шее, задержался на плечах, не обошел ласками грудь, соски которой рдели нарастающей страстью, помедлил, касаясь живота, как будто растягивая сладостную муку, а также убеждаясь в том, что не слишком торопится, так как некоторые женщины предпочитают дождаться прилива «второй волны», перед тем как открыть губам своего любовника врата храма.

Но Джулия не возражала. Напротив, она томно дышала, отдаваясь все смелее. Ее руки, блуждавшие в пространстве, ухватили голову Томаса; не в силах дождаться, когда он достигнет своей цели, она подтолкнула его к низу своего живота. Этого было достаточно, чтобы придать ему смелости. Он скрылся между ее бедер, затерявшись в треугольнике волос, и тут же, между створок раковины, обнаружил розовую жемчужину наслаждений.

Он испытал живительное облегчение, как если бы это тайное женское место, его влажность и легкая горечь позволили ему обрести себя самого, наконец вновь стать мужчиной. Мужчиной, который всегда был направляем женой, и в глубине души со времени вдовства он отдавал себе в этом отчет. Жена была для него всем, началом и концом всего сущего. Все прочее, в соответствии с поэтической строкой, было не более чем литература.

Престиж занимаемой им должности, связанные с ней привилегии, его дом, красивые машины, деньги — все это утратило для него всякое значение. Он возродился к жизни в этой женщине, утонув в ней, сжав руками ее ягодицы, как утопающий хватается за спасительный плот; он делал все, чтобы Джулия не ускользнула от него, чтобы сильнее проникнуть в нее. Женщина, в нарастающей волне сладострастия, извивалась в спазматическом танце неведомой дотоле красоты, взмывая к потолку и падая, неистово и безотчетно царапая спину Томаса.

Музыка этих стенаний, криков вперемешку с нервными всхлипами дала понять Томасу, что настал миг по-настоящему войти и потеряться в Джулии, и он оторвался от темного бугорка, быстро поднялся к ее губам и, не придавая значения горечи на своих, слился с ней в жгучем поцелуе, на который она ответила.

Любовники слились в проникновенном поцелуе, он был таким страстным и неистовым, что можно было подумать, что они хотят поглотить друг друга, сразить один другого.

Джулия, обхватив Томаса ногами, прижала его к себе, молчаливо умоляя войти в нее, довести до исступления.

Но, к крайнему удивлению Томаса, его член оставался совершенно пассивным, словно наслаждение тела его не затронуло и все происходящее не имело к нему никакого отношения. Обеспокоенный этим, Гибсон, незаметно проверив рукой его состояние, констатировал жалкую вялость.

Впервые доводилось терпеть с женщиной «фиаско», если использовать выражение Стендаля. За все семь лет брака, несмотря на некоторый спад чисто плотской страсти, он никогда не знал подобного унижения!

Его охватило жуткая тревога, и он остановился.