Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, спустя два года, я вдруг впервые почувствовал желание ощутить прикосновение женских губ. Должен признаться, что Алексии удалось и на этот раз удивить меня, поступить совершенно неожиданно. В общем, никакого поцелуя не было.
— Это тебе, — услышал я ее голос и почувствовал, как она кладет мне в карман какой-то небольшой предмет, судя по всему, прямоугольной формы, — Это твой пропуск в другой мир.
С этими словами она быстрым шагом направилась вслед за своими друзьями по дороге, ведущей к побережью. Из всей троицы только долговязый Роберт соизволил оглянуться и махнуть мне рукой на прощание.
Пропуск в темноту
Когда музыка закончится — гаси свет.
— Джим Моррисон —Дома мне, естественно, здорово влетело. Отец проснулся часа за два до моего возвращения, изрядно переволновался и уже готов был звонить в полицию, чтобы сообщить о пропавшем сыне.
Я стоически перенес первый эмоциональный натиск, прекрасно понимая, что отец во многом прав. Взбесился же я в тот момент, когда он потребовал, чтобы я запрокинул голову, а сам раздвинул мне веки и стал заглядывать в глаза. В юности отец отучился пару лет на медицинском факультете и время от времени — обычно совершенно неожиданно для меня — вдруг решал попробовать применить на практике обрывки знаний, полученных в незапамятные времена.
— Отец, перестань, я ничего не принимал, даже пива не пил. Поверь, я трезвый как стеклышко.
— Что же ты тогда делал неизвестно где всю ночь напролет? — задал он вполне логичный вопрос, удивленно разглядывая при этом свое пальто, которое я, естественно, снять еще не успел.
— Заболтался с друзьями, сам знаешь, как это бывает. Слово за слово, а смотришь — уже и утро.
— Что за друзья? Наши, из Тейи?
Я прекрасно понимал, что скрывается за этим вопросом. Больше всего на свете отец боялся, что я уеду с друзьями куда-нибудь далеко от города. На мотоцикле. Пассажиром.
— Да нет же, мы всю ночь дома просидели, здесь неподалеку. Наоборот, к нам даже гости приезжали. Одна из девушек была из Сант-Кугата…
— А, девушки…
Это слово отец произнес с явным облегчением. Ощущение было такое, что оно, как короткое заклинание, объяснило ему суть происходящего. Тем не менее он взял себя в руки и продолжал смотреть на меня как нельзя более сурово.
Отец явно хотел, чтобы я воспринял все сказанное им абсолютно всерьез;
— В следующий раз, если тебе вдруг заблагорассудится проторчать где-нибудь в гостях до утра, будь любезен как-нибудь известить меня об этом. Между прочим, мне будет вполне достаточно, если ты пришлешь хотя бы эсэмэс. И еще: я настаиваю на том, чтобы ни при каких обстоятельствах ты…
— Папа, никаких мотоциклов, — закончил я за него эту фразу, — Я все понимаю.
Решив, что отец на некоторое время успокоился, я развернулся и поднялся к себе в комнату. Уже забравшись в душ, я услышал, как в гостиной привычно забубнил телевизор.
«Ну вот, у кого-то день только начинается, а кто-то уже и спать ложится», — подумал я.
К этому времени я действовал практически на автопилоте — бессонная ночь и яркие впечатления сделали свое дело. В общем, про подарок Алексии я до поры до времени благополучно забыл. Уже почти проваливаясь в сон, я вдруг вспомнил про то, что в кармане отцовского пальто лежит какой-то небольшой прямоугольный предмет. Я достал его и обнаружил, что таинственный сувенир завернут в черную папиросную бумагу.
Я нетерпеливо сорвал с подарка несколько слоев темного савана и, к своему немалому удивлению, обнаружил в руках аудиокассету. Под прозрачной крышкой футляра нашлась аккуратно вставленная бумажка с рисунком, на котором цветными мелками была изображена человеческая рука на темном фоне. Я, в общем-то, уже и не удивился, увидев, что эта рука аккуратно сжимает фиолетовый цветок. Я почему-то сразу подумал, что нарисовала эту композицию та самая девушка, которая и сделала мне этот странный подарок.
Под картинкой на темном фоне белыми буквами было выведено название альбома: «Night Shift» [6].
На обороте обложки я увидел перечень из пятнадцати песен, написанный тонким черным фломастером, судя по всему, чуть-чуть дрожащей, но абсолютно точно узнаваемой женской рукой.
Разглядывая кассету, я предположил, что, скорее всего, стал обладателем подборки музыкальных произведений, которые больше всего нравятся Алексии. С одной стороны, я был польщен таким подарком, а с другой — меня весьма заинтересовал тот факт, что в качестве носителя девушка выбрала не что-нибудь, а уже практически антикварную аудиокассету. Интересно, почему она не записала музыку на компакт-диск или просто не принесла мне ее на флешке? На дворе ведь двадцать первый век. Кто, спрашивается, в наше время слушает кассеты?
Аккуратно вставляя «Максвелл» в футляр, я подумал, что, судя по всему, ретро — такой же отличительный признак компании моих новых друзей, как и их эмблема в виде таинственного фиолетового цветка.
Я уже завалился на кровать и был готов уснуть, невзирая на неудовлетворенное любопытство по поводу музыки, записанной на кассету, как вдруг вспомнил, что несколько лет назад видел у отца на антресолях старый кассетный магнитофон, который он зачем-то хранил аккуратно упакованным в обувную коробку.
Дожидаться более подходящего момента я не стал, тихо открыл дверь своей комнаты и так же беззвучно пробрался в отцовскую спальню. Снизу, с первого этажа, по-прежнему доносился приглушенный гул телевизора — по-моему, передавали очередные новости. В общем, у меня были все шансы на то, что моя вылазка пройдет незамеченной. Прежде чем переставить стул поближе к шкафу с антресолями, я непроизвольно посмотрел на столик, приткнувшийся рядом с отцовской кроватью. Там, естественно, по-прежнему стояли в рамочках фотографии Хулиана и мамы, двух привидений, которые не покидали наш дом ни днем ни ночью. Я ничуть не удивился, обнаружив, что антресоли над платяным шкафом сплошь забиты вещами, принадлежавшими когда-то моему брату.
Мне повезло. Я довольно быстро нашел нужную обувную коробку. Сняв с нее резинки, держащие крышку, я обнаружил настоящее ретросокровище: кассетный магнитофон марки «Калифон», которому стукнуло лет двадцать пять, не меньше. Он был сделан из бежевой пластмассы, на его верхней стороне ярко выделялись пять крупных кнопок — четыре черные и одна красная для записи. Уровень громкости можно было регулировать с помощью специальной рукоятки, больше всего напоминающей сделанную из пластмассы шестеренку.