Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин

— Идёт.

— Как легко деньги подчиняют время, — усмехнулся министр, глядя в окно, но Вера знала, что это было сказано лично ей. Министр посмотрел ей в глаза с видом властелина мира: — Кабинет ваш, обживайтесь.

— Мой? — Вера осмотрелась в лёгком шоке, пытаясь представить этот танцевальный зал с обеденным столом на две дюжины персон в качестве своего кабинета, посмотрела на министра: — А вы?

Он равнодушно отмахнулся:

— А я себе организую другой, тут по соседству, этим я всё равно почти не пользовался, и он слишком большой, вам он подойдёт больше. Сделаете здесь ремонт, если захотите, докупите мебель. Зеркало я приказал перенести в дальнюю комнату, если оно вам понадобится.

Вера подумала о зеркале, и вспомнила о другом важном вопросе, который забыла обсудить, посмотрела на господина Кристофа, который как раз закончил собираться:

— Подождите, две минуты, я забыла. Мне нужен гардероб, а для меня все местные платья выглядят дико, я ничего не выберу. Вы не могли бы мне составить хотя бы минимальный список обязательных костюмов, и куда их надевать?

— Да, конечно, я знал, что вы спросите, и подготовил. Вот, — он достал из папки мелко исписанный листок, потом ещё один, с иероглифами: — И на цыньянском, на всякий случай.

— Спасибо, — она послала улыбку этому бесценному человеку, он улыбнулся в ответ:

— Обращайтесь по любым вопросам, я вас всегда готов выслушать и помочь в меру сил, — безукоризненно склонил голову и вышел вместе с министром, они о чём-то тихо заговорили. Вера посмотрела на секретаря, который собирал бумаги и насвистывал, он заметил её взгляд и улыбнулся:

— Ну что ж, похоже, мы теперь будем работать вместе. Надеюсь, вы рады хотя бы наполовину так же, как я. Как к вам обращаться официально?

Вера вздохнула:

— Это надо было у Кристофа спрашивать.

— Я буду называть вас госпожа Вероника, он сам вас так называет, и от остальных требует.

— Хорошо. А я как должна к тебе обращаться?

— Вообще, секретарь Гх Нхген, в идеале, — он послал ей ироничный взгляд и вздохнул: — Но учитывая, что карнцы об моё имя язык ломают, я разрешаю всем называть меня брат Чи, и то некоторые умудряются коверкать. Меня уже и Хи называли, и Щи, так что, — он вздохнул и отмахнулся, Вера вздохнула ещё тяжелее, села и положила руки на стол, изображая серьёзную физиономию:

— Сядь, пожалуйста, нам надо серьёзно поговорить, раз уж мы будем вместе работать.

Он слегка напрягся, но сел, и даже приготовился записывать. Вера собралась с силами, глубоко вдохнула и серьёзно сказала:

— Я заранее дико извиняюсь, но иногда я буду звать тебя Аня.

Он округлил глаза и спросил:

— Что это значит?

— Это имя из моего мира. Так звали мою бывшую секретаршу. Всех моих секретарш, их было пять. Двоих звали не так, но они отзывались на Аню, им приходилось.

— Это женское имя? — мрачно уточнил секретарь, Вера кивнула:

— Я иногда, когда заработаюсь, бываю очень рассеянна.

— Настолько? — ещё мрачнее уточнил брат Чи, Вера ссутулилась:

— Да. Это не только в именах проявляется, у меня на работе вот тут справа от стола стоит урна, и когда я работаю дома, я кидаю бумажки в то же место, прицельно, не глядя, а урны там нет. Я долго пыталась бороться, но это оказалось непобедимо, проще было поставить урну дома на то же место. Ещё я иногда во время работы звоню Валере, это мой коллега, и я несколько раз звонила ему, когда он был в отпуске, и даже когда я работала над личными проектами, к которым он не имеет отношения, даже среди ночи, он уже привык. У меня сменилось пять секретарш…

— Почему так много? — с подозрением уточнил брат Чи, Вера неловко отвела глаза:

— Потому что работа собачья, сто начальников, и каждый думает, что его поручения самые важные. Надо много уметь и быть очень внимательным и организованным, такие люди на собачьих работах долго не задерживаются, максимум год, для опыта, потом уходят искать получше. И вот, у меня была отличная, умная и организованная Аня, она отработала год и уволилась, взяли Алю, но её все называли Аня, она долго не продержалась. И когда она уволилась, я из всех резюме выбрала Аню, просто потому, что она Аня.

— Блестящая кадровая политика, — кивнул брат Чи, Вера развела руками:

— Сорян. Я буду пытаться это контролировать, но я заранее могу сказать, что рано или поздно ошибусь, так что заранее предупреждаю. Просто учитывай, что если я зову Аню, то мне нужен ты.

Он вздохнул, почесал затылок и спросил:

— "А Ня"?

— Да.

— Такого слова нет. Но если его создать, оно будет означать "большое мяу", или "крупный кот". Или "громогласный кот, шумный". Это зависит от местности, везде свои диалекты. Там, где я вырос, "ня" — это звук, который издаёт кот. В южных провинциях этот иероглиф читается как "ни", а "а" везде читается одинаково, и это везде "звук", если перед ним ничего не стоит, то по умолчанию "громкий звук". Звук кота.

Вера молчала, секретарь смотрел на неё так, как будто она должна извиниться. Она сказала:

— Коты милые.

— Коты — мелкие вредители и воры, — фыркнул брат Чи, Вера закатила глаза:

— Да блин! Что у вас в империи за ненависть к домашним животным? То собаки — тупые падальщики, то кошки — воры.

Он вздохнул, встал и продолжил собирать документы, с долей иронии рассказывая, как лекцию:

— Это последствия длительного периода неурожая и голода, когда домашних животных, не приносящих пользы, съели, а дикие, которые не позволяли себя съесть, стали сбиваться в стаи и вредить людям. Я сейчас это прохожу. В академии, в которую я, вообще-то, приехал сюда учиться. А мне по старой дружбе предложили подработать на полставки в министерстве, "это же так несложно, и занимает совсем мало времени, сможешь учиться".

Его ехидство уже перешло все границы приличия, Вера развела руками:

— Сорян. Я не специально, честно, меня сюда призвали, вообще не интересуясь моим мнением.

— Я понимаю, — перестал выделываться брат Чи, посмотрел на неё с сочувствием, чуть улыбнулся: — Я просто люблю побурчать, это не со зла, это часть натуры, не обращайте внимания. Кстати, можете разговаривать со мной по-карнски, я нормально его понимаю.

— Можешь говорить со мной по-цыньянски, я говорю через мыслеслов.

— Блин! — секретарь мрачно рассмеялся и пробурчал: — Приехал в столицу учить карнский — со мной тут все на цыньянском разговаривают, попробуй найти практику с носителями языка! Капец.

— У тебя цыньянский родной?

— Да, западный диалект, — медленно кивнул он, глядя на воодушевившуюся Веру и изображая на лице бездну святого терпения, — вам что-нибудь прочитать, перевести, красиво написать какое-нибудь пафосное слово, помочь найти в древних текстах красивую фразу для татуировки?

— Тебя постоянно об этом просят? — улыбнулась Вера, он мрачно кивнул:

— Задолбали. И ещё все почему-то думают, что я владею иглоукалыванием, лечением травами и тайными боевыми искусствами, как будто все цыньянцы сплошь целители и воины-тени, блин. А я не владею, я учёный.

"Дзынь."

— Будущий учёный. Ненавижу эту хрень, — он покосился на "часы истины" на столе министра, надулся и промолчал. Вера осторожно посмотрела на его лицо, но спросить не решилась, он заметил и сказал сам, с долей вызова: — Я понимаю, что не похоже, но я цыньянец. На большую половину.

— Ты говоришь как карнец.

— Я и выгляжу как карнец, и что? — он развёл руками, она не ответила, он сказал чуть тише: — Мой отец — правитель Сун, моя мать — учитель карнского языка. А я — недоразумение, которое принято скрывать. Но об этом всё равно каждая собака знает. Я рос в деревне, потом приехал сюда учиться. Шен взял меня под опеку, глава Сун мне оплатил образование и отсыпал денег, чтобы я типа не расстраивался, но мне пофиг. У меня нет пиетета перед цыньянцами, карнцами, правителями, королями, учителями и всеми вообще, я историк, я лучше всех знаю, на каких серьёзных щах принимаются самые идиотские решения, чреватые тысячами смертей и миллионами убытков. Вся история всех народов — такой парад некомпетентности и неумения учиться на ошибках, что никакого пиетета. Нет, я не собираюсь никого учить жить, я просто запишу всё это безумие для следующих поколений, пусть поохреневают. И для вас у меня будет ультиматум, кстати, раз уж мы решили серьёзно поговорить, — он сел и тоже сделал суровое лицо, Вера выпрямилась и приготовилась слушать, он заявил: — Песни вашего мира надо записать, все, которые вы сможете вспомнить. И сказки, легенды, всё, что знаете.