Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 3) - Ю Фельштинский

Правда, твердолобые рычат на "левых". Но это для того, чтобы держать их в страхе божием; чтобы не давать им переходить указанную черту; чтобы не нести лишних расходов на свой "балласт". Твердолобые составляют в механике империализма такую же необходимую составную часть, как и "левые".

13. Но ведь под давлением масс "левые" могут и перейти указан

ную им буржуазным режимом черту! Этот довод тоже пускается в ход.

Что революционное давление масс может расстроить игру Чемберлена-

Томаса-Перселя, - это бесспорно. Но ведь спор идет не о том, выгодно

ли для рабочего государства международное революционное движение

пролетариата, а о том, помогаем ли мы ему своей политикой или мешаем.

Давление масс - при прочих равных условиях -- будет тем сильнее, чем больше массы будут встревожены перспективой войны, чем меньше они будут полагаться на Генсовет и доверять "левым" изменникам (изменникам "на свой лад"). "Единодушно" подписывая вместе с делегацией Генсовета жалкую, лживую, фальшивую декларацию насчет войны, мы этим успокаиваем массы, понижаем их тревогу, усыпляем их и, следовательно, понижаем их давление на "левых",

14. Берлинская капитуляция может быть оправдана "международ

ными интересами СССР"! Здесь ошибка Бухарина становится наиболее

вопиющей. Больше всего и непосредственнее всего от ложной политики

Политбюро в отношении Генсовета пострадают именно интересы СССР.

Ничто не способно причинить нам такой вред, как ложь и фальшь в рево

люционном лагере пролетариата. Врагов наших, опытных и проница

тельных империалистов, мы не обманем. Колеблющимся пацифистам

фальшь поможет и дальше колебаться. А настоящих наших друзей

революционных рабочих - политика иллюзий и фальши может только

обмануть и ослабить.

Именно поэтому Ленин писал в наказе нашей делегации на пацифистский конгресс в Гааге, где приходилось иметь дело с теми же тред-юнионистами, кооператорами и пр.

"Мне кажется, что если у нас будет на Гаагской конференции несколько человек, способных на том или другом языке сказать речь против войны, то всего важнее будет опровергнуть мнение о том, будто присутствующие являются противниками войны, будто они понимают, как война может и должна надвинуться на них в самый неожиданный момент, будто они сколько-нибудь сознают способ борьбы против войны, будто они сколько-нибудь в состоянии предпринять разумный и достигающий цели путь борьбы против войны" (том XX, дополнительный, ч. II, стр. 530). Какие интересы преследовал Ленин в этих словах: международные интересы СССР или революционные интересы международного пролетариата? В таком основном вопросе Ленин не противопоставлял и не мог противопоставлять одно другому. Ленин считал, что малейшее наше попустительство по отношению к пацифистским иллюзиям тред-юнионистов затруднит действительную борьбу с опасностью войны и, стало быть,

принесет одинаковый вред и международному пролетариату и СССР. При этом Ленин имел в виду добросовестных пацифистов, а не клейменных штрейкбрехеров, всем своим положением обреченных после мая 1926 г. на дальнейшую цепь предательства.

15. На это Бухарин скажет: берлинские решения были бы недопусти

мыми, если бы мы действовали только через профсоюзы. Но ведь пар

тийными средствами мы можем дополнить и исправить то, что сделали в

Берлине. Глядите: мы же критикуем Генсовет в статьях "Правды", в

речах английских коммунистов и пр.

Этот довод - подлинная отрава для революционного сознания. Слова Бухарина означают лишь, что мы поддерживаем Генсовет "на свой лад", в то время, как этот последний "на свой лад" поддерживает империалистское государство. То, что мы "критикуем" Генсовет, является в данных условиях необходимым прикрытием нашей поддержки Генсовета, нашего политического блоки с ним.

Статей "Правды" (в высшей степени косноязычных в вопросе о Перселе и К0) английские рабочие не читают. Решения же берлинского совещания опубликованы прессой всего мира. О статьях английских коммунистов знает пока небольшое меньшинство английского пролетариата. А о том, что у Перселя с Томским 'сердечные отношения", "взаимное понимание" и "единодушие" знает каждый английский рабочий. Поведение делегации ВЦСПС, представляющий победоносный пролетариат Советского Союза, гораздо тяжеловеснее речей английских коммунистов и потому дезавуируют их критику, крайне, впрочем, недостаточную, ибо и их свобода ограничена Англо-Русским комитетом.

Словом: капитуляция ВЦСПС во имя блока с Перселем есть основной факт международного рабочего движения в настоящий момент. "Критические" статьи "Правды", новые и новые "теории" Бухарина -только сервировка этого факта.

16. Каким образом насквозь гнилая лжепацифистская сделка с

изменниками, которых мы заодно уже объявили "единственными пред

ставителями" английского пролетариата, может укрепить наше между

народное положение? Каким образом? Ведь берлинское совещание

происходило в период открытия военных действий английского прави

тельства против Китая и подготовки таких действий против нас. Инте

ресы нашего международного положения требовали прежде всего

открыто назвать эти факты по имени. Между тем мы их замолчали.

Чемберлен эти факты знает и нуждается в том, чтобы их узнать. Чест

ные рабочие-пацифисты могут пред лицом этих фактов перейти на рево

люционную линию. Подлые торгаши пацифизма из Генсовета не могут

говорить вслух о фактах, которые разоблачают их несомненный, в луч

шем случае, молчаливый заговор с Чемберленом против английских

рабочих, против Китая, против СССР, против мирового пролетариата.

Что же мы сделали в Берлине? Мы всем авторитетом рабочего государства помогли "пацифистским" лакеям империализма сохранить свои воровские секреты. Более того, мы взяли на себя ответственность за эти секреты. Мы провозгласили на весь мир, что в деле борьбы против

войны мы "единодушны" с агентами Чемберлена в Генсовете. Мы этим ослабили силу сопротивления английских рабочих против войны. Мы этим увеличили свободу действий Чемберлена. Мы этим нанесли вред международному положению СССР.

Надо сказать конкретнее: берлинская капитуляция ВЦСПС перед Генсоветом чрезвычайно облегчила Чемберлену налет на советские учреждения в Лондоне со всеми возможными последствиями этого акта.

Надо не забывать, что благодаря, в частности, островному поло

жению Англии и отсутствию непосредственной опасности ее границам,

английские реформисты и в прошлой войне позволяли себе несколько

больше словесной "свободы", чем их континентальные собратья по

измене. Но в общем они выполнили ту же роль. Сейчас, имея за спиной

опыт империалистской войны, реформисты, особенно "левые", поста

раются, в случае новой войны, пустить еще больше пыли в глаза рабо

чим, чем в 1914-1916 годах. Весьма вероятно, что по поводу налета на

советские учреждения в Лондоне, который они подготовили всей своей

политикой, "левые" будут протестовать на две ноты выше либералов.

Но если бы Англо-Русский комитет был в какой-нибудь мере способен

помогать не Чемберлену, а нам, разве обе стороны не должны были бы

сговориться уже в течение первых двадцати четырех часов, ударить в

набат, и заговорить с массами тем языком, который отвечает серьезно

сти обстановки. Но этого нет и этого не будет: Англо-Русский комитет

не существовал во время общей стачки, когда Генсовет отказывался

принимать "проклятые деньги" от ВЦСПС; Англо-Русский комитет не

существовал во время стачки углекопов; Англо-Русский комитет не

существовал во время разгрома Нанкина, -- и Англо-Русский комитет

не будет существовать в случае разрыва дипломатических отношений

Англии с СССР, эту жесткую правду надо сказать рабочим. Надо честно

предупредить их. Вот это усилит СССР!

Можно возразить: но ведь допустимы же с нашей стороны уступ

ки буржуазии; и если рассматривать нынешний Генсовет, как агентуру

буржуазии в рабочем движении, то почему нельзя делать уступки Ген

совету по тем же соображениям, по которым мы делаем уступки капи

тализму? -- Некоторые товарищи начинают вертеться вокруг этой фор

мулы, которая представляет собою классический образец фальсифика

торской перелицовки ленинизма в целях оппортунистической политики.

Когда мы вынуждены делать уступки классовому врагу, мы их делаем самому хозяину, а не его меньшевистскому приказчику. Мы никогда не замаскировываем и не прикрашиваем своих уступок. Когда мы уступали ультиматуму Керзона, мы разъясняли английским рабочим, что с ними вместе мы пока еще недостаточно сильны, чтобы непосредственно принять вызов Керзона. Откупаясь от ультиматума, т. е. от дипломатического разрыва, мы ясной постановкой вопроса обнажали реальные отношения классов, ослабляли реформистов, укрепляли свое международное положение, как и положение международного пролетариата.