Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери - Сара Лейбовиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я была старшим ребенком в семье. Нас воспитывали очень хорошо: мы росли, соблюдая заветы Торы – всегда помогать другим, делать добрые дела и бояться Господа.
Моя сестра Рухи (Рахиль) была младше меня на два года. У нее были большие голубые глаза, и она была очень сообразительной, трудолюбивой и ловкой. Мы были лучшими подругами.
Мой брат Лазарь (Элиезер) был на четыре года младше меня. У него тоже были голубые глаза и светлые волосы. Мальчики в нашей семье носили длинные пейсы, и у Лазаря они были красивого золотистого цвета. Он был очень умный и отлично учился в хедере. Еще он был ловкий и всегда помогал маме печь хлеб. Лазарь должен был отпраздновать бар-мицву[18] в месяце хешване (октябре/ноябре) 1944 года. Прежде чем нас забрали из нашего дома, мы обсуждали, что сразу после праздника Шавуот[19] Лазарю надо будет начать учить свой отрывок из Торы для бар-мицвы, но ему это так и не удалось.
Я помню одну историю, связанную с моим братом Лазарем и со мной, случившуюся за несколько лет до того. На той неделе беспрестанно шел дождь. В пятницу мы узнали, что река вышла из берегов и затопила поля. Взрослые беспокоились об урожае, но мы, дети, с удовольствием играли в грязи. Мама позвала меня и Лазаря, дала нам мешок, который сшила сама, – он, как и все в нашем доме, был выстиранный, ароматный, отглаженный, – и велела нам пойти на поле, где рос зеленый горошек. Его побеги подвязывали на палочки; мы должны были попытаться собрать хоть немного стручков.
Мы с Лазарем взяли мешок и пошли через поля вдоль разлившейся реки. Внезапно в нескольких метрах от реки мы заметили гигантскую рыбу, длиной не меньше полуметра, которая плавала в луже и не могла вернуться в реку. Таких рыб мы называли чуко, и они были похожи на карпов, которые считаются кошерными, так что мы ловили этих рыб в реке и ели их. Но мы никогда не слышали, чтобы такую громадную рыбу кто-нибудь выловил на удочку. Мы с Лазарем очень обрадовались. Все, кто проходил мимо, смеялись и радовались вместе с нами нашей находке. Мы взяли одну палочку, на которую был подвязан горох, и с ее помощью попытались загнать рыбу в мешок. Мешок наполнился грязью и глиной, мы тоже перепачкались с ног до головы. С большими усилиями нам все-таки удалось загнать рыбу в мешок, и мы потащили ее домой, ликуя и хохоча. Когда мама увидела нас, она не обрадовалась. Ей было жалко мешка, который стал грязно-коричневого цвета, и она велела нам пойти и выпустить рыбу в реку. Но бабушка Хана-Дебора, услышав шум, убедила маму оставить рыбу. Когда отец вернулся домой, он очистил ее и взвесил – рыба весила десять кило. Мои родители поставили во дворе большой стол и угостили рыбой всех соседей. Половина деревни поела рыбы на тот Шаббат, и эту историю вспоминали еще долгое время.
Мой брат Йозеф-Шалом был младше меня на шесть лет. Его назвали Йозефом в честь старшего брата нашего отца, который был раввином. Этот дядя эмигрировал на Землю Израиля в 1930-х и стал преподавателем в Еврейском университете на горе Скопус в Иерусалиме. Второе имя, Шалом, Йозеф получил в честь брата бабушки Ханы-Деборы. Йозеф-Шалом был светловолосым, с красивыми длинными пейсами и голубыми глазами. Он был ловкий, сообразительный малыш, и все его любили.
Моей сестре Фейге было восемь лет на момент ее смерти в Аушвице. Она была красивой девочкой с зелено-карими глазами и длинными темными волосами. За год до того, как нас выгнали из нашего дома, мы с ней пошли погулять в поле, полюбоваться урожаем, прежде чем его соберут. Фейге была очень сообразительная. Она все понимала и все знала. Она шла впереди меня, с прямой спиной, уверенная в себе. Помню, как я с любовью смотрела на нее и думала, какие у нее красивые длинные руки и ноги и что сама она славная и симпатичная. Впоследствии, когда у меня родилась первая дочь, Далия, я подумала, что она такая же красивая, как Фейге. В детстве у нее тоже были красивые длинные руки и ноги.
Моя малышка-сестра Песселе умерла в Комяте от коклюша, когда ей было девять месяцев. Это произошло сразу после смерти дедушки Азриэля-Цви, когда мой отец еще сидел шиву по своему отцу. Внезапная смерть ребенка стала огромной трагедией для всех нас, и мы все плакали и скорбели по ней.
Мой младший брат Хершеле (Азриэль-Цви) родился вскоре после того, и его назвали в честь нашего деда. У Хершеле тоже были голубые глаза и светлые волосы; он был очаровательным ребенком, умным и очень ласковым. Ему было почти три года, когда его казнили в Аушвице.
В Комяте я ходила в смешанную начальную школу для евреев и неевреев. В нашем классе было около двадцати детей, а нашу учительницу, венгерку, звали Тукач-Нейни – госпожа Тукач. Я также посещала среднюю школу в Комяте, тоже смешанную. Помню свой восторг перед тем как пойти в первый класс, и еще помню пенал, который мне купили – из коричневой кожи, похожий на маленький чемоданчик. Я была так рада, что все лето перед школой повсюду носила его с собой. Мне нравилось в школе, и я была прилежной ученицей.
Каждое утро я отправлялась в школу вместе с младшими братьями, которые ходили в подготовительный класс. Мой брат Лазарь занимался до полудня, а потом отправлялся с другими еврейскими мальчиками в хедер. Я возвращалась домой, брала обед, который мама готовила ему, и относила в хедер, чтобы он не тратил время и не отвлекался от учебы. Каждый вечер четверга Лазарь отчитывался перед нашим отцом за пройденный в хедере материал, и отец очень им гордился.
По понедельникам после обеда все еврейские дети в деревне занимались ивритом с еврейским учителем, получавшим зарплату от чешского правительства. По утрам в субботу мы учили иудаизм с меламедом[20], которого нанимали евреи, жившие в деревне.
Когда я была в девятом классе, в сентябре 1943-го, я начала ходить в старшую школу, где преподавали бухгалтерский учет. Школа находилась в соседней деревне, Салише. Туда трудно было поступить,
