Порошок идеологии (сборник) - Панов Николай Николаевич

– И вот поместили в ту же камеру на ночь меня. Под видом арестанта, конечно. Камера на двоих – я и он. Он спит тревожно, во сне бредит, а я слушаю. И вот во сне он и говорит…

Архимедов порылся в кармане и вытащил сложенную бумажку. Он разгладил ее на столе.

– На отчете Сигизмунду Павловичу я слова эти, Ферапонт Иванович, скрыл. Ему они, думаю, ни к чему, а нам с Ферапонтом Ивановичем дело раскрыть помогут! Так вот, вскакивает этот Акимов ночью, ворочается и все бормочет: «Николай, когда же листовки?.. Шрифт отослан… товарищи ждут… когда же листовки?..» Вот и все, до самого утра. Вот что-с, Ферапонт Иванович…

Архимедов замолчал. Филькин сидел равнодушно. Как бы даже насмешливо смотрел он в лицо Архимедова.

– Ну, и что же?.. – после молчания спросил Филькин.

– Нет, ничего-с!.. – Архимедов смущенно встал. – Думал я, поможет вам это… Не смею больше задерживать… Так вы, Ферапонт Иванович, попомните мою просьбу… Я к вам, как к отцу…

Пока не ушел Архимедов, Филькин неподвижно сидел в кресле. Но как только дверь за посетителем закрылась, необыкновенное оживление появилось на его морщинистом лице. Он раскрыл ящик, выхватил оттуда смятую прокламацию, взятую в охранке, и белые листки, на которых был написан протокол. Он сравнил их, сунул в карман, надел пальто, нахлобучил шляпу и, выйдя на улицу, быстро зашагал к охранке.

…Сигизмунд Павлович только что вернулся с доклада…

Он был у начальника охранки. Это посещение оказалось для него не очень приятным. Бросив на стол набитый бумагами портфель, он бегал по комнате, кричал и вытирал платком потную лысину. Несколько филеров и жандармов, толпясь возле дверей, с ужасом наблюдали начальнический гнев.

– Распустились!.. – кричал Сигизмунд Павлович так же громко и отчаянно, как полчаса назад кричал на (него самого начальник. – Распустились!.. Мерзавцы! Сукины дети!.. Бездельники, дармоеды! За что деньги берете?.. Вы зачем здесь, а?.. Водку жрать? По улицам на извозчиках ездить?.. Они водку жрут, а их начальник отвечай!.. Распустились, р-р-ракалии!..

Он подбежал к пузатому портфелю и выхватил оттуда пачку печатных листков. Пачка была пухлая и ровная, многие листки были измяты, многие испачканы в грязи; видно было, что их подбирали по одному и потом тщательно сложили вместе. Начальник махнул рукой, пачка полетела в стоящих у двери и белым облаком осыпалась на пол.

– Спите!.. – неожиданно тонким голосом снова закричал Потоцкий. – От чужих узнаю, посторонние летучки приносят!.. Город весь в листках, литература на заводах, литература на стенах, на мостовых, а вы что?!.. На фабрике Арманд была массовка, пачками бросали прокламации. На Суворовской мануфактуре у каждого рабочею по пятку прокламаций в кармане. В Заречье дети играют в листовки. Откуда их столько? Откуда, ну, говорите?..

Он бессильно затопал ногами перед седым, неподвижным жандармом. Жандарм смотрел ошеломленно, – он как бы окаменел от гнева начальства.

– В игрушки играете!.. – неистовствовал начальник. – Я вам не позволю в игрушки играть!.. За восточными лавками следите, время проводите зря… Я вам покажу восточную лавку!.. – Он сел за стол, почти задыхаясь. Расстегнув мундир, налитыми кровью глазами он взглянул на жандармов.

– Террорист не страшон! – спокойно сказал он. – Бросил бомбу – пойман, повешен. Типография эта страшна, вот где у нас эта типография!.. – Длинным карандашей он постучал себя по затылку. – Его превосходительство, господин начальник, так и сказал: «Раскрыть типографию, иначе разгоню всех к чёртовой матери и наберу новых!» Филькин где?.. – уже почти совсем спокойно спросил он.

– Они еще не пришли, – услужливо сказал филер у двери. – Как позволено им приходить в неурочное время…

– Почему в неурочное время?.. – Потоцкий треснул кулаком. – Как в неурочное время?.. Если есть служебные часы!.. Найти! Оштрафовать. Под арест!..

В это самое время дверь открылась, стоящие около нее расступились, и Ферапонт Иванович Филькин своим обычным быстрым шагом вошел в комнату.

Он мельком взглянул на начальника, потом на пол, усеянный летучками. Нагнувшись, он поднял два листка и сравнил их с листками, вынутыми из кармана. Сняв шляпу и положив все листки на край стола, он торжествующе взглянул на Потоцкого.

– Почему являешься поздно?.. – упавшим голосом спросил начальник. Он все-таки робел перед лучшим сыщиком охранки.

Филькин раскрыл рот, во Потоцкий не дал ему говорить.

– На службу опаздываете, пустяками занимаетесь!.. – плачущим голосом говорил он. – Что с типографией?.. Подай типографию – и все тут!.. На глаза мне без нее показываться не смей!..

– Типографию я нашел, Сигизмунд Павлович!.. – тихо и с расстановкой сказал Филькин.

Все повернулись к нему. Начальник дернулся вперед. Он смотрел на Филькина так, как-будто ждал, что он сейчас же вынет типографию из кармана и положит ее на стол.

– Сегодня к одиннадцати часам, – продолжал Филькин, – пожалуйте наряд из пяти жандармов и ордер на обыск в восточной лавке. Типография у нас в руках!..

– Но почему же в восточной?.. – пролепетал начальник. – Ты, братец, не ошибся?.. Ты же сам… дело здесь серьезное, смотри!..

– Головой ручаюсь, – уверенно сказал Филькин. – Не вернуться мне сюда, если нет там типографии!.. Пожалуйте ордер и наряд. А еще позвольте, Сигизмунд Павлович, два слова сказать наедине…

И когда все вышли, Филькин нагнулся к начальнику и зашептал:

– По соображениям секретного свойства, нужно бы, Сигизмунд Павлович, Архимедова удалить из города. Ненадежный человек и все такое… Опять же о вас отзывается плохо… Слышал я, Сигизмунд Павлович, здесь летучий отряд филеров формируется, – вот бы туда его в самый раз…

Начальник смотрел удивленно. Потом он взял перо и придвинул к себе бумагу.

– Хорошо, – сказал начальник, – для тебя, Ферапонт Иванович, сделаем это. Хотели мы его у себя оставить, но если ты считаешь, что лучше… Мной, говоришь, он недоволен? Ну, что ж… Архимедова назначим в летучий отряд филеров. Этот отряд нынче вечером должен выехать на работу в Киев.

Глава VIII

Враг в доме

– Скоро одиннадцать!.. – сказал Николай, смотря на стенные часы. – Сандро, Ольга опоздает!

– Подожды, – Вачнадзе возился около печки, что-то делая над разложенным из щепок огнем. – Нэ опоздает, еще час остался… Сэйчас поспэет шашлык!..

Что-то странно торжественное было в этот час в маленькой комнатке при магазине. Небольшой стол был сдвинут на середину. Чистая скатерть покрывала его. Четыре белых тар ежи со стаканами около них стояли по краям стола. За столом сидели Николай, Василий и Ольга. Стул Вачнадзе еще поджидал хозяина.

Все подпольщики сильно изменились за последнее время. Их лица обострились, приобрели землистый оттенок. На Николае не было фальшивых усов, зато его щеки и подбородок обросли черной колючей щетиной. Сутулый Василий вдруг закашлялся, прижимая платок к губам. Что-то слишком быстро он скомкал этот платок и спрятал его в карман. Николай с Ольгой переглянулись.

– Товарищ Василий! – нежно сказал Николай. – Право, отдохнуть бы тебе, перейти на другую работу!.. Очень уж ты устал!.. – Василий сердито сверкнул глазами.

– Никуда я не перейду!.. – Он задохнулся, его белые зубы блеснули. – Вы что, выгнать меня хотите?.. Общество мое вам не подошло?.. Нет, спасибо, не на такого напали!.. Дудки!.. – Он снова закашлялся. Теперь уже все увидели, как темное кровяное пятно расплылось на белой материи платка.

– Ну, нэ ссориться!.. – крикнул Вачнадзе. Он повернулся от печки. Глиняная миска с дымящимся шашлыком, нанизанным на тоненькие щепки, была в его руках. – Нэ драться, шашлык есть будэм по-кавказски!.. – Он поставил миску на середину стола.

Протянув руку к окну, Николай взял откупоренную темную бутылку. Сверкая и искрясь, розоватое вино заплескалось в стаканы. Каждый взял в руку свой стакан.

– Товарищи!.. – с комической важностью сказал Николай, вставая. – Сегодня, товарищи, торжественный день. Мы отмечаем его этим роскошным ужином. Сегодня исполнился месяц нашего пребывания здесь, десять дней работы в типографии. Дело у нас не ладилось, сыщики следили за нами. Но благодаря находчивости Сандро, – он поклонился смущенному Вачнадзе, – благодаря мужеству Ольги, благодаря самоотверженной выдержке Василия мы отвели от себя опасность. Выпьем, товарищи, за дальнейшее процветание нашего дела!..