Баллада о Лорелее (СИ) - Морозевич Юрий В.

Черт, ну и духота здесь, однако! Такое впечатление, что воздуха совсем не осталось. Ну ладно, все можно понять, кондиционер сломался, то, се… Но уж балконную-то дверь хотя бы можно было открыть. Вот так всегда. Пока не скажешь, сам ни за что не догадается. И кондиционер, к слову сказать, уже давно следовало бы починить. Тем более, что, если верить Алексу, скоро наступят тяжелые времена. Как он сказал?.. Сезон Черных Трав, едва ли не самый жаркий из всех, когда планета окажется почти что между двух Лор. Наверняка, цены на холодильное оборудование взлетят до небес, так что думать об этом нужно уже сейчас. Все следует делать вовремя.

Катерина торопливо расшнуровала кроссовки, с облегчением сбросила их с усталых ног, а затем на цыпочках прокралась по коридору и приоткрыла стеклянную дверь в комнату.

Тяжелый, приторно-сладкий с едва уловимым привкусом ванили запах ударил ей в ноздри. Катерина даже отшатнулась от неожиданности, но затем пересилила себя и заглянула внутрь.

Та-ак… Вот, значит, какой у него сон.

Рон лежал в постели, уставившись в потолок широко открытыми глазами. Между пальцев правой руки, свесившейся чуть ли не до самого пола, дымилась зажженная сигарета, а на тумбочке красовалась полуоткрытая пачка с такой ненавистной надписью большими яркими буквами. Рон явно не видел застывшую на пороге Катерину, он, судя по всему, вообще выпал из этой реальности, полностью погрузившись в свой собственный, хотя и иллюзорный мир. Вероятно, там с ним происходило нечто весьма и весьма приятное, потому что губы его вдруг дрогнули, растянулись в счастливой улыбке, а затем Катя отчетливо услышала:

— Мэри… Мэри… о-о-о…

Что-о? Мэри? Какая еще Мэри? А может быть, не Мэри, а Мария… или даже Маша… Господи, неужели подруги все-таки были правы?

Катя, зажав нос и рот ладонью, быстро пересекла комнату, настежь распахнула балконную дверь и, тяжело дыша, почти вывалилась наружу. Там она, наконец, с облегчением перевела дух, а затем практически рухнула в кресло, размышляя о том, что же теперь будет дальше.

Сигареты, торн, какая-то неведомая Мэри — все это бесконечным хороводом крутилось у нее в голове, и сосредоточиться на чем-то одном оказалось совершенно невозможно. Сигареты, торн, Мэри… Мэри, сигареты, торн… Мэри… А, черт!

Катерина прикрыла глаза и постаралась взять себя в руки.

Серьезный разговор с Роном неизбежен. Пятнадцать-двадцать минут на то, чтобы все решить, у нее пока есть. А потом Рон очнется… и будет, что будет.

Да, она прекрасно знает, что торн — невероятный по силе соблазн, который снова и снова станет заползать в душу, словно коварный змей-искуситель, опустошая и разрушая все самое светлое и чистое, что еще сохранилось там до сих пор. Поэтому случившееся можно было и предсказать, и ожидать, хотя где-то в самой глубине слабеньким огоньком тлела так и не оправдавшаяся надежда на лучшее. Но Мэри… Этого простить невозможно. Чтобы любимый человек, обнимая и целуя тебя, грезил о какой-то посторонней женщине?.. Нет, никогда.

Катя закрыла лицо руками и долго сидела так, не в силах сосредоточиться. До тех самых пор, пока не почувствовала чужое присутствие в проеме балконной двери. Тогда она отняла руки, повернулась и встретилась взглядом с Роном.

Он выглядел каким-то всклокоченным и помятым и ничуть не походил на уверенного в себе красавца-пилота, знакомого Кате по прежней жизни. Той, которой они жили до сегодняшнего утра.

— Ты?.. — произнес он растерянно. — Но как… почему?..

Неуверенность сквозила в каждом его движении. Впечатление создавалось такое, словно он еще не до конца отошел от сна. Или от своих сигарет. Катерине отчего-то вдруг показалось, что Рон просто боится подойти ближе.

— Куришь? — вместо приветствия мрачно произнесла она. — Ну-ну, давай…

Она отвернулась и уставилась прямо в пустое, совершенно безоблачное яркое небо.

— Кэт… послушай. Все совсем не так, как ты думаешь. Я брошу, смогу бросить. Это была последняя… Кэт, это правда… клянусь.

Катерина молчала.

— Ну почему ты мне не веришь?! — вдруг закричал Рон. — Почему?!

Катерина смерила его холодным взглядом, а потом неожиданно для себя самой совершенно спокойно сказала:

— Потому что не бросишь. Я знаю. Не нужно обманывать ни меня, ни себя. Один раз ты уже обещал.

— Но теперь все будет по-другому. И знаешь, почему? Мне предложили работу в этнографической экспедиции. Руководитель — сам Алан Стромберг. Не слышала? Странно, самый знаменитый специалист по лорнам, мало кому на Лорелее неизвестно его имя. Так вот, ему, оказывается, нужен пилот, я подал заявку, и меня пригласили. Представляешь? Наконец-то у меня будет достойная работа, это тебе не туристов катать. Правда, здорово?! Мы с тобой уедем в непролазные джунгли подальше от всяких соблазнов мегаполиса и забудем наши проблемы как страшный сон… Кэт, прости. Ну, не удержался я, сорвался. Но поверь, эта сигарета действительно была последней. Ты мне веришь?.. Скажи хоть что-нибудь!

Катерина встала с кресла, подошла вплотную к Рону и некоторое время пристально его разглядывала.

— Нет, — наконец, сказала она. — Я тебе не верю. Ты не сможешь бросить. Поэтому, если хочешь остаться со мной — первым же рейсом летим на Землю.

— Но как же так, — растерянно произнес Рон. — Бросить все прямо сейчас, когда в моей жизни только-только хоть что-то стало налаживаться? Не-ет, никак невозможно. К тому же я обязан еще несколько дней доработать в своем турагентстве, иначе они мне ничего не заплатят… Пойми, я просто не могу.

— Ну, как знаешь, — произнесла Катя, плечом отодвинула Рона в сторону, пересекла комнату и вышла в коридор. Рон поспешил следом.

— Подожди. Ты куда?

— Я же сказала — на Землю. Ты со мной, или как?

— Кэт, не нужно решать сгоряча. Ну какая тебе разница, сейчас или через три-четыре дня? Предлагаю успокоиться и на холодную голову взвесить все «за» и «против». Э-э-эх… у меня через час очередной рейс. Черт, как некстати! Ну не могу я не пойти!.. Не могу. Послушай, давай обсудим наши дела, когда я вернусь. Хорошо?

Катя не ответила. Смотреть на Рона ей почему-то стало вдруг неприятно. В прихожей она подобрала свои кроссовки, надела на ноги и начала сосредоточенно зашнуровывать. А когда покончила с этим делом, открыла входную дверь, подняла с пола свою сумку и этюдник и только тогда взглянула Рону прямо в глаза.

— Не уходи, — тихо сказал он.

— Последний раз спрашиваю, ты со мной? — сказала Катя.

Рон молчал.

— Ясно. Ну что ж, тогда прощай. Привет Мэри.

— Какой Мэри? — не понял Рон.

— Тебе видней. Той самой, о которой ты грезил в своей постели полчаса назад, — сказала Катя, развернулась и вышла из квартиры.

— Постой! Нет никакой Мэри, — крикнул Рон. — Не знаю я никакой Мэри! Кэт! Это какая-то ошибка!

Однако, Катя, переполненная гневом, даже не обернулась.

Ну почему мне сегодня так хронически не везет? За что мне все это, за какие-такие прегрешения?

Катя в полном одиночестве расположилась на диване в самом дальнем углу зала ожидания космопорта и вовсю шмыгала носом. Мокрых дорожек на щеках она попросту старалась не замечать. Поначалу она еще вытирала щеки и уголки глаз краешком носового платка, однако влажные свидетельства ее переживаний упорно возникали снова и снова, и Катя, наконец, бросила это бесполезное занятие. Всю жизнь она считала себя сильным человеком, способным справиться с любой неприятностью, не доводя дело до слез. И вот пожалуйста! Расклеилась самым неприличным образом. Хорошо, что никто не видит ее позора.

Разрыв с Роном дался гораздо труднее, чем она могла думать. Катя вдруг поняла, что до сих пор не перестала любить его и, оказывается, все то время, пока длилось столь драматическое выяснение отношений, неосознанно каждое мгновение ожидала, что он обязательно прервет ее, обнимет и скажет: да, я готов отправиться куда угодно, хоть на край света, лишь бы мы были вместе. Но этого так и не произошло. Рон неожиданно прекратил все попытки хоть как-то оправдаться в ее глазах и лишь угрюмо наблюдал, как она с великим трудом забирается в кабинку лифта, цепляясь за косяки и стены проклятым этюдником, как двери медленно, безумно медленно, закрываются, навсегда отгораживая их друг от друга.