Когда цветут реки - Лев Рубинштейн

— «Когда-нибудь»! Может быть, «никогда»! — сердито отозвался Дэн. — Маньчжурская лисица опомнится, соберет тысячи тысяч чертей, нападет на нас…

Го прервал его.

— Такова воля небесных сил! — торжественно сказал он. — Мы идем в Нанкин, гам будет столица Небесного Государства. Небесный Царь не может ошибаться.

— А земля там красная или желтая? — спросил Ван Ян.

Никто ему не ответил.

Бывший загородный дворец императорского наместника, где расположился Небесный Царь, никогда не был так оживлен, как в месяцы после освобождения Учана. Раньше здесь в торжественной тишине и прохладе, возле искусственных прудов, под густыми шелковичными деревьями, прогуливался сам наместник, сопровождаемый слугами, которые несли опахала и трубки с табаком. Никто из посторонних не допускался во внутренние покои, чтобы не мешать вельможе принимать решения по делам управляемых им провинций.

Сейчас словно вихрь пронесся над старыми, заросшими садами, крышами и водоемами. У главных ворот то и дело раздавались гулкие удары в литавры, возвещавшие о появлении военачальников тайпинской армии. По дворам и проездам цокали копыта кавалеристов, оружие звенело на каждой тропинке и под каждой аркой. Приезжали и уезжали гонцы, сменялись караулы, народ толпился вокруг стен, разглядывая энергичных, обветренных и загорелых воинов с длинными волосами, развевающимися по плечам и спинам.

— Видано ли такое, соседи? Начальники ходят между нами без охраны, и никто из нас не обязан кланяться им в пояс или падать на колени!

— Совсем не важничают, не выступают, как павлины, а шагают быстро и просто, как обыкновенные люди…

— Они и есть обыкновенные люди!

— Хорошо ли это? Должен ли начальник расхаживать среди людей, как равный?

— Теперь все равны в Поднебесной стране. Истинно говорю вам: настало царство справедливости…

Одобрительный гул голосов прерывается новыми ударами в литавры и звуками военных рогов. Новый отряд подходит ко дворцу. Это добровольцы из деревень Уханьского округа. Они просят божественного благословения Небесного Царя. Эти солдаты только вчера остригли косы. Небесная Армия растет изо дня в день.

Над головами сотен рослых телохранителей плывет великолепный красный паланкин. Этот поезд особенно щеголеват: у офицеров нарядные халаты, голубые и оранжевые, у солдат — превосходное оружие, на флажках — шитые золотом иероглифы. Гул литавр сотрясает окрестности. Стража расчищает площадь перед дворцом. Паланкин опускают на землю, перед ним расстилают ковер.

Из паланкина выскальзывает маленький человечек, юркий, как мышь, скуластый, с красивыми усиками и бородкой. Это Северный Царь Вэй Чан-хой, бывший помещик. Несколько лет назад он пришел к тайпинам в сопровождении тысячи родичей.

Вэй Чан-хой — самый ученый и в то же время самый почтительный из приверженцев Небесного Царя. Если Восточный Царь Ян Сю-цин, бывший батрак, ездит преимущественно верхом и входит в палаты царского совета, не опуская головы, то Северный Царь проделывает сложную церемонию: он велит своим телохранителям спрятать мечи и становится на колени перед воротами дворца. Правда, все это занимает не больше минуты, но производит большое впечатление на окружающих. Может ли быть, чтобы царь преклонял колени перед другим царем? Несомненно, что Небесный Царь выше других царей, потому что он младший брат бога и потому что он первый поднял голос против дьявола.

Только один уголок во дворце остался тихим и нетронутым. Здесь уцелели не только фарфоровые фигурки, которыми любовался бывший наместник, но даже статуи богов, изрядно покрытые пылью; ширмы с изображениями гор и водопадов, низвергающихся сквозь облака; садовые деревья, вырезанные из слоновой кости; громадные фонари с красными кистями.

Среди всего этого великолепия сидел человек в простой одежде из черного шелка и в глубокой тишине разводил тушь в блюдечке. Скупой свет из окна падал на его суровое, неподвижное лицо с насупленными бровями.

— Зачем мне твои деньги? — спросил он.

В комнате зашевелился другой человек. Это был бывший ростовщик Чжан Вэнь-чжи. Вероятно, он избегал света, потому что забился в самый темный угол, между низким резным столиком и плетеной корзиной, тщательно связанной веревками.

— Я многим обязан высокой учености, — заговорил он тихо, — не знаю, как отблагодарить…

— Чего ты хочешь?

— Я хотел бы пробраться на север…

— Из этого ничего не получится. С корзиной, наполненной серебром, ты никуда не пройдешь и рискуешь потерять голову. Я не стал бы спасать твою жизнь там на переправе, если б ты был мне не нужен.

— Зачем ничтожество нужно высокой мудрости? — подозрительно спросил Чжан Вэнь-чжи.

— Об этом ты узнаешь впоследствии. А сейчас я дам тебе письмо, которое ты отнесешь вечером к реке.

— Осмелюсь заметить, меня здесь многие знают…

— Это не имеет значения. Еще до вечера ты вступишь в ряды Небесной Армии. Я не военачальник, но иногда тушь и кисть бывают сильнее, чем порох. Меня никто не видит, но я существую. Ты будешь тайпинским солдатом. Забудь о том, что было в Долине Долгих Удовольствий. Молись небесному отцу, прилежно пой гимны и делай то, что я тебе приказываю.

— А корзина?

— О своей корзине можешь не беспокоиться. Нет для нее более сохранного места, чем это помещение. Повторяю, твое серебро мне не нужно. Я не ищу богатства.

— Чего же ищет великая ученость?

— Наказания преступникам.

Человек в черной одежде высокомерно поджал губы:

— Я сохраню твое серебро. Но, если ты убежишь, оно останется здесь.

Чжан молчал, вздыхал и кланялся.

— Вечером ты найдешь на реке джонку с изображением рыбы шаюй. Ее хозяин — лодочник, прозванный на Янцзы «Диким Гусем». Ты передашь ему мое письмо с низким поклоном, как будто перед тобой стоит начальник губернаторской стражи, и скажешь, что это письмо прислал «Старец с Кедровой Горы». Не отвечай ни на какие вопросы, не принимай угощений, не пускайся в разговоры и немедленно возвращайся сюда. Я сам выдам тебе пропуск.

— Прошу простить меня за дерзость, — с досадой проговорил Чжан: — если я буду солдатом у тайпинов, кому я буду подчиняться?

— Ты будешь подчиняться мне, пока не станешь генералом.

— Генералом… — еле слышно пролепетал Чжан.

Человек в черной одежде обмакнул кисть в тушь и стал писать, не обращая никакого внимания на своего собеседника. Вероятно, он не любил пустых и преждевременных вопросов.

Судя по длине строк, нанесенных на бумагу очень красивым, немного наклонным почерком, он писал стихи.

Вечером того же дня Ван Ян, который вместе со своим взводом грузил рис на джонки, отставил коромысло и ухватил за рукав Линя.

— Смотри, — сказал он. — ведь это опять ростовщик Чжан!

По берегу пробирался семенящей походкой бывший ростовщик. Линь бросился было к своему копью, но замер пораженный.

На Чжане было тайпинское военное платье с иероглифами на груди и спине. Волосы его были распущены, а под мышкой он нес тяжелую саблю с длинной рукояткой.

— Ни дать ни взять, солдат Небесного Царя!.. — произнес нараспев кузнец Чжоу. — Только лицо у него белое, потому что он не ходил в походы. Значит, теперь он наш?

— В этом нет ничего удивительного, ибо бог распоряжается судьбами людей, — объяснил Го. — Даже начальник чертей может стать нашим, если он просветит свою душу истинным учением и будет полезен делу справедливости.

— Пропадайте вы, южане, с вашим истинным учением! — рассердился вдруг Яо Чжэнь, тот самый бывший аптекарь с ружьем, которого Линь настиг на берегу реки после взятия Учана. — У вас что ни слово, то какая-нибудь божественная мудрость! Значит, ты готов назвать себя братом этого мироеда?

— Готов, — стойко ответил Го. — Ибо мы, южане, принесли это учение в вашу развращенную страну.

— Перестаньте ругаться! — строго вмешался Дэн. — Нет ничего хуже, чем несогласие между братьями. Мы все сыновья народа Небесного Государства, мы все равны, хотя младшие, конечно, должны уважать старших!

Пока шел спор, бывший ростовщик ровным шагом прошел мимо Линя, держась правой рукой за рукоятку сабли. Он даже осмелился заглянуть Линю в лицо. Взгляд его не выражал ничего, кроме презрения.

Ранним утром десятки тысяч голосов вознесли молитву небесному отцу, и сейчас же с лодок грянули трубы. Море пик заколыхалось на джонках, на лодках и на берегу Янцзы. Армия и жители Учана стояли стеной, ожидая появления царей.

Смуглолицые гвардейцы-южане с большим прямоугольным желтым знаменем шли впереди. За ними два человека вели под уздцы лошадь, на которой медленно ехал Небесный Царь.

Раздались приветственные крики. Небесный Царь поднял руки, как бы благословляя армию и народ.