Когда цветут реки - Лев Рубинштейн

— Не плачь, мальчик, — сказал он. — Я думаю, что ты будешь воином. Во всяком случае, храброму человеку слезы так же мало подходят, как лысому гребенка. Становись помогать мне на руле. Тут, возле мыса, очень сильное течение.

Джонка как будто неслась прямо на пенящийся риф у левого берега. Но перед самыми камнями она легко скользнула вправо, обогнула мыс и исчезла, словно растаяла в воздухе.

— Хороший поворот, — сказали ротозеи на переправе и пошли играть в карты.

Великая река Янцзы — «сын моря», — пробив уступы Ушаньских гор, расширяется и разливается в своем сверкающем голубом наряде. Рыбачьи лодки торчат у берега, возле черных сетей, натянутых на колья. Быстро бегут крошечные ялики, где гребец, лежа на спине, движет весла ногами. Медленно ползут тяжелые, огромные баржи с огородами и домами. Ярко раскрашенные таможенные джонки, похожие не то на птиц, не то на рыб, разворачиваются, пеня воду громадными веслами, словно готовятся напасть на добычу. Широкая голубая дорога уходит на восток, к Ичану, Ханькоу, Нанкину, через весь средний Китай. И по этой дороге началось первое путешествие Ю.

Часть вторая

Янцзы в огне

1. Наместнический город Учан

Вечерняя молитва закончилась.

На этот раз молились особенно торжественно. Мужские и женские голоса пели псалом. Он разносился по всей реке над кострами воинов-тайпинов, над стенами осажденного города Учана, где «маньчжурские черти» в страхе подсчитывали, сколько тысяч голосов участвует в этом хоре.

— Молим о счастье, чтобы были у нас одежда и пища и чтобы не было несчастий и бед! В нынешнем мире да будет мир и спокойствие, а на небе да будет с нами вечное счастье!

В сумерках на левом берегу Янцзы, возле костров, задвигались тени. Повстанцы варили рис. Костры располагались в строгом порядке вдоль берега, чтоб не загорелись джонки и дома. По всей территории Уханя[20], за исключением только высоких стен наместнической крепости Учан, горели огни. Крепость — черная молчаливая, будто безлюдная — была осаждена тайпинами.

Вдали, на северном берегу реки Хань, темнели пустыри наполовину сожженной маньчжурами торговой пристани Ханькоу. Зато третий город — Ханьян был полон людей. Старосты разносили по кострам рис из «небесной кладовой». Ни у кого из воинов не было ничего своего: ни крупинки риса, ни медяка с дырочкой посредине — мелкой китайской монеты, известной под названием «вэнь». Все было общее. Каждый взвод зажигал свой костер и, помолившись небесному отцу и старшему брагу, приступал к еде.

Напротив Ханьяна тайпины поставили в ряд, поперек Янцзы, несколько десятков джонок, чтобы перегородить реку. Эти джонки служили и мостом, по которому из Ханьяна переходили на правый берег реки, к самым стенам осажденной крепости. На корме каждой джонки стоял часовой. Одним из часовых был Ван Линь, мальчик из Долины Долгих Удовольствий.

В этом нет ничего удивительного. В войсках тайпинов таких мальчиков было немало. Это были подростки с суровыми лицами, вооруженные копьями и кинжалами, вступавшие в бой вместе с отцами и братьями. Они несли караулы, помогали тащить повозки с пушками, разносили приказы и воззвания, ухаживали за лошадьми, били в барабаны и гонги. Каждый из них мечтал получить ружье. Но ружья в тайпинской армии давались только в награду за отважные подвиги.

У этих мальчиков была мечта — пришить на грудь солдатскую нашивку с каким-нибудь званием. Во взводе, где служил Ван Линь, был юноша из Хубэя, по имени Чжоу Цзун-до, у которого на груди написано, что он «Нападающий на врага воин, подчиненный могучему командиру пятка, восточной роты, третьей колонны, переднего полка, передовой дивизии, вспомогательного корпуса».

А мальчикам таких нашивок не дают. Мальчики называются просто «новыми воинами». Старые воины, южане из Гуандуна[21], земляки самого Небесного Царя, смотрят на молодежь несколько свысока. Шутка сказать — ведь они-то и есть знаменитые «Красные Повязки»! Они проделали с вождями весь трудный путь с далекого юга.

Пока что Ван Линь просто караульный. Он стоит на корме джонки, сжимая в руке копье.

Несколько месяцев прошло с тех пор, как сгорела усадьба Ван Чао-ли.

Те семьи, которые успели уйти из деревни, скрывались в горах около месяца. Потом они двинулись на юг.

Путешествие было трудным. Шли малоизвестными горными тропинками, ночевали в зарослях и пещерах, тщательно обходили усадьбы и города, старались пробраться в провинцию Хунань так, чтобы не встретиться с солдатами или чиновниками. Это было нелегко, потому что на дорогах через каждые десять — пятнадцать километров стояли заставы, где брали пошлины с проезжающих. Самой трудной оказалась переправа через реку Юань. На ней не было ни бродов, ни лодок. Маньчжуры забрали рыбачьи суденышки на нужды армии.

Через Юань крестьяне переправились неожиданным образом. Они встретились в горах с разбойниками.

Вместо того чтобы забрать несложный деревенский скарб, разбойники тайно перевезли их ночью через Юань и показали охотничьи тропы в горах.

Ваны из Долины Долгих Удовольствий никогда еще не видели таких добрых разбойников. Они знали атамана шайки на Янцзы, которого звали «Вежливым тигром». Но у этого атамана было еще более диковинное прозвище — «Спящий Гром».

Он был хунанец и с трудом понимал язык, на котором говорили Ваны. В ответ на их благодарность он сказал:

— И я в детстве сажал рисовую рассаду.

И вот в один из октябрьских дней крестьяне увидели с высокой горы что-то вроде длинной черной змеи, которая ползла вдали по дороге в столбе пыли.

Грузчик с рассеченной щекой, который вел их все время, вытер пот со лба и, показывая в ту сторону, сказал:

— Вот они!

— Кто?

— Тайпины!

На дорогах Южного Китая было неслыханное движение. С юга на север, от границ Гуанси к большому озеру Дунтин, шли густые колонны людей.

Это были главным образом пешие. Большинство из них тли босиком, на головах у них были островерхие соломенные шляпы, красные и желтые повязки. Над этим морем шляп и повязок колыхалось бесчисленное количество тяжелых пик с красными кистями. Среди пестро одетых пехотинцев, имевших на груди фонари, а на спине мешочки с солью и горшочки с маслом, медленно плыли паланкины, в которых несли начальников. На головах у начальников были пышные красные уборы. Длинные пряди прямых черных волос рассыпались по плечам. Вокруг паланкинов шли телохранители с обнаженными мечами.

Это были паланкины крестьянских царей: Небесного Царя Хун Сю-цюаня, Северного Царя Вэй Чан-хоя и других. Только Восточный Царь Ян Сю-цин предпочитал в походе ездить верхом, окруженный кавалеристами. Его большая, вдавленная в квадратные плечи голова казалась неподвижной, глаза постоянно были устремлены вдаль. Жилистые руки крепко держали поводья низкорослой, сильной лошади. Подол его длинного платья был запылен, желтая головная повязка намокла от пота. Всадник не обращал внимания на жару и не искал тени. Бывший поденщик, он был не только царем, но и главнокомандующим.

Войска передвигались правильными колоннами, в образцовом порядке. Кое-где можно было увидеть, как четыре человека несут старинное фитильное ружье с треногой. У других были длинные кремневые ружья; у многих секиры и почти у всех мечи.

Попадались отряды, состоявшие целиком из женщин, также вооруженных мечами. И они шагали на север в строгом порядке, а некоторые ехали верхом на низкорослых хунаньских лошадках, подпоясанные широкими шарфами, за которыми торчали рукоятки кинжалов и пистолетов.

Легкая кавалерийская разведка, скакавшая впереди, оставляла за собой полосу пыли. Колонны и обозные повозки, запряженные буйволами, уходили на север, а пыль долго еще держалась в воздухе, облегчая преследователям их задачу. Впрочем, преследователи предпочитали держаться вдалеке.

Обоз был странный. На повозках ехали со всем домашним скарбом женщины с ребятами. Плакали грудные дети. Древние старики, сидя на возах, безучастно жевали стебли каких-то растений. Девочки-подростки готовили в котлах месиво из бобов. Всадники с длинными ружьями, ехавшие по сторонам, охраняли обоз.

Длинный поезд приближался к деревне. Колонны располагались лагерем по определенному плану. Из щитов и копий составлялся частокол. В середину ставились повозки.

Воины не пили вина, не брали пищи у крестьян и не требовали ни у кого денег. Можно было подумать, что они действительно спустились с неба. Они только учили наизусть молитвы и сигналы и отворачивались от торговцев, предлагавших им чай, рис или водку.

К утру у кумирни совершалась торжественная церемония. Вытаскивали местного бога, большей частью лакированного и раскрашенного всеми цветами радуги. Его сжигали на костре. Проповедник произносил несколько слов, призывая окрестных крестьян неуклонно выполнять повеления Небесного Царя, посланного богом, а также истреблять маньчжурских чертей и их сообщников — чиновников, помещиков и монахов. Затем нараспев звучала команда, и поезд двигался дальше.