Форпост - Григорий Солонец

Наши врачи спасли жизнь афганской девочке. Она так, наверное, никогда и не узнает, кому, кроме Аллаха, обязана своим чудесным исцелением. Разве что мать, тайком от мужа, обмолвится о своем «грехе», который только в том и заключался, что от безысходности подошла она к советской машине с красным крестом и доверила своего смертельно больного ребенка «неверным»…

Так, в буднях, незаметно для Иры пролетели две недели. Когда никуда не выезжали, тоже хватало работы. За медпомощью обращались солдаты и офицеры, даже с соседнего разведбата, хотя у них был свой военный врач. Потом Ира раскусила эту маленькую военную хитрость: симпатичная двадцатилетняя девчонка, только приехавшая из Союза, казалась лакомой приманкой для одуревших от войны молодых парней и мужчин, стремившихся при первом удобном случае познакомиться, завязать отношения. Вот и придумывали несуществующие головные и сердечные боли, лишь бы получить аудиенцию у новенькой медсестры. Ира, будучи веселой и общительной, искусно подыгрывала мнимым больным.

Среди «заболевших», к ее немалому удивлению, оказался и майор Михайленко.

— Ирина Сергеевна, что-то мотор в последнее время барахлит, — пожаловался он не своим голосом, опустив глаза в пол. — Может, давление прыгает.

— Сейчас измерим, товарищ майор.

— Вы это… можете меня не так официально, а по имени-отчеству называть. Вы же не военнослужащая.

— Хорошо, товарищ майор, ой, извините, Анатолий Иванович. А давление у вас как у первого космонавта Земли — 120 на 80. На работе сердца переутомление, видимо, сказывается, да еще жара. Я после ленинградской погоды никак не могу к ней привыкнуть. Начало осени, а стоит настоящее пекло.

— Ира, я хочу пригласить вас на свой день рождения.

— Так хотите или приглашаете?

— Буду рад видеть вас за столом, рядом с собой. Отметим своим узким кругом. Дата не круглая, хотя особенная: 33 — возраст Христа.

Она ошибалась, считая, что командиру не больше тридцати. Все-таки худощавое, стройное телосложение женщин и мужчин молодит.

Следующим вечером (было как раз воскресенье, законный выходной) в комнате Михайленко собрался не такой уж и узкий офицерский круг. Кроме своих, было несколько человек со стороны. С тисненным в типографии приветственным адресом подошел замначпо майор Сергей Данилов, непосредственно курирующий агитотряд. Он, как старший по должности, первым и произнес тост за именинника, сказав в его адрес немало добрых слов. Ире, по торжественному случаю нарядившейся в светло-голубое платье, приятно было сидеть рядом с командиром. Шутки, смех, веселье — они лучшие лекарства для человека, круглосуточно находящегося на войне. И пусть сейчас не гремят выстрелы и непривычно тихо за окном, сознание не обманешь: оно тонко чувствует, что опасность рядом, она лишь притаилась на время, дав возможность каждому слегка отдохнуть и расслабиться. Но в любую секунду может прозвучать сигнал боевой тревоги.

— Среди нас присутствует единственная представительница прекрасного пола, хранительница нашего здоровья прекрасная Ирина Сергеевна, и было бы просто несправедливо, не предоставить ей слово.

Она не собиралась произносить тост, так что предложение майора Данилова застало Кузнецову врасплох. Но девушка быстро собралась с мыслями.

— Я хочу пожелать Анатолию Ивановичу главного — целым и невредимым вернуться домой, где его с нетерпением ждут родные и близкие.

За это и выпили. Каждый сидящий за столом в те минуты наверняка вспомнил о своих домашних: маме, отце, жене, детях, с которыми разлучил приказ убыть на войну.

— Ира, можно я вас провожу? — предложил майор Михайленко, когда она помогла убрать со стола и помыть посуду. — Уже полночь, освещения никакого, — искал все новые аргументы командир, лишь бы она согласилась.

Да и чего отказываться, подумаешь, сто метров до женского модуля пройдутся вместе, тем более в темноте.

Перед тем, как расстаться до утра, слегка опьяневший Анатолий Иванович попробовал ее поцеловать, но Ира ловко увернулась.

— Спокойной ночи, товарищ командир, — с этими словами она, как птичка, выпорхнула из-под мужской опеки и скрылась за дверным порогом.

…Очередной выезд агитотряда также не предвещал легкой прогулки. И хотя в Панджшерской долине мощным эхом прокатилась крупная военная операция, разогнавшая по щелям бандформирования, они, как змеи, в любое время могли выползти из них и нанести коварный удар в спину. Если бы только знать место возможной вылазки «духов». Оперативные разведданные на сей счет носили слишком уж общий характер. Поэтому в штабе дивизии решили излишне не рисковать отрядом, выбрав для него наименее опасный маршрут, пролегавший по селениям и кишлакам, расположенным вдоль основной дороги от Анавы до Рухи.

Работы здесь для местной власти — непочатый край. Такой бедности и нищеты они еще не видели. Люди ходили в каких-то обносках, а на их убогие жилища жалко было смотреть. Население явно голодало, и скорее всего это была одна из основных причин высокой смертности.

Так что доверху груженные мукой, рисом и гречкой три машины уже за час опустели. А желающих получить продовольственную помошь еще оставалось несколько сот человек. В их глазах читалась мольба о спасении. Но что мог сделать майор Михайленко со своим небольшим подразделением? Тут, в Панджшере, не один, а десять агитотрядов должны работать. Доложив замначпо о ситуации, Анатолий Иванович получил «добро» на обратный рейс за продзапасами. Для охраны грузовиков был выделен БТР из мотострелкового полка.

Тем временем к медпункту на колесах выстроилась очередь, в основном из пожилых дехкан. Кузнецовой в этот раз было легче: вернулась из отпуска Нина Викторовна, терапевт. Но все равно работы обеим хватало.

Многие обращались с такими запущенными болезнями, что уже ничем нельзя было помочь. Одного старика беспокоила прогрессирующая грыжа в паху, но осмотр показал, что требуется срочное хирургическое вмешательство. Здесь, в полевых условиях, не было никакой возможности провести даже минимальную операцию. Как жалко этих ни в чем неповинных людей, оставшихся наедине со своими болезнями, которые лишь усугубляются от постоянного недоедания, отсутствия нормальных бытовых условий и элементарного медицинского обеспечения. Тот, кто даст им самое насущное и необходимое — хлеб, воду, свет, лекарства, одежду, за тем и пойдут без всякой агитации и пропаганды эти обездоленные жители гор. Кабульская власть пока ничего этого не смогла предоставить даже по минимуму, потому и не находила она поддержки в отдаленных кишлаках и аулах. А одними революционными лозунгами и призывами детей не накормишь…

К концу дня вернулись «Уралы» с продовольствием, вновь собравшие вокруг себя пеструю афганскую толпу. Решили норму пайка урезать, чтобы в каждые протянутые руки дать хоть по паре килограммов советской муки и риса.

На ночлег агитотряд встал возле палаток комендантской роты. Так спокойнее. Водитель Юра Ромашкин приятно удивил, приготовив Ире ужин из сухпайка. Разогретая на костре перловая каша с маслом показалась деликатесом, как и сваренная сгущенка к чаю. Куда и подевалась накопившаяся за долгий день усталость, отступили прочь тревоги и сомнения, грустный мотив мыслей сменился радостным настроением. Как здорово просто сидеть у костра, смотреть на огонь и ни о чем не думать.

— Уже прохладно, накинь на плечи куртку, — это вновь проявляет заботу Юра. Хороший, добрый он парень. Рядом с ним чувствуешь себя действительно защищенной.

Нина Викторовна устроилась на носилках в салоне санитарки на ночлег, а их, молодых, не брал сон. Где-то в горах раздалась короткая автоматная очередь, и снова стало непривычно тихо вокруг. Этим воспользовался неугомонный сверчок: его лунная серенада ничем не отличалась от слышанной не раз в Союзе. Странное ощущение: как будто и не в Афганистане они находятся.

— Ир, загадывай желание, звездопад! — с детской непосредственностью выкрикнул Ромашкин. — Первый раз вижу три сгоревших подряд метеорита.

— Бабушка в детстве рассказывала, что это души давно умерших людей по небосводу гуляют. Потом вновь исчезают в темноте по каким-то своим законам, — вспомнила Ира.

— Может, и так. Я вообще-то верю в легенды и мифы. Есть в них доля правды.

— Это что у нас за посиделки при луне? — раздался за спиной строгий голос майора Михайленко. — Рядовой Ромашкин, был, кажется, отбой. Приказываю спать.

Они остались вдвоем. Но разговор почему-то не клеился. Легкое, романтичное настроение Иры, как эфир, улетучилось, на смену ему непрошеной гостьей вернулась грусть.

— Ира, ты прости меня за тот вечер. Я не хотел тебя обидеть.

— Вы о чем, Анатолий Иванович? Я на вас зла не держу. А сейчас, извините, очень устала, хочу отдохнуть.