Прерванный бой - Александр Золотов

— Это тебя ищет Гаврила?

Ведуну не было никакого смысла признаваться, но выхода не было.

— Да.

— Брать грех на душу не стану, отдам тебя Гавриле.

Что-то подсказывало Ведуну, что этого не случится.

— Какой прок от меня, если я буду повешен? А вам я могу пригодиться.

— Зачем, Интересно?

— Мало ли какие потребности случаются в жизни князей.

— Ты меня знаешь?

— Кто же не знает князя Юрия? — Ведун придал своему голосу уважительную окраску, — я знаю, что многие богатые люди хотят видеть вас на месте князя Василко.

Юрий Владимирович даже вздрогнул, что сразу подметил его пленник. Душа Ведуна быстро перебиралась из пяток на постоянное место жительства. Князь молчал, не зная как выйти из этого положения, чтобы словами или поведением не выдать себя.

— Что ты можешь знать, вор поганый? — в его голосе звучала досада и злость.

— Прости, князь, я не хотел сделать тебе больно. — Ведун рисковал, пытаясь добраться до самых сокровенных мыслей князя, он всеми силами хотел показать себя его союзником и единомышленником.

— Рассказывай все о себе.

— Зачем тебе мое прошлое?

— Хочу знать, на что ты способен.

Подозрения Ведуна стали подтверждаться. Ему не хотелось играть со смертью, которая бродит между князьями и не может выбрать жертву. В такой игре можно оказаться между двух огней и сгореть, как мотылек в ночи или стать ненужным свидетелем…., риск большой, но это единственный путь к спасению.

В своем рассказе Ведун показал, что способен выполнять любую грязную работу. Хозяин дома и его властелин иногда задавал вопросы. По окончании саги, он молча встал и произнес слова, которые почти отняли надежду на спасение:

— Гаврила совершил ошибку, не посадив тебя на кол. Там твое место.

На просьбы Ведуна о свободе рук и ног и о еде, князь просто промолчал. Дверь закрылась. Тьма набросилась на Ведуна.

— Чем не могила? — усмешка получилась злой и почти безнадежной.

Он терял чувство времени, но понимал, что если за ним не приходят, то не все потеряно. Связанных рук и ног Ведун уже не чувствовал, сознание его все чаще пряталось во тьму забытья, давая отдых от мучительных болей. Скрип двери понудил его открыть глаза. Грузный человек с кинжалом в руке приблизился к нему.

— Ну, вот и все, — почти равнодушно подумал его затухающий мозг.

Чтобы не видеть свою смерть в лицо, он зажмурил глаза.

Дверь опять скрипнула. Ведун не почувствовал, он догадался, что свободен от страшных пут. Оставленная лампада светилась звездочкой во тьме, манила к спасению.

Посольство двигалось медленно, задерживал обоз с продовольствием и подарками. Все воины одеты в мирскую одежду, но в случае опасности, мужицкая толпа может мгновенно превратиться в боевой отряд. Мечи, щиты и кольчуга легко извлекались из телег обоза.

Через каждый дневной переход, оставляли ямы* (Пояснения слов в конце книги), по пять дружинников, которые превращались в заготовителей камыша сена или дров. В этих ямах связные будут менять лошадей, и принимать пищу, отдыхать.

По складкам местности, перелескам, незримо идет дозорная сотня Афанасия. Он, не смыкая глаз, мечется между разведгруппами, боясь прозевать опасность.

Без особых происшествий прошло восемь дней. По расчетам уже через несколько дней посольство достигнет цели.

Всем надоела дорога, но никто не торопился встретиться с монголами лицом к лицу. Руки невольно придерживали лошадей, но всему когда-либо приходит конец. На расстоянии полудневного пути от цели, отряд остановился, чтобы разделиться. Данила Савич с охраной в десяток добровольцев, утром отправиться в город «С». Остальные под командованием Звяги останутся охранять основную часть подарков. В случае гибели Савича и его группы, действовать по обстоятельствам.

Утро выдалось на загляденье. Казалось, что солнышко играет в кошки-мышки. Улыбнется теплыми лучами и спрячется за облако, а ветерок прогонит небесного странника и вновь солнышко улыбается.

— Страшно в такое утро умирать.

— С чего ты взял, что мы умрем?

— Идем прямо в логово ворога.

— Мой тебе совет: не умирай прежде, чем придет костлявая с косой.

Данила Савич прислушался к разговору своих дружинников, ехавших позади него. Чтобы поднять настроение своему сопровождению, он сказал:

— Вспомните слова отца Тихона: «Бог милостив! Он укажет путь к спасению! Молитесь Богу и он не оставит вас и чад ваших!» От себя добавлю: «Прекратите разговоры и смотрите по сторонам, чтобы монголы нас не спеленали. Приготовьте копье с белым рушником».

Фома и Терентий вошли в город «С» под видом мастеровых людей. Сзади за поясом у каждого торчал топор. Люди, уходившие в леса от войны, теперь, спасаясь от голода, возвращались к своим порушенным жилищам. Но не всем повезло найти свой дом и тем более еду. Одни умирали прямо у своих домов. Тела стаскивали в канаву, присыпали землей. Другие восстанавливали свое жизненное пространство.

Требовались сильные умелые руки, которые за кусок хлеба помогали бы рубить любые постройки. По городу стучали топоры, жизнь постепенно возвращалась на поруганную землю. Фома выбрал полусожженную избу, чтобы ее восстановить и некоторое время жить в ней.

Много раз, по одному и вдвоем, Фома и Терентий пытались пройти к шатру хана, но расположенные кругами юрты, представляли собой рубежи обороны, каждый из которых тщательно охранялся. При приближении к юртам, следовал окрик постового нукера. На них не действовал даже наряд нищего. Нищие еще больше получали тумаков за свою навязчивость в просьбах поесть. Шло время, но ни Фома, ни Терентий ничего о хане не узнали, за исключением, того, что зовут его Саин-хан. Он умен и хитер, жестокость проявляет только в крайних случаях. Необходимая информация о приближенных оставались за семью замками.

Возвращаясь к дому, в полумраке Терентий увидел мальчика и девочку. Дети были очень слабы. Девочка лежала на траве, мальчик сидел подле нее, опустив голову на руки.

Сердце Терентия дрогнуло. Ему вспомнились собственные скитания и голодные годы, проведенные на чужбине. Он остановил Фому и указал на несчастных детей. Через полчаса они отпаивали детей жидкой кашицей из воды и хлеба.

Семью Димы, так звали мальчишку, разметала война. Девочка помнила только свое имя. Ее звали Марьица. Дети поначалу боялись трупов, но потом поняли, что в их сумках или одежде можно найти еду или денежку. Количество бродячих детей становилось все больше, а значит, найти еду стало, тяжелее. Однажды Дмитрию повезло, он смог отрезать кусок мяса от дохлой кобылы. Изжарив его на костре, стал, есть, но увидел девочку, которая с трудом передвигала ноги. Падая, она подолгу лежала, чтобы собрать последние силы. Голодный мальчишка мясо разделил, но это только отсрочило их кончину. Быть бы им в канаве присыпанными землей, не пришли им Бог спасителей.

Через несколько дней после спасения, Марьица несмело улыбалась, пыталась хозяйничать по дому. Дмитрий не отставал от своих спасителей. Он сразу понял, что они что-то выведывают, и напрямую спросил:

— Вы скажите, что надобно, я узнаю.

Фома и Терентий переглянулись. Рисковать мальчонкой им было боязно.

— Ты еще мал для таких дел.

— Ничего я не мал, скажите, я все сделаю, — с обидой ответил он и отвернулся.

— Понимаешь, попадешься, тебя изобьют до полусмерти, а то и убьют.

— Не убьют, никого еще не убили. Нукеры разрешают ходить среди юрт собирать объедки и просить милостыню, но за это надо увернуться от десяти арканов. Сейчас я сильный, увернусь.

Через несколько дней, с помощью Димы нарисовали расположение юрт, и обозначил местонахождение постов. Он даже вплотную приближался к желтому шатру хана, за что получил нагоняй.

— Шатер — это не юрта, там живет шах. Охрана могла тебя просто убить. Больше, без нашего ведома, никуда не ходи.

— Что же мне сидеть дома?

— Будешь ходить с нами или по нашему заданию. Понял?

— Угу, — буркнул недовольный Дмитрий.

Подружки опять вместе. Таисия и Устинья в гостях у Пелагеи. Они шепчутся, смеются, но радость встречи быстро проходит, уступая место, девичьим печалям.

— Ой, девочки страшно-то как?! Афанасий сказывал, что может так случиться, что вернутся из похода не все.

— Звяга мне сказал то же самое.

Пелагея как могла, успокаивала, но это у нее плохо получалось. Затем она не выдержала, строго сказала:

— Хватит вам хныкать! Еще ничего не случилось! Не кличьте беду! Как маленькие девочки!

— Мы с Афанасием мечтали, что у нас родится Настенька. Не унималась Устинья.

— У вас будет малышка? — округлила глаза Пелагея.

— Нет, это только планы! — улыбка стерла на некоторое время тревогу с лиц девушек.