Виллисы - Юрий Коротков

— От света! — скомандовал он. Оттянув веки, заглянул Нине в глаза. — Ты пила что-нибудь?

— Я не нарочно… честное слово…

— Что ты выпила?!

— Я не нарочно… — Нина снова судорожно выгнулась, ее рвало желчью.

Врач заметил блестящую упаковку в тумбочке, выдвинул ящик — вперемешку с заколками, письмами, косметикой на пол посыпались голубые капсулы.

— Сколько ты выпила? — он поднес лекарство к глазам Нины.

— Только Наталье Сергеевне не говорите… пожалуйста…

— «Скорую»! — крикнул врач. — А вы куда смотрели, лебеди? — обернулся он к Юльке. — Только в зеркало пялитесь, вокруг ни черта не видите!

Доктор из «скорой помощи» выгнал девчонок в коридор. В полуоткрытую дверь было видно, как он колдует с длинным резиновым зондом. Потом в интернат поднялся небритый, хмурый шофер с носилками, и Нину, укутанную по горло одеялом, пронесли к лестнице.

Вдоль всего коридора стояли у дверей своих комнат девчонки, старшие и малыши. Сквозь запертую стеклянную дверь смотрели со своего крыла ребята.

— Спать! — крикнула Галина Николаевна. — Всем спать!..

В комнате тошнотворно пахло желчью. Ия тихо всхлипывала на своей кровати.

— Юль… — позвала она. — Юль, можно я к тебе? Я боюсь…

Она перебралась к Юльке, прижалась мокрой щекой к ее плечу.

— С тобой не страшно… Ты сильная…

Юлька молча смотрела в темноту широко открытыми глазами.

— И-и, легко… За рукой… Азарова, не умирай!

Наталья Сергеевна, как всегда подтянутая, гладко — волосок к волоску — причесанная, в гарнитуре тяжелого старинного серебра, раздраженно ходила по залу. Урок начался с долгой, томительной паузы, потом Наталья очень спокойно спросила, кто еще принимает таблетки. Девчонки промолчали, хотя перед проверкой на форму многие пили мочегонные лекарства. Работали особенно старательно, чтобы ничем не выделяться среди других — все понимали, что сегодня кому-то сильно достанется.

— Сергиенко, я тебя в первый класс отправлю, арабеск учить!..

Юлька работала вяло, через силу, повторяла заученные до автоматизма движения, глядя перед собой пустыми глазами.

— Сергиенко!.. Я кому говорю! — Наталья Сергеевна вдруг бросилась к Ольге, с размаху ударила ее по лицу раз, другой. — Дура! Дура! Дура!.. Оторвать?! — заорала она. — Оторвать руку? Мешает?!

Ольга растерянно улыбалась дрожащими губами, не понимая, что надо делать.

Наталья Сергеевна рванула ее за плечо, как куклу, и, не сдержавшись, пнула по опорной ноге, под колено:

— Кор-р-рова!

Бить Наталья умела, удар пришелся в надкостницу — Ольга охнула и начала сгибаться.

— Стой!!

Сергиенко медленно, пересиливая боль, выпрямилась и встала в прежнюю позу, заученно улыбаясь. В длинных ресницах копились слезы.

— Не смей. Выгоню, — тихо, угрожающе сказала Наталья.

Девчонки замерли у станка, боясь шелохнуться.

— Я сказала, не смей!

Ольга изо всех сил распахивала глаза, поднимала лицо, чтобы слезы не выкатились на щеки.

Наталья наконец отошла от нее и медленно двинулась вдоль станка. Девчонки стояли в арабеске, глядя в затылок друг другу, ноги уже тряслись от напряжения.

— Я не прошу ничего сверхъестественного. Я объясняю элементарные вещи! Как можно не понимать!.. Дуры тряпичные!.. В Австралию вас таких везти? Со стыда сдохнуть!.. Зла на вас не хватает!.. С начала!..

…Я сама не знаю, Зойчонок, что со мной. Перестала понимать главное — зачем это все?.. Вчера увезли в больницу Нину Титову. Оказывается, она уже три месяца пила самые сильные лекарства, все больше и больше, чтобы похудеть перед экзаменом. Врач сказал, что у нее отказали почки. Сейчас она в реанимации, потом, если выживет, будет долго лежать в больнице — может, год, может, дольше, потом дадут инвалидность. Ради чего это, Зойчонок? Я не понимаю…

— Стоп!.. Азарова, что происходит? На тебе что, воду возили?!

— Не надо на меня орать.

— Что-о?.. — Наталья Сергеевна повернулась к ней, изумленно вскинув брови.

— Я тоже человек. Такой же, как и вы, — тихо, но твердо сказала Юлька.

Это была небывалая, неслыханная наглость. Девчонки обмерли от ужаса. Наталья резко шагнула к ней. Юлька напряглась, но глаз не отвела, смотрела в упор исподлобья, ожидая удара и отчетливо понимая, что, если Наталья ударит ее сейчас, она уйдет из зала — и пропади все пропадом, все восемь лет непрерывного, на пределе сил труда…

Наталья Сергеевна некоторое время мерила Юльку взглядом, потом размахнулась и ударила Нефедову по спине:

— Плечи брось!

И отошла, нервно, зло сжимая губы.

— Юль, не зли ее, — чуть слышно прошептала сзади Ийка. — Ты же видишь…

— Встали на прыжки!..

…Игорь назвал нашу учебу добровольной каторгой. Я обиделась, а теперь сама чувствую себя каторжанкой. Сил больше нет Пытаюсь сжать зубы — не получается потому что не понимаю — ради чего?..

— Сто-оп! — Наталья Сергеевна досадливо хлопнула в ладоши. — Азарова, что такое, в конце концов! Примой себя почувствовала — вполноги работаешь? Ты понимаешь, что ты чужое место заняла?

— Я не виновата! — крикнула Юлька. — Я не просила!

— Иди сюда, — велела Наталья Сергеевна.

Юлька подошла, остановилась напротив.

Педагогиня холодно смотрела на нее сверху вниз, уперев руки в пояс.

— Что-то ты разговорилась, девочка. Голос прорезался? — сказала она. — Все к станку, Азарова продолжает.

Девчонки отошли к станку. Юлька осталась одна посреди зала.

— Начали! — зло, отрывисто скомандовала Наталья Сергеевна. — Не то. Еще раз… — Она подождала, пока Юлька вернется к ней. — Начали… Стоп! Еще раз!..

Концертмейстер долбил по клавишам одну и ту же мелодию.

Юлька начинала комбинацию и снова по команде возвращалась в центр зала, с трудом переступая на чугунных ногах. В ушах стоял густой звон. Ее мутило, то ли от усталости, то ли от запаха дорогой косметики Натальи Сергеевны.

— Не то! Еще раз!.. Начали!..

Носки туфель пропитались кровью, на влажном полу за Юлькой оставались бледные розовые следы.

— Еще раз!..

Наконец Юлька упала. Наталья стояла над ней, нетерпеливо постукивая каблуком по полу. Юлька поднялась и снова встала перед педагогом, сдувая пот с верхней губы, с ненавистью глядя сквозь багровые вспышки в глазах в холодное, холеное лицо Натальи Сергеевны.

Та молча смотрела на Юльку. Под облепившим тело мокрым хитоном видно было, как бешено колотится Юлькино сердце.

— Когда будешь работать, как она, когда станцуешь, как она, тогда скажешь, что не виновата, — негромко сказала Наталья Сергеевна. Обошла ее и обратилась ко всем: — С завтрашнего дня меняется расписание. Вместо пятого урока — дополнительный класс. Репетиции каждый день и в субботу. Для Азаровой — и в воскресенье…

Юлька побрела за девчонками в раздевалку. Опираясь рукой, села на скамейку. Наклонилась развязать туфли — с подбородка сорвались тяжелые капли пота.

— Иди сюда, я сказала! — Ольга Сергиенко ударила кулаком по лицу младшую девчонку. Та качнулась, чуть не упала — и опять покорно встала напротив, опустив голову.

— Чего воюешь? — спросила Ильинская, проходя мимо.

— Нажрались, суки, весь душ в интернате заблевали! Нет, ты представляешь! — Ольга снова ударила девчонку. — Я в четвертом классе первый раз выпила! Стой, я сказала!..

— Завтра покупатели из Станиславского, — подбежала Ийка. — На классе будут и на репетиции!

— Ты что, правда? — оживились старшеклассницы.

— Ну! В учебке говорили, я слышала.

— Теперь косяком пойдут, — сказала Нефедова.

— Юль, слышишь? — Ия подошла к Юльке. — Покупатели… Юль…

Юлька сидела неподвижно, наклонившись вперед, тоскливо глядя перед собой. Она слышала голоса вокруг, гулкие, как из космоса, но с трудом разбирала слова.

Чолпан заглянула снизу ей в лицо.

— Отрубилась, — удовлетворенно сказала она. — Помнишь, в том выпуске у девки крыша поехала?

— А-а, Медведева, — вспомнила Илья. — Москвичка.

— Ну! На нее педагог наорал… После класса домой пошла. На автопилоте. Все нормально. А в раздевалку забыла зайти. Представляешь, картинка: март месяц, снег еще, а она в купальнике пилит! В метро уже взяли…

— Юль, ты в душ пойдешь? — спросила Ийка. — Опоздаем же.

Юлька представила дорогу до душевой — в конец раздевалки, и две ступеньки вверх, потом обратно. Она, не вставая, сняла с вешалки школьную форму и стала натягивать ее сидя, прямо на мокрый хитон.

…Историк что-то рассказывал у доски, увлеченно размахивая руками. Ильинская прицепила громадную клипсу-кольцо к носу и изображала знойную африканку. Нефедова строила глазки Демину. Ия рядом писала письмо.

Юлька тоскливо смотрела в окно. Там было солнце, в школе напротив кончились уроки, по тротуару шли мальчишки и девчонки в такой же синей форме под распахнутыми куртками.