Вперёд, Дживз! - Пэлем Вудхауз

— Его милость захотел осмотреть достопримечательности города, сэр. Мистер Бикерстет служит ему провожатым. В первую очередь они отправились к гробнице Гранта.

— Должно быть, мистер Бикерстет на седьмом небе, что?

— Сэр?

— Я хочу сказать, мистер Бикерстет, наверное, сам не свой от счастья.

— Не совсем, сэр.

— А что такое?

— План, который я осмелился предложить мистеру Бикерстету и вам, к сожалению, оказался неудовлетворительным.

— Разве герцог не поверил, что у Бяки дела идут лучше некуда?

— К сожалению, поверил, сэр. И тут же прекратил выплачивать ему ежемесячное пособие, заявив, что мистер Бикерстет зарабатывает много денег и поэтому не нуждается в дополнительных средствах.

— Святые угодники и их тётушка, Дживз! Это ужасно!

— Весьма неприятно, сэр.

— Я не ожидал ничего подобного!

— Должен признаться, я тоже не предвидел такого исхода, сэр.

— Наверное, Бяка совсем пал духом.

— Мистер Бикерстет выглядел весьма расстроенным, сэр.

Мне до боли в сердце стало жаль несчастного страдальца.

— Мы должны что-то предпринять, Дживз.

— Да, сэр.

— Ты можешь что-нибудь придумать?

— В данный момент нет, сэр.

— Неужели ему нельзя помочь?

— Мой бывший хозяин, лорд Бриджвуд, сэр, — по-моему, я упоминал о нём раньше, — любил повторять, что из любого положения есть выход. Несомненно, рано или поздно нам удастся решить проблему мистера Бикерстета, сэр.

— Давай, Дживз, действуй!

— Сделаю всё возможное, сэр.

Я пошёл переодеваться. Если хотите знать, как сильно я огорчился, могу сказать вам, что я чуть было не надел к обычному костюму белый галстук, но, к счастью, вовремя заметил свою оплошность. Затем я отправился в ресторан, но не для того, чтобы поесть, — во-первых, у меня пропал аппетит, а во-вторых, мне казалось неприличным набивать себе желудок, когда Бяка лишился последнего куска хлеба, — а просто потому, что хотелось побыть на людях.

Когда я вернулся домой, старикан Чизвик уже спал, а Бяка, сгорбившись, сидел в кресле, изо рта у него свисала сигарета, и он смотрел в пол отсутствующим взглядом.

— Чертовски неприятно, старичок, что? — сказал я.

Он поднял бокал и осушил его одним глотком, не заметив, что в нём не было ни капли жидкости.

— Это конец, Берти, — сказал он и вновь осушил тот же самый бокал. Не похоже было, что ему полегчало. — Если б только он приехал на неделю позже, Берти! Я должен был получить очередное пособие в субботу. Я б вложил деньги в одно дело, о котором прочитал в объявлении. Стопроцентный верняк! Оказывается, можно грести монеты лопатой, затратив всего несколько долларов на организацию птицефермы. Курицы, это просто здорово! — Глаза у него загорелись, потом вновь потухли. — Что толку болтать, — угрюмо сказал он, — когда у меня нет ни цента наличными.

— Ты же знаешь, Бяка, старина, одно твоё слово, и я к твоим услугам.

— Большое спасибо, Берти, но я не собираюсь на тебе паразитировать.

Так уж устроен мир. Парни, которым ты с удовольствием дашь в долг, ничего у тебя не берут, а парни, которым ты не хочешь давать в долг, делают всё, чтобы тебя выпотрошить, разве что не ставят на голову и не трясут за ноги. Я относился к числу тех, у кого проблем с деньгами никогда не было, и поэтому очень хорошо знал разного рода деятелей, которым не хотел давать в долг. Помнится, в Лондоне мне не раз приходилось улепётывать от очередного вымогателя по Пикаддили, слыша за спиной громкое дыхание и отчаянные оклики. Всю жизнь мне приходилось раскошеливаться на прохвостов, которые трясли меня при каждом удобном случае, а сейчас я готов был осыпать дублонами, а он не хотел брать у меня деньги ни за какие деньги.

— Что ж, когда у нас осталась одна надежда.

— Какая ещё надежда?

— Дживз!

— Сэр?

Я оглянулся. Дживз стоял позади меня, излучая бодрость и энергию. Нет, я никогда не пойму, как ему удается материализовываться. Представьте, что вы спокойно сидите в кресле, думая о смысле жизни, а затем поднимаете голову и видите его перед собой. Бедный Бяка поперхнулся от неожиданности. Сейчас-то я привык к Дживзу, но в первые дни я часто прикусывал язык, подпрыгивая чуть ли не до потолка, когда он внезапно появлялся ниоткуда.

— Вы меня звали, сэр?

— А, вот ты где!

— Да, сэр.

— Что-нибудь придумал, Дживз?

— О да, сэр. Я надеюсь, мне удалось найти решение проблемы, о которой мы говорили, сэр. Если вы позволите мне некоторую вольность, сэр, я замечу, что мы недооценили его милость как источник дохода.

Бяка рассмеялся. В книгах такой смех называется саркастическим, я сам читал, но мне он напомнил кашель чахоточных.

— Я не имел в виду, сэр, — пояснил Дживз, — что господина герцога можно уговорить расстаться с деньгами. Я позволил себе рассматривать его милость — простите за кажущуюся нескромность, сэр, — как своего рода собственность, которую можно превратить в капитал.

Бяка беспомощно на меня посмотрел. Должен признаться, я тоже ничего толком но понял.

— Ты не мог бы объяснить попроще, Дживз?

— По сути, сэр, я имею в виду следующее: его милость, в определённом смысле, — выдающаяся личность. Жители этой страны, о чём вам хорошо известно, сэр, очень любят обмениваться рукопожатиями с выдающимися личностями. Мне пришло в голову, что мистер Бикерстет или вы знаете людей, готовых заплатить — скажем, два-три доллара — за привилегию быть представленными его милости.

На Бяку этот план не произвёл должного впечатления.

— Ты хочешь сказать, найдутся болваны, которые захотят пожать руку дяде за наличные?

— У меня есть тётя, сэр, которая дала одному молодому человеку пять шиллингов за то, что он привёл к ней на воскресный чай киноактёра. Это возвысило её в глазах соседей.

Бяка заколебался.

— Если ты считаешь, кто-то согласится…

— Я убеждён в этом, сэр.

— А ты как думаешь, Берти?

— Старина, я — за. Двух мнений быть не может. Толковый план.

— Спасибо, сэр. Я вам больше не нужен? Спокойной ночи, сэр.

И он исчез, а мы с Бякой принялись обсуждать детали.

Пока мы не открыли своего дела, пытаясь запродать старикана герцога, я даже не подозревал, какую ужасную чёрную работу приходится выполнять на фондовой бирже бедолагам, которые пытаются всучить акции и всё такое прочее людям, не желающим расставаться с деньгами ни за какие коврижки. Теперь, когда я читаю в финансовых новостях: «На бирже всё спокойно», я от души сочувствую бедным трудягам, потому что по собственному опыту знаю цену этому спокойствию. Вы не поверите, как трудно было заинтересовать народ в старикане Чизвике. К концу недели в нашем списке значился всего один человек

— хозяин деликатесной лавки с площади Вашингтона, — да и тот вместо наличных предлагал ветчину, так что нас это не устроило. Луч надежды забрезжил, когда брат ростовщика, у которого Бяка постоянно закладывал вещи, предложил десять долларов за знакомство с Чизвиком, но сделка не состоялась, так как выяснилось, что парень был анархистом, и не столько хотел пожать герцогу руку, сколько отдубасить его, чтоб другим неповадно было. К слову, Бяка вцепился в эту десятку, как клещ, утверждая, что события должны идти своим чередом, и мне с трудом удалось отговорить его от опрометчивого шага. По-моему, он до сих пор считает, что анархист был рисковым парнем, желавшим облагодетельствовать человечество.

Я считаю, мы так и остались бы с носом, если бы не Дживз. Нет сомнения, он — единственный и неповторимый. Умом, находчивостью Дживз кого хочешь за пояс заткнёт. Однажды утром он скользнул в спальню с чашкой чаю и сразу взял быка за рога.

— Могу я поговорить с вами относительно дела его милости, сэр?

— Всё отменяется, Дживз. Мы больше этим не занимаемся.

— Сэр?

— Ничего не вышло. Нам не удалось найти ни одного клиента.

— Если не возражаете, эту сторону дела я возьму на себя, сэр.

— Неужели ты знаешь придурков, готовых выложить наличные?

— Да, сэр. Восемьдесят семь джентльменов из Бэрдсбурга, сэр.

Я подскочил и пролил чай на постель.

— Из Бэрдсбурга?

— Из Бэрдсбурга, штат Миссури, сэр.

— Откуда ты их знаешь?

— Вчера вечером, сэр, когда вы сказали мне, что вас не будет дома, я пошёл на театральное представление и в перерыве между актами разговорился с человеком, сидевшим рядом со мной. Я обратил внимание, что к лацкану его фрака приколот большой голубой значок с надписью красными буквами: «Вперёд, Бэрдсбург», — украшение, отнюдь не соответствующее вечернему костюму джентльмена. К своему удивлению, я заметил, что половина зрителей в зале носила точно такие же значки. Я попросил своего собеседника объяснить мне, в чём дело, и получил ответ, что восемьдесят семь человек из Бэрдсбурга, штат Миссури, приехали в Нью-Йорк на экскурсию. Далее джентльмен довольно долго рассказывал мне о программе их развлечений и похвастался, что недавно их депутацию представили известному боксёру, который каждому из них пожал руку. Как вы понимаете, сэр, я тут же подумал о его милости и договорился — разумеется, в том случае, если будет получено ваше согласие, — что завтра утром их представят господину герцогу.