Закон сохранения - Андрей Звонков

— Виталий Васильевич? — он оторвался от созерцания внутреннего мира, пережевывающего в тот момент бутерброд, и повернулся на голос. Перед ним стояла молодая очень симпатичная женщина с иссиня-черными, явно крашеными волосами и очень светлыми голубыми глазами. Кабанов никогда не видел такого сочетания… и в памяти не было брюнеток с Такими глазами… Откуда она его знает? Он проглотил пережеванный бутерброд, и спросил:

— Да, я, а кто вы?

Женщина протянула ладошку.

— Ника. — вы наверное не помните меня, лет восемь назад, я у вас в кардиологии проходила интернатуру. — Виталий Васильевич напрягся, сколько их этих интернов прошло через него… сотни. А уж тем более, если они по плану всего две-три недели работали в инфарктном блоке?

— Извините, не припоминаю. — Внимание симпатичной женщины, было весьма приятным, но Кабанов лукавить не умел. Легко пожал протянутую руку, — А вы тут откуда?

— Я зам главного врача психоневрологического диспансера, вот приехала. Вызвали. — Ника улыбнулась. — Я очень рада нашей встрече.

Кабанов мысленно пожал плечами. Чего радостного? Пожилой пухлый мужчина, ест бутерброд и запивает его лимонадом. А она рада. Но вслух произнес:

— Мне тоже, очень приятно… что меня помнят.

— Ну что вы, вы тогда такое впечатление на нас произвели! — она поправилась, — на меня… Вы ж занимались с нами… Помните? Я до сих пор помню, как вы нас учили разбирать кардиограммы… Я, правда, потом пошла в ординатуру по психиатрии, но ваша наука, мне здорово помогала… — Кабанов зарумянился от смущения. Ника, или как ее полностью?.. сумела растопить льдинку, которой так старательно отгораживался от нее Виталий Васильевич…

Перерыв закончился, всех опять пригласили в зал. Ника потащила его на последний ряд, сбоку от пультовой ложи, где сидели техники, управляющие громкостью звука, и там все оставшиеся три часа, Ника щебетала, как она рада, что встретила старого знакомого, чудесного доктора… Кабанов кивал, в пол-уха слушая, что неслось со сцены, он только один раз перебил ее, спросив:

— Ника, а как вас полностью зовут?

— Вероника, — ответила та, и продолжала тихонько щебетать.

Когда совещание закончилось, они вместе вышли из здания. Кабанов направился к своему жигуленку. На работу он возвращаться не собирался. Ника шла рядом, просто потому, что к метро было в ту же сторону. Кабанов открыл дверь, и спросил:

— Может, вас подвезти? — просто из любезности, что молодая красивая женщина три часа сидела рядом на скучном совещании, и уделяла ему внимание.

— А вам по пути? Я вас не задержу?

— Ничего, у меня есть время, — ответил Кабанов, — садитесь.

Ника жила не близко, в Кузьминках. Виталий Васильевич, уже три года водивший машину, терпеть не мог ползти в пробках… наконец, они выбрались на Волгоградский проспект… но Кабанов, изрядно уставший и на совещании и среди машинной толчеи на Садовом кольце и у Таганки, раззевался… Он извинялся, прикрывал рот ладонью, тряс головой, дремота наваливалась неумолимо… Ника, радостно объявила:

— Вот сюда, еще немного и мы дома… Виталий Васильевич, пойдемте, я вас кофе угощу! А то вы совсем засыпаете!

Как себя укорял потом Виталий Васильевич, что покорно пошел пить обещанный кофе… Еще в лифте, когда они поднимались, что-то беспокойно шевельнулось в сердце у Кабанова… что-то немного встревожило его, нет не обеспокоило, а как-то возбудило… то ли участившееся дыхание Ники, то ли еле заметное прикосновение к его руке… Она открыла дверь, впуская его, щебет вдруг прекратился. Вероника скинула плащ, туфли, всунула ножки в меховые пуфы, а Кабанову подсунула сшитые из ковровой ткани расписные большущие тапки… Она провела его в комнату, усадила на диван и включила телевизор… перейдя вдруг на ты, проговорила хрипловато:

— Подожди, я поставлю кофе… — убежала на кухню.

Виталий Васильевич сидел на диване, смотрел новости по НТВ и подсознательно понимал, что самое малое через пятнадцать, а самое большое двадцать минут, этот диван будет разложен. А он, если он не тюха, должен будет проявлять свое мужское начало… Встать и уйти он уже не мог… и не хотел… а хотел остаться тут, обнимать молодое крепкое тело, и вспоминать давно забытые ощущения, ибо уже около трех лет не был он с женой, как с женой… болезнь проклятая не позволяла… Лариса украдкой плакала, а когда он принялся расспрашивать, что это она? Все не хотела говорить… А потом разревелась, что она тряпка, что ему мужчине женщина нужна, а она не может, сил нет… химиотерапия совсем истощила ее… Кабанов утешал ее, уговаривал, что все это ерунда, что он ее любит, а это главное, что никто ему не нужен… что ни на каких женщин он ее, родную, любимую не променяет… И даже потом, когда все успокоилось, когда снова отросли волосы, и накопился жирок на бедрах, так мучительно убираемый давным-давно на аэробике, когда почти совсем исчезла бледность и синюшность вокруг глаз… И тогда у них ничего не получалось…

Словно в состоянии дежа-вю Кабанов раздвоился, он был внутри и снаружи… И тот что внутри сидел в предвкушении, жадно принюхиваясь и ощущая пропитавший малогабаритную квартиру запах одинокой женщины, смешавшийся из легкого аромата духов, свежего кофе и еще какого-то неуловимого тонкого запаха. Нет. Детьми тут не пахло и мужчинами тоже… Первобытный Кабанов, сидевший на диване все никак не мог определить, что же это? А Кабанов сознание и совесть, устроившись в левом углу под потолком укоризненно глядел на себя, думая, неужели правда можно вот так одуреть, оставив лишь первобытные инстинкты?

Наверное Ника добавила в кофе динамит, или ТНТ, или еще какое-то взрывчатое вещество! Кабанов пришел в себя, когда убирал с лица мокрые волосы, а она сидела на нем верхом, и упиралась руками в его безволосую грудь… и рычала, а волны оргазма непрерывно сливаясь сотрясали ее тело. Чтобы не видеть влажные от пота прыгающие упругие молодые груди, Виталий закрыл глаза… сердце готово было проломить грудину и выскочить на волю… Кабанов сознание вернулся домой, пелена дикой животной страсти отступила и он вдруг ощутил, что никакого удовольствия уже не испытывает.

Ей не больше тридцати или тридцати двух! Сильная, молодая, красивая, зачем я ей? Это что хобби такое — любить пожилых? Я конечно не подросток и не дряхл, но все-таки, почему я?

А потом снова кофе, Ника шумела водой в ванной, ополаскиваясь. А Кабанов потухшим взглядом уставился в потолок. Почему-то он снова вспомнил себя девятнадцатилетнего, когда утратил девственность, целомудрие… Он не ожидал. Точнее сказать он ожидал чего-то другого… Великого, божественного… А было в душе чудовищное опустошение… Будто его коварно обманули, пообещав фонтаны рая, а подсунули пустой фантик из-под конфеты. И единственная мысль тогда вертелась в голове: И это все?!