Четыре йоги - Свами Вивекананда

Кришна говорит: «Посмотри на меня, Арджуна! Если я хоть на миг перестану трудиться, вселенная погибнет. Я ничего не выигрываю от работы, я единственный властелин мира, зачем же я тружусь? Я тружусь потому, что люблю мир».[31] Бог свободен, ибо он любит. Подлинная любовь делает нас независимыми. Всякая прикрепленность к мирским вещам имеет характер физического притяжения между рядами частиц материи, это то, что притягивает два тела друг к другу все время и что вызывает боль, если это невозможно сделать. Там же, где существует подлинная любовь, нет зависимости от физического притяжения. Любящие могут быть разделены тысячью миль, но их любовь будет той же самой, она не умирает и никогда не причиняет страданий.

Достичь этой независимости можно лишь чуть ли не в течение целой жизни, но достижение этой точки означает, что мы достигли цели любви и стали свободными, мы освобождаемся от господства природы и мы прозреваем природу такой, какова она есть; природа больше не кует нам цепи, мы совершенно свободны и не испытываем привязанности к результатам наших трудов. В таком случае, что нам беспокоиться об этих результатах?

Разве вы чего-то ожидаете от своих детей взамен того, что вы им дали? Трудиться на их благо — ваш долг, и этим все сказано. Что бы вы ни делали ради определенного человека, или города, или государства, делайте это так же, как вы бы это делали для своих детей, ничего не ожидая. Если вы способны неизменно быть дающим, рассматривая свои даяния как добровольное жертвоприношение миру, без помысла о воздаянии за свои дела, тогда ваш труд не будет вас привязывать к себе. Привязанность появляется от ожидания воздаяния.

Рабский труд ведет к корысти и зависимости, труд же человека, владеющего собой, дает ему счастье независимости. Мы часто говорим о праве и справедливости, но мы понимаем, что на деле все это детский лепет. Две вещи руководят поведением людей: сила и милосердие. Применение силы есть неизменно проявление себялюбия. Человек всегда старается извлечь как можно больше из силы и власти, которыми он располагает. Милосердие же само по себе блаженство. Чтобы быть добрыми, мы должны все быть милосердными. Даже право и справедливость должны основываться на милосердии. Помыслы о воздаянии за наш труд мешают нашему духовному развитию и в конечном счете ведут к страданиям. Есть и еще один путь воплотить на практике идеи милосердия и бескорыстного труда — рассматривать труд как «богослужение», если вы веруете в Личного Бога. Богу мы приносим все плоды нашего труда, и, таким образом служа ему, мы не можем ожидать ничего от людей за наш труд. Сам Бог тоже трудится непрестанно, и труд его независим. Как вода не может намочить лепесток лотоса, так труд не может привязать к себе бескорыстного человека. Бескорыстный и независимый человек способен жить в самом сердце густонаселенного и грешного города: грех его не коснется.

Представление о полном самоотречении дает следующая история. После битвы на Курукшетре[32] пятеро братьев-пандавов[33] совершили великое жертвоприношение и щедро одарили бедняков. Народ поражался величию и богатству жертвоприношения, говорил, что мир не видывал ничего подобного. Но после церемонии прибежал маленький мангуст, наполовину золотистый, наполовину коричневый, и, катаясь по полу зала жертвоприношения, закричал: «Вы все лжецы! Это совсем не жертвоприношение!» «Как? — изумились люди. — Как же так? Разве ты не знаешь, сколько золота и драгоценностей раздали бедным, разве ты не видишь, что все теперь богаты и счастливы? Это величайшее из жертвоприношений, когда-либо совершавшихся!» Но мангуст сказал: «В одной деревне жил когда-то бедный брахман с женой, сыном и невесткой. Жила семья на то, что могла заработать проповедями и поучениями. Но три года подряд в тех краях был неурожай, и семья брахмана перестала сводить концы с концами. Однажды, когда семье несколько дней нечего было есть, отец раздобыл горсточку ячменной муки и разделил ее на четыре части, каждому понемножку. Только приготовились поесть, как в дверь постучали. Отец отворил дверь — на пороге стоял гость. Гость в Индии священен, его полагается принять, как Бога, почтившего своим приходом дом. „Входите, прошу вас“, — пригласил брахман и поставил перед гостем свою порцию. Гость быстро съел все и воскликнул: „Что вы со мной сделали! Я не ел десять дней, и предложенное вами только распалило мой аппетит“. „Предложи ему и мою долю“, — шепнула жена. „Не могу!“ — сказал брахман, но жена настаивала, говоря: „Он несчастный человек, наш долг накормить его, и, раз тебе больше нечего дать ему, я должна отдать мою долю“. Затем она отдала свою долю еды гостю, он ее съел и сказал, что все еще чувствует голод. Тогда сын сказал: „Возьмите и мою долю пищи. Долг сына — помочь своему отцу выполнить его обязанности“. Гость и это съел, но остался все еще голодным. Тогда и жена сына отдала свою долю еды. Этого оказалось достаточным, и гость ушел, благословляя их. Этой же ночью все четверо умерли от голода. Несколько мучных пылинок остались на полу хижины, и когда я покатался по полу, то, как видите, часть моей шкурки стала золотистой. Я с тех пор путешествую по всему свету в поисках подобного жертвоприношения, но ничего не нашел, и другой бок у меня так и остается коричневым. Вот почему я утверждаю, что ваше жертвоприношение не настоящее».

Эта идея жертвенности покидает Индию, все реже и реже встречаются великие люди. Когда я начал учить английский, я прочитал рассказ о мальчике, который пошел работать, а часть заработанных денег отдал старушке матери. Так вот, на трех или четырех страницах восхвалялся поступок доброго сына. Ну что это такое? Ни один маленький индус не поймет мораль этой истории. Я ее понимаю теперь, когда слышу, что принцип Запада — каждый за себя. Иные считают, что можно все взять себе, не заботясь об отцах, матерях, женах, детях. Нигде и никогда не может это быть идеалом семьянина.

Карма-йога[34] учит нас: надо помогать нуждающемуся в помощи, даже перед лицом смерти, не задавая никаких вопросов. Пускай вас обманут миллион раз, все равно не задавайте вопросов и не думайте о том, что вы делаете. Никогда не похваляйтесь своими дарами бедным и не ждите их благодарности; скорее вы должны быть благодарны тем, кто дал вам случай проявить милосердие. Отсюда следует, что быть идеальным семьянином труднее, чем быть идеальным саньяси; настоящая трудовая жизнь так же тяжела, если не тяжелее, чем подлинное отречение от мира.

Глава IV

ЧТО ЕСТЬ ДОЛГ?

Изучая карма-йогу, необходимо понять, что такое долг. Если мне предстоит какое-то дело, я должен сначала знать, в чем состоят мои обязанности, а потом я это дело сделаю. Опять-таки у разных народов разное представление о долге. Мусульманин скажет, что его долг — следовать тому, что написано в Коране, индус — что его долг следовать Ведам, христианин — что его долг следовать Библии. Представления о том, что есть долг, различны на разных стадиях жизни человека в различных исторических периодах и у разных народов. Термину «долг», как всякому универсальному абстрактному термину, невозможно дать точное определение, можно только составить себе представление о нем через его практическое функционирование и результаты. Попадая в определенную ситуацию, мы действуем в соответствии с врожденным или выработанным побуждением, которое и подсказывает уму образ действий. В одном случае мы считаем, что в данной ситуации правильно сделать то-то и то-то, в другом — нам кажется, что так поступать нельзя, даже в той же ситуации. Принято считать, что хороший человек выполняет свой долг, когда поступает по велению совести. Но что все-таки превращает поступок в акт выполнения долга? Если христианин отказывается от куска говядины, который мог бы спасти его жизнь, или если он не дает этот кусок другому для спасения жизни того человека, христианин не будет чувствовать, что выполняет свой долг. Однако, если индус осмелится съесть этот кусок говядины[35] или предложит его другому индусу, он также будет считать, что нарушил свой долг — ему это подскажет индусский образ мыслей и воспитание. В прошлом веке в Индии получили большую известность банды грабителей, называемые разбойниками-тугами.[36] Эти головорезы считали своим долгом убивать и грабить любого попавшегося им человека, и чем больше людей убил разбойник, тем лучше он о себе думал. Если обыкновенный человек совершит убийство, то он, скорее всего, пожалеет о содеянном, считая, что плохо поступил. Однако тот же самый человек, надев военную форму, будет рад, если убьет не одного, а двадцать человек, считая, что он отлично выполнил свой долг. Таким образом, не деянием определяется долг. Совершенно невозможно дать объективное определение тому, что есть долг. Оно определяется с субъективной стороны. Любое действие, приближающее нас к Богу, есть доброе дело, а потому оно — наш долг; действие, влекущее нас вниз, есть дурное дело, и наш долг — избегать его. Субъективно мы ощущаем, что одни действия делают нас выше и чище, в то время как другие принижают и огрубляют нас, но сказать с уверенностью, что одни и те же действия одинаково воздействуют на разных людей, нельзя. Тем не менее существует одна-единственная идея долга, приемлемая для всех людей, независимо от их веры, независимо от того, где они живут; ее смысл прекрасно выражен санскритским афоризмом: «Не причиняй вреда живому — непричинение вреда живому есть благое дело, причинение вреда живому есть грех».[37]