Смертельный номер: Рассказы - Л. Хартли

— Когда? — спросил Джордж.

— Да в любое времечко, уж точно раньше, чем ты ляжешь спать. Пока, дорогой. Представляешь, я сейчас буду нырять! Уф!

Она повесила трубку.

Джордж пытался подавить в себе разочарование, но оно снова и снова вздымалось и набрасывалось на него, будто гидра, у которой на месте отрубленной головы тотчас вырастала новая. У него страдало не столько тело, сколько душа, он попробовал одну боль как-то уравновесить другой, но они объединились и напали на него сообща.

Он померил температуру. Градусник показал 101.[10] Что ж, его организм все-таки сопротивляется яду; хотя, конечно, лучше бы температура была нормальной. Наверное, стоит вызвать доктора? Он набрал номер, но в ответ услышал, что доктор уехал отдыхать. Его больных обслуживает коллега. Может, мистер Ламберт позвонит ему? Джордж — все не слава богу! — гневно отказался, но тут же пожалел об этом, перезвонил и робко попросил номер телефона другого доктора. Энергия его снова иссякла — разве может он сейчас обратиться к незнакомому доктору? Он вертел эту мысль так и сяк, потом откинулся на спину, расслабился и попытался представить, что страдает не он, а кто-то другой. Но этот метод срабатывает лишь в одном случае: если ты и вправду чувствуешь себя более или менее сносно. Он постарался восстановить душевный покой с помощью разных ухищрений: как хорошо, что он не банкрот, что лежит в постели, где ему и надобно лежать, а не в пустыне под палящим солнцем, медленно пожираемый муравьями, как хорошо, что у него есть друзья, которые посочувствуют ему, когда узнают о приключившейся с ним напасти, полноте, неужели посочувствуют, ведь он забыл их, забыл самым бессовестным образом!

Мысли его переключились на Дейдри — она знала о его болезни, но особого сочувствия что-то не выказывала. «Дейдри есть Дейдри!» Как часто он этой фразой пытался ее защитить, списать все ее выходки и проказы на экстравагантность. Но сейчас не получалось.

Только бы она приехала! Наружная дверь раскрылась и захлопнулась. Кто-то пришел.

— Дейдри! — воскликнул он, будто, назвав ее по имени, мог заставить ее появиться; раз он сказал «Дейдри!» — значит, это она и пришла. Но пришла лишь миссис Басвелл, со слегка недовольным видом особы, которую назвали чужим именем, видимо, более желанным, чем ее собственное. Не поест ли он супа, спросила она, а потом вареное яичко? С удовольствием, но не слишком ли много беспокойства он ей доставляет?

Миссис Басвелл немного сконфузилась, потом с улыбкой призналась: ухаживать за ним для нее одно удовольствие. Эмоции других людей обычно приводили Джорджа в замешательство, и сейчас он рассыпался в благодарностях, насколько позволяло здоровье.

— Только давать — тоже не дело, — загадочно произнесла миссис Басвелл. — Люди начинают спекулировать на вашей доброте. Надо и брать тоже.

— Но я беру вполне достаточно! — воскликнул Джордж.

— Я имею в виду нечто другое, — сказала миссис Басвелл. — Да и велика ли вам от этого польза?

Джордж поужинал, подумав мимоходом, такое ли меню предложил бы ему доктор. Он решил растянуть «удовольствие» — во-первых, не было аппетита, во-вторых, хотелось убить время до прихода Дейдри. Ох уж эти долгие ожидания, когда некуда деться от всяких мыслей! Мысли терзали его больше, чем желудок или бог знает какая взбунтовавшаяся часть организма. С чувством вины он вспомнил о миссис Басвелл. Она наверняка никуда не уйдет, пока он не съест все до последнего кусочка. Последний кусочек дался ему с большим трудом, но он проглотил его — сделал для нее хоть что-то, хоть как-то отплатил ей за доброту. Наградой ему было удовлетворение на ее лице.

Шурк, шурк. Она мыла посуду, опять-таки для него. До чего доброе создание! Но все-таки лучше, чтобы к приходу Дейдри она ушла.

Его надежды оправдались. Миссис Басвелл заглянула к нему пожелать спокойной ночи.

— На вашем месте я бы обязательно приняла одну из этих красных таблеток, — сказала она. Он даже подивился: надо же, она знает, для чего какие таблетки, и вообще ориентируется в его хозяйстве.

— Будьте любезны, передайте мне бутылочку, — попросил он, потому что не держал медикаменты возле кровати, боялся перепутать, сколько и каких таблеток он уже принял. Она принесла лекарство, он вытряс из бутылочки две таблетки, вернул ее, и миссис Басвелл поставила ее на место.

— Приятного вам сна, — сказала она на прощанье. — В семь утра буду на месте.

В семь утра! Он и не представлял, что она приходит так рано; ведь она живет где-то на окраине, значит, вставать ей приходится в шесть. Какое самопожертвование — и все ради него! Он попытался убедить себя, что это самопожертвование ему как бы положено по штату; но проглотить эту теорию удалось не легче, чем ужин.

Надо бы принять таблетки, но когда? Нехорошо, если Дейдри застанет его спящим. Уже пробило девять часов, десять, а она все не являлась, впрочем, она всегда была «совой», а по утрам любила понежиться. Часто ему приходилось ее будить. Он постоянно предвкушал эту минуту — минуту ее пробуждения. Это пробуждалась — и в нем — сама молодость.

Сколько ее ждать? Пожалуй, до полуночи; наконец пришла полночь, он принял таблетки, но еще долго не мог заснуть, потому что его затуманенный мозг, принадлежавший ей, Дейдри, огрызался сторожевым псом, заставляя бодрствовать.

Когда он все-таки заснул, ему приснилась Дейдри, чуть ли не впервые в жизни, хотя ему часто этого хотелось. Она всегда была рядом наяву, чего же являться во сне? А тут затосковал, вот и явилась. Он снова оказался на вечеринке, где ему стало плохо. Все было как наяву, только огни светили ярче да между коврами сильнее поблескивал паркет. Он просил ее уйти с ним, а молодой человек нетерпеливо ждал, держа ее за локоть, будто не хотел расставаться со своей собственностью. «Ты разве не видишь, что я занята? — говорила она. — Я договариваюсь о встрече с мистером Рупертом, а ты встреваешь». Вдруг пол пошатнулся, взмыл почти до уровня глаз, и он вцепился в Дейдри, стараясь удержаться на ногах. «Какой ты неловкий, — капризно пропела она, — платье мне порвешь», и он увидел, что на ней устричного цвета шелковое платье, им же и подаренное, но не то, в каком она пришла на вечеринку. «Подай ему руку, Руперт, по-моему, он перебрал». Молодой человек протянул руку, но Джордж стряхнул ее. «При чем тут он? — возмутился Джордж. — Ты должна думать обо мне». — «Неужели мне на минуту нельзя остаться одной? — рассердилась Дейдри. — Я только начала по-настоящему веселиться». Комната снова нырнула и качнулась, но Джорджу удалось сохранить равновесие. «Ты должна идти со мной, — настаивал он. — Раз ты не хочешь идти со мной, значит, ты меня не любишь». На это Дейдри и молодой человек засмеялись. «Не люблю тебя? — переспросила она. — Да я никогда тебя не любила, а сейчас просто ненавижу». — «Никогда не любила? — воскликнул ошарашенный Джордж. — Ты хочешь сказать, что все это время ты меня не любила?» — «Да, именно так». — «А я был уверен, что любила». — «С чего ты взял?» В голове у Джорджа все смешалось. «Потому что… потому что… наверное, потому что я тебя любил». — «Вот, в самую точку. Ты так одурел от своей любви ко мне, что никогда не задавался вопросом: люблю ли тебя я? Обо мне ты и не думал, я вообще была здесь ни при чем, просто предмет твоей любви, и все. Если бы ты удосужился спросить меня, люблю я тебя или нет, я бы ответила: нет. Это же первый вопрос, который задают мужчины, почти все, но тебе он и в голову не пришел. Ты был влюблен не в меня, а в свою любовь. Будь я для тебя живым человеком, все могло сложиться иначе, но тебя интересовала лишь собственная персона. От меня ты всегда хотел только одного, а ведь я живой человек, Так что иначе и быть не могло…»

Джорджа повело, и он рухнул на пол, а когда пришел в себя, оказалось что он действительно лежит на полу. Он упал с кровати, такой конфуз приключился с ним впервые после детства.

Он проснулся с ощущением — случилось нечто ужасное. А что именно? Сам он чувствовал себя лучше. Но что-то буравило мозг, и выздоровление не приносило радости. Что же его гнетет? Наконец на поверхность из тягучего тумана пробилось: Дейдри его не любит, никогда не любила. Она пришла к нему во сне и сказала все куда внятнее и убедительнее, чем могла бы сказать наяву, мысль ее была очищена от всяких примесей, не растворялась в побочных обстоятельствах. Ее дух напрямую общался с его духом — да, напрямую, и все было названо своими именами.

Стало ясно, почему она не уехала с ним с вечеринки, почему за весь день ни разу не навестила его, стало ясно все, что озадачивало его с той минуты, когда ее поведение озадачило его впервые.

Господи, этот удар ему просто не вынести. Да, физически ему полегчало, но его душевные страдания лишь усилились.

В голове все путалось, ведь раньше его мысли начинались с Дейдри и на ней же кончались. А сейчас о чем думать?