Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

В конце концов она решила сказать правду: она сожалеет, но все это зря. Вероятно, она струсила. Испугалась. Она, а не он. Но и ему стало не по себе. Не то чтобы страшно, но как-то гадко.

– Ничего личного, – вздохнула она, вынула из сумочки маленький конвертик с ключом-карточкой и допила остатки чая.

Он успел заметить номер.

– Ничего личного? – переспросил он. – А что тогда, сверхличное?

Ему показалось, что они на редкость хорошо подходят друг другу.

Ложь.

Но женщина ему понравилась.

Сорок с лишним – она писала об этом, – но сохранилась отлично.

Теперь он ругал себя за то, что плохо подготовился. Следовало бы, по крайней мере, захватить розгу.

Она заслужила хорошую порку.

С розгами нелегко управляться, но он так часто имел с ними дело, что стал настоящим асом. Он, как никто, умел разрисовывать задницы.

Об этом лучше спросить ту польку, но она мертва. Можно не сомневаться, она простояла в поезде до самого Копенгагена после их первой встречи.

Он включил телевизор. На полную громкость.

Комната казалась хорошо изолированной, к тому же с шариком во рту женщина могла только мычать. Само наказание, конечно, никогда не проходило беззвучно, но, с другой стороны, здесь, как говорили, часто останавливались рок-группы. Можно представить, что приходилось слышать бедным постояльцам!

Мужчина снял пиджак и повесил его на крючок рядом с пальто. Потом открыл сумку и достал массажную щетку для волос. Большую, овальную и относительно новую – он пользовался ею только раз.

Он подошел к кровати.

Женщина следила за каждым его движением. Она не сомневалась, что ее изнасилуют. Но когда он приблизился с массажной щеткой, на ее лице отразился ужас. Она попыталась лягнуть мужчину, но он одной рукой обхватил ее за талию, толкнул головой вперед и поставил раком – совсем как на картинках, которые так ее возбуждали.

В этот момент она испугалась по-настоящему.

Наручники не позволяли ей опереться о кровать руками. Когда же мужчина положил на ее голени свою правую ногу, она совсем затихла.

– Ты хотела порку, – напомнил он, наклонившись к ее уху. Его голос звучал приглушенно, словно рот был набит картофельным пюре. – Сейчас ты ее получишь.

Она почувствовала, как он задирает ее юбку, которую до этого несколько раз одергивал. Теперь он сидел прямо и гладил ей бедра и ягодицы. Казалось, он делает это в перчатках.

Мужчина не спешил. Внимательно разглядывал ее чулочный пояс, как будто тот был произведением искусства. Трогал полоску кожи между краем чулка и шелковыми трусами. Потом вдруг просунул пальцы под нежную, скользящую ткань и резко потянул вниз, обнажив белые ягодицы.

Звуки ударов эхом отдавались от стен, но тонули в липкой, как сахарная патока, мелодии шлягера шестидесятых. Лилль-Бабс подходила для целей мужчины, как никто другой. Впрочем, он ее не слушал, не в силах оторвать глаз от подрагивающей плоти, которая с каждым ударом наливалась кровью.

Женщина сомкнула челюсти вокруг шара во рту. Лежала тихо, не показывая, что ей больно. Хотя до сих пор не представляла себе, что возможна такая боль.

Познакомившись с мужчиной в Интернете, она, вероятно, рассчитывала на ролевые игры, развлечения, о каких читала в газетах и на соответствующих сайтах в Сети. Но с первого взгляда на мужчину ей стало ясно, как он от всего этого далек. Он сыпал удары. Ритмично, безжалостно. Кожа горела. Женщина извивалась, пыталась вырваться, лягалась. Потом ей почудилось его бормотание. Она пыталась кричать.

Наконец он взял ее за локоть и поставил на колени.

– Теперь ты все поняла? – услышала она над ухом.

Она кивнула. Простыня у ее лица была мокрой от слез.

Он поднялся. Расстегнул ремень и затянул вокруг ее шеи. Крепче. Еще крепче.

Женщина сдавленно застонала. «Гортанные звуки», – вспомнил он.

Она извивалась, как ящерица. Глаза будто вываливались из орбит. Потом затряслась и стихла.

Но мужчина не ослабил ремень, затянул его еще крепче и медленно сосчитал до тридцати.

И только потом снова вдел ремень в брюки.

Он снял с женщины наручники и перевернул ее на спину.

Вынул изо рта шарик.

На полу валялись ее трусики. Он поднял их и надел на женщину.

Затем снял с вешалки пиджак и убрал в сумку массажную щетку, наручники и мяч.

Задумался на несколько секунд, после чего достал из кармана маленький пластиковый пакетик. Таблетки – снотворное и средства от морской болезни – он всегда брал с собой, как и инструменты для экзекуции. Для него не составляло проблемы раздобыть их в любом количестве. Когда-то мать накачивала его подобными пилюлями, а сама уезжала в Копенгаген.

Он снова оглянулся на женщину.

Приковывать ее к кровати не имело смысла.

Мужчина взял пластиковый ключ-карточку и пошел к двери.

В лифте он нажал нижнюю кнопку.

Ему повезло: толстяк до сих пор сидел в баре.

Один, что удивительно. Все знали, как любит он женское общество и никому еще не ответил отказом, хотя дома жена и дети.

Сколько их? Двое? Трое? Четверо?

У стойки толчея, но возле толстяка одно место свободно. Как будто публика боится ему помешать.

Мужчина в очках нагнулся к стойке спиной к залу и протянул толстяку руку:

– Я не нарушу вашего уединения. Всего лишь хочу поздороваться.

– Я вас знаю? – Толстяк поднял удивленные глаза и ответил на рукопожатие.

Он вперил в незнакомца мутные глаза. Возможно, пилюли лишние. Хотя ничего нельзя знать наверняка.

– Я ваш поклонник, – продолжал мужчина в очках, – полностью одобряю вашу политику. Думаю, вы тот, кому суждено привести наше общество к справедливости. Могу я угостить вас пивом?

– Нет, от пива толстеют, мне бы чего-нибудь… Душа, знаете ли, хочет праздника.

Последнее слово прозвучало как «пражника».

Он заказал для толстяка виски. В баре было полно людей, но официант сразу поставил на стол бокал. Мужчина заплатил и незаметно высыпал туда несколько овальных желтых таблеток.

– А вы сами? – участливо поинтересовался толстяк.

– Я за рулем. И вообще, мне пора.

– Бросьте! – Толстяк махнул рукой.

– Как это вы здесь задержались? – спросил мужчина в очках, заглядывая толстяку в лицо.

– Пушшш… – прошипел тот сквозь зубы.

– Пуш?

– Все ушли на Пуш, там самые красивые девчонки. Но я вчера там был, и я ненавижу Пуш.

– Но что это?

– То же, что и Стюреплан, только в Гётеборге. Так утомительно… И музыка тоскливая.

Как и большинство его коллег, толстяк предпочитал Брюса Спрингстина, он говорил об этом во всех интервью. На фотографиях в газетах толстяк выглядел молодо, даже, выражаясь языком подростков, «хиппово». Но сейчас, помятый и пьяный в стельку, снова тянул на свой возраст.

– А я вот никогда там не бывал. Как, вы говорите?

– Пуш-ш-ш… – снова прошипел толстяк; изо рта его воняло.

– Впервые слышу, но мне почему-то кажется, у них в репертуаре нет Брюса Спрингстина, если там вообще есть дискотека.

– Дискотека… – Толстяк рассмеялся. – Откуда ты взялся, черт тебя подери? Дискотеки давно ушли в историю, теперь только клубы… Клубы и шлюхи – заносчивые, тощие суки… которые любят лишь свои мобильники и клацают ими… чик-чок, пока ты их трахаешь… – Он тряхнул головой и попробовал поднять бокал с виски. – Раньше еще был «Пенни Лейн», но сегодня по улицам не проехать… Да и зачем, если там сутками напролет крутят чемпионат по футболу?

Толстяк поднес ко рту бокал и сделал глоток виски. Он собирался еще что-то сказать, но голова упала на грудь, где на заляпанном красном галстуке красовался значок партии.

– Вам помочь подняться в номер? – с готовностью поинтересовался мужчина в очках.

– Ничего не понимаю… – бормотал толстяк, – как я мог так напиться?

– Я помогу вам.

– Я живу в… «Авилоне»… – бормотал толстяк, – но это ведь не «Авилон»?

– Я найду.

Мужчина взял толстяка под руки и повел его из паба к лифту, нажал кнопку и вышел на том же этаже, откуда только что спустился.

– Но это не похоже на «Авилон», – недоуменно озирался толстяк.

Женщина все еще лежала на кровати, уставившись в пустоту.

Мужчина усадил толстяка в кресло. Тот тут же откинулся, уронил голову на спинку. Потом снял с него ботинки и брюки с кальсонами, последние оказались ярко-желтого цвета, с рисунком из голубых лосей, и это его удивило.

Уложив толстяка рядом с женщиной, он решил дополнить картину пятном спермы на простыне. Взял пенис толстяка в руку, однако тот быстро обмяк. Тогда он развернул толстяка лицом к женщине и положил его правую руку на ее грудь.

Теперь пришло время заняться ее вещами.

Он нашел в сумочке идентификационную карточку, кредитку, мобильный и кучу разной чепухи, какую всегда таскают с собой женщины: тампоны, старые квитанции, упаковку влажных салфеток, брелок с ключами, таблетки от головной боли, шпильки, заколки, зеркальце, помаду и горсть монет разных стран, а также спичечный коробок, жевательную резинку, два паспорта – новый и просроченный, – семь авторучек, сувенирный флакон из-под духов и фотографию молодой девушки, должно быть ее дочери. Они похожи как две капли воды – он поднял взгляд на женщину. Может, стоит отыскать эту девчонку и всыпать ей розог, которых в свое время недополучила ее мать.