Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

Так что сейчас японцам приходилось изрядно отстегивать нам за право на рыболовства в наших территориальных водах, что, естественно, снижало их доходы и повышало наши. За счет этих их выплат, а также реализации задержанных клиперами японских браконьерских судов в казну ежегодно поступало дополнительно до пяти миллионов рублей. И львиная доля этих средств оставалась в распоряжении приамурского генерал-губернатора генерала от инфантерии Духовского, с которым у меня был очень добрый контакт. Чрезвычайно энергичный был дядька и деятельный. Приезжал даже ко мне в Магнитогорск, не столько посмотреть на передовую промышленность, сколько поинтересоваться моим опытом в реализации переселенческой программы… Ну, передовым я бы свой опыт не назвал, но кое-что Духовский для себя полезным счел. И сейчас вовсю сманивал крестьян из центральных губерний на вольные земли Приамурья и Приморья. До моих темпов ему, конечно, было далеко, но тысяч по тридцать — тридцать пять душ в год он у себя на землю сажал.

Да и Владивосток строился куда более быстрыми темпами. Во всяком случае, полноценная верфь, способная строить корабли водоизмещением до трех тысяч тонн, там должна была появиться уже в следующем году. Даже без моей помощи. И я планировал использовать ее для строительства эсминцев или, как здесь их еще называли, истребителей миноносцев, проект которых сейчас тщательно дорабатывали, испытывая как масштабные модели, так и отдельные образцы машин и механизмов. Хотя, на мой взгляд, они больше тянули именно на эсминцы, поскольку, кроме артиллерийского и торпедного вооружения, несли на себе еще и минное. Причем постановка мин у них была механизирована с использованием разработок лейтенанта Степанова, предложившего проект специализированного корабля, названного им минным заградителем.[9]

Я про такие корабли ничего не помнил, поэтому с ходу на него окрысился. На кой хрен нам специальные минные заградители, если, как я смутно припоминал, эсминцы вполне себе нормально осуществляют минные постановки? Но — упс! — оказалось, никаких эсминцев еще не существует, а минными постановками во всех флотах мира занимаются все корабли — от миноносцев до броненосцев. Вот только как они это делают! Сначала корабль должен застопорить машины, потом спустить на воду специальный минный плотик, а уже на него — мину с помощью кран-балки. После чего плотик (часто даже веслами!) выводится в точку установки мины, с него замеряется глубина, в соответствии с которой вручную устанавливается длина якорного троса, а затем, опять же вручную, мина сталкивается в воду. Всё — после часа геморроя мина установлена и можно грести к броненосцу или крейсеру за следующей.[10]

Когда у меня прошла оторопь от столь передового и обалдеть какого суперэффективного способа действий, я срочно затребовал проект Степанова и вызвал к себе Кутейникова, коему и поставил задачу разработать проект крупного мореходного миноносца, способного при необходимости осуществить быструю механизированную установку сотни-полутора мин. Задача была нетривиальной, а вернее, в поставленных условиях просто невыполнимой. Минные галереи в корабль с таким водоизмещением не влезали, сколько инженеры над этим ни бились. А корабль, рассчитанный под работу с минными галереями, никаким образом не мог называться миноносцем. Да и военным кораблем я его не назвал бы. Скорее, страшнообразным убоищем водоизмещением почти в четыре тысячи тонн и с весьма посредственной скоростью хода. Попытки урезать понемножку и там, и там привели к тому, что получившийся проект оказался почти без артиллерии, с запасом мин всего в пятьдесят штук и без каких бы то ни было преимуществ даже перед номерными миноносцами.

Я уже готов был свернуть проект, но всё решили два момента. Во-первых, я вспомнил словосочетание «минные рельсы». И во-вторых, было принято решение разрабатывать все в комплексе — и сам корабль, и мины, и способы их постановки, адаптируя под задачи. После чего дело потихоньку сдвинулось с места, и к настоящему моменту эскизный проект был уже почти готов. У нас получился корабль водоизмещением слегка за тысячу тонн, с четырьмя орудиями калибра семьдесят пять — сто семь миллиметров (с этим еще не определились), с парой двухтрубных торпедных аппаратов под новый, принятый в качестве стандартного для русского флота калибр «мин Уайтхеда» — четыреста шестьдесят миллиметров — и двумя минными рельсами, протянувшимися вдоль бортов к корме, на каждом из которых можно было установить по сорок шесть новых сферических гальваноударных мин на минных тележках-якорях конструкции лейтенанта Погребельцева, имеющих заряд в четыре пуда пироксилина. Впрочем, пироксилин использовался только на экспериментальных образцах, серийные должны были снаряжаться тринитротолуолом. Под рельсами была протянута цепь с приводом от вала отбора мощности и редуктора. Причем, поскольку постановка мин могла осуществляться только при скорости хода до десяти узлов и, соответственно, вне видимости противника, удалось добиться вполне приемлемой численности экипажа, за счет того что при постановке мин их подготовку и обслуживание осуществлял состав артиллерийских и торпедных расчетов. Ну и то, что в качестве двигательной установки на этих кораблях должны были использоваться паровые турбины с нефтяным отоплением, также сему изрядно поспособствовало. Одних кочегаров потребовалось на десять человек меньше, чем при угольном отоплении котлов. Ну а как бонус шло то, что без мин на минные рельсы ставилась пара двадцатиместных баркасов, их спуск на воду осуществлялся благодаря тем же легким кран-балкам, с помощью которых на минные рельсы устанавливались мины. Это позволяло использовать истребители миноносцев и в десантных операциях. По прикидкам, на эсминец могло вместиться около роты десантников. Правда, доставить их можно было недалеко и при не слишком сильном волнении. Ну да и на том спасибо…

В Магнитогорске я проторчал почти полтора месяца. И основные напряги у меня на этот раз были связаны не столько со строительством и разворачиванием производства на моих предприятиях, сколько… со взаимоотношениями с отдельными инженерами и предпринимателями, которых я сам в свое время втянул в бизнес. Сейчас они уже оперились, подзаработали денег и начали оглядываться по сторонам, решая, как бы им избавиться от опеки и стать совершенно самостоятельными. Самая сложная ситуация сложилась во взаимоотношениях с Теслой — он, как выяснилось, обладал невероятным честолюбием и уже успел развернуться по полной. В Магнитогорске Тесла владел не только частью капитала гидроэнергетической компании, сосредоточив в своих руках уже треть ее акций, но еще и двумя заводами по производству проводов и электрического кабеля, а также электрического оборудования, которые он построил на взятые у меня льготные кредиты. К тому же он имел долю в предприятиях по производству электрогенераторов и активно лез в капитал «Уральского каскада» — серии гидроэнергетических станций, которые в настоящий момент строились на реке Урал и были предназначены не столько даже для выработки электричества, сколько для создания условий для судоходства на реке Урал вплоть до Магнитогорска. Проект был затратный и не особенно финансово эффективный, но если учесть, что, кроме всего прочего, он имел еще и демографическую задачу по привлечению в эти места русского населения, а также созданию здесь достаточных запасов воды для повышения эффективности и снижения рисков земледелия, я финансировал его недрогнувшей рукой.