Мой друг Перси, Буффало Билл и я - Ульф Старк

— Интересно, что он задумал? — спросил Бенке.

— Пойдем поглядим, — предложил Леффе.

Мы готовы были спорить, что Перси выкинет сейчас какую-нибудь гениальную веселую штуку. Может, подставит тетке подножку, чтобы та грохнулась и юбка задралась до самого пупа. А может, еще что-нибудь учудит.

Но мы не сомневались: это будет что-то из ряда вон. Мы вскарабкались на решетку и стали искать Перси среди танцующих. А когда наконец его увидели, оказалось, что он просто танцует, как все. Одной рукой Перси держал тетку за спину, а другую вытянул в сторону. Ноги то разводил врозь, то соединял вместе, словно плыл брассом в сторону оркестра.

Он держался молодцом, хоть и танцевал с такой дылдой.

Как-никак, тренировался со своей мамой с тех пор, как научился ходить.

— Ну когда же он выкинет свой фортель? — удивлялся Леффе.

Мелодия закончилась, и Перси вежливо поклонился тетке. После танца она немного взбодрилась.

— Какого черта он это затеял? — хмыкнул Бенке.

— Именно, — поддакнул я. — Потанцевать, видишь ли, приспичило!

Мне хотелось, чтобы Перси свалял дурака. Чтобы поплатился за то, что лежал под розовым полотенцем Пии. Пусть в другой раз сперва подумает хорошенько.

Когда он вернулся, мы все замолчали.

Все, кроме Пии.

— Я тоже хочу танцевать, — заявила она и улыбнулась.

А потом взяла Перси за руку и потянула снова к танцплощадке. Перси пожал плечами и покосился в мою сторону. Но потом обнял Пию за талию и закружился среди танцующих.

Мне не хотелось смотреть на них, но я не мог отвести глаз.

Я видел, что Пия положила руку Перси на плечо. Она смеялась ему на ухо и легонько прижималась к нему, потому что это был очень медленный танец. То, что она смеялась, было хуже всего.

На глаза мне навернулись слезы. Такого со мной давно не бывало.

Потом пришел Классе. Я попытался переключиться на него.

— Ну, что сказал твой отец? — спросил я. — Разозлился, поди?

— Не, он обрадовался.

— Да ты что! — удивился Леффе. — Неужели они там не разглядели, что жук самодельный?

— Конечно, разглядели, — кивнул Классе. — На то они и специалисты. И даже высмеяли папу за то, что он дал себя обмануть малолетке. Они так хохотали, что папа навсегда потерял интерес к биологии. И к ботанике заодно. «Сынок, ты помог мне понять, какие зазнайки эти ученые, — сказал он мне. — Никогда больше не показывай мне никаких жуков. И никаких цветов или бабочек. Обещай».

— И ты пообещал? — спросил Данне.

— Ясное дело. И получил еще двадцать крон. Настоящее везение! Похоже, теперь с летними заданиями покончено навсегда. Слышишь, Уффе?

— Угу, — буркнул я.

Но на самом деле я ничего не слышал. Я наблюдал за этой парочкой из двух «П» — Перси + Пия. Предатель и Притворщица, думал я. Пустобрех и Пустышка. Классе проследил за моим взглядом и тоже увидел, как они кружатся, словно на веселой карусели.

— Чего это они? Танцуют, что ли? — спросил он так, словно его сейчас стошнит. — Пошли перекурим. Я угощаю. Тебе это на пользу пойдет.

Он обнял меня за плечи.

После трех сигарет и пяти комариных укусов мы вернулись к остальным. К этому времени танец закончился. Вернув Пию в нашу компанию, Перси поклонился ей, а потом подмигнул мне. Пия раскраснелась.

— Уф, как здорово! — сказала она.

— Эх, черт, может, и мы станцуем разок? — предложил Бенке. — Что скажешь, Уффе?

— Заткнись, — огрызнулся я.

— А чем ты предлагаешь заняться? — спросил Перси.

— Пойдем со мной, узнаешь.

Мы пошли за танцплощадку, где обнимались какие-то влюбленные.

— Ну, чего ты хотел? — спросил Перси.

— Вот чего, — ответил я и ударил Перси. За руку Пии на его плече, за ее смех ему на ухо. Я просто не знал, что еще делать. Я со всей силы саданул ему в живот, а потом мы еще помутузили друг дружку. Перси этого не ожидал, так что я легко поборол его и положил на лопатки.

— Лучше бы ты никогда сюда не приезжал! — выпалил я. — Лучше бы ты не становился моим кровным братом!

Перси лежал не шевелясь и таращился на меня:

— Да что на тебя нашло?

— Чего тебе вздумалось с ней танцевать? — не унимался я.

— Послушай, — проговорил он и попробовал отпихнуть меня. — Кавалер не может ответить «нет», если дама приглашает его на танец. Так заведено. Ну, теперь пошли назад к остальным.

Так мы и сделали.

Но когда мы вернулись, там остались только Классе и Пия. Марианна танцевала с Данне. Бенке — с Биргиттой. А Леффе — со своей сестренкой, которую он держал на руках. Мы достали еще по сигарете из пачки Классе — чтобы отогнать комаров.

Пия выпустила облачко дыма в сторону Перси.

— Хочешь, еще станцуем? — предложила она.

— Sorry[6], — ответил он. — У Уффе тяжелая рука, так что я теперь не в форме.

— Тогда лучше пойдем домой, — решил я.

Мы брели по проселочной дороге. С танцплощадки долетали звуки грустного вальса — нам под настроение. Ели казались еще темнее. Птицы примолкли. На небе не было ни звездочки. Я сунул руки в карманы, чтобы не учинить еще какую-нибудь глупость.

— Прости, что я тебя отдубасил, — сказал я. — Я не против быть твоим кровным братом.

— Да понятное дело, — кивнул Перси.

— Не знаю, что на меня нашло. Я и сам был бы рад наплевать на нее.

— Не можешь?

— He-а… Лучше бы ты приехал в прошлом году. Или следующим летом.

— Этот год тоже ничего. Черт, это лучшее лето в моей жизни! И оно еще не кончилось.

— Любовь — это как болезнь, — сказал я.

И мы еще немного поговорили о любви: что она заставляет совершать всякие глупости, на которые ты бы сам по своей воле ни за что не решился. И говорить то, чего на самом деле не думаешь. От нее и радость, и горе одновременно.

— Да она на меня плевать хотела! — вздохнул я.

— Ну, со временем все переменится, — подбодрил меня Перси. — Ты тут первый парень на деревне!

— Знаю, — согласился я. — Но ты все равно на нее больше не заглядывайся!

И я еще разок двинул ему. На этот раз по губам. Уж и не знаю, как это рука сама выбралась из кармана. Перси облизал кровь.

— Прости, — сказал я. — Хочешь, ударь меня тоже.

— Только для острастки, — решил он и двинул меня по носу.

Дальше мы шли молча. Перси слизывал кровь с губы. А я зажимал платком нос.

Когда мы вернулись домой, дедушка стоял в своей серой фетровой шляпе и смотрел на море и темное небо. Верхушки сосен раскачивались, а стрекозы метались в воздухе, словно не могли налетаться вдоволь перед закатом. Дед стоял, уперши руки в боки.

— Природой любуешься? — спросил я.

— Глупости! Вот размышляю, не посадить ли еще одну вишню. Рядом с этим чертовым камнем.

Тут он заметил разбитую губу Перси и мой расквашенный нос.

— Вы что это, парни, подрались?

— Так, в шутку, — отмахнулся Перси.

— А вот и нет, — сказал я. — Просто Перси — придурок.

Я понимал, что это нечестно. Перси уставился в землю — ясно было, что он обиделся. У меня тоже было гадко на душе. И от этого я злился еще больше.

— Не желаю с ним больше разговаривать!

— Не будь идиотом, Уффе, — пристыдил меня дедушка. — Бывает, что и повздоришь с другом, и даже подерешься. Всякое случается.

— Вот ты и дерись со своими старыми камнями, — проворчал я. — Или вон попроси своего дружка почитать тебе про Буффало Билла.

И пошел прочь. Я думал, дедушка рассердится. Но, обернувшись, увидел, что он улыбается.

— Ладно, — проговорил он. — Ишь какой вспыльчивый — весь в меня! Не зря тебя назвали Готфридом, в мою честь.

— Вот именно, это ты во всем виноват! — не вытерпел я. — Брата назвали Густавом в честь маминого деда, а меня пришлось назвать в честь тебя.

Я ушел от них и улегся в нашей хижине. Вскоре туда явился и Перси. Он почистил зубы, сплюнул и натянул на себя тренировочный костюм, который заменял ему пижаму.

— Начнем утром строить плот? — спросил он. — Такой, как ты делал в детстве, — из пластиковых бутылок и старых досок.

Я притворился, что не слышу.

— Может, тогда твоя злость немного поутихнет, — добавил он.

Я промолчал.

— Не хочешь отвечать?

Я зарылся головой в подушку.

— Ну и ладно. Иногда хорошо и в тишине побыть. Только ты не думай, что я с тобой раздружусь. Спокойной ночи, Готфрид!

Я молчал как убитый и только смотрел в небо.

Перси почти сразу заснул. А я лежал и смотрел, как на горизонте громоздятся тучи, словно гора большущих черных камней. Полежав немного, я встал. Сначала мне показалось, что я хочу писать.

Но потом ноги сами понесли меня в поселок.

Я вскарабкался на клен во дворе Пии, уселся на ветку и навел на ее окно дедушкин бинокль.

В комнате горел ночник. Пия лежала в кровати и читала журнал «Бильд». На ней была белая ночная рубашка в синий цветочек. На тумбочке у кровати стоял пластмассовый проигрыватель. Пия то и дело накручивала на палец прядку волос, словно думала о чем-то. Через маленькую щелку в окне до меня долетал масляный голос Элвиса Пресли: «Are you lonesome tonight?»[7]