Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская

— Да, Мама, и страшно! Страшно за тебя отомщу! Я не оставлю на Юльке трусов!

— Ха! Она только об этом и мечтает! Зачем ей трусы с такой излишней похотливостью?

— Я в другом смысле, Мама! По миру её пущу! Для тебя же стараюсь, так что, Мама, будь шире и хватит дуться.

— Никто на тебя и не дулся, — смягчаясь, ответила я. — Лишь немного удивилась…

— Значит мир?

— Мир! — проникаясь к подруге самыми светлыми чувствами, заверила я.

— Вот и чудненько, так что ты там про Даню моего говорила?

— Тома, — взвизгнула я, — иди ты к черту со своим миром! Даже и не рассчитывай, что хоть когда-нибудь возьмусь спасать тебя!

Я бросила трубку и тут же её подняла. На этот раз я затеяла диспут о Юльке сразу по двум телефонам, лишив Тамарку возможности продолжить нашу беседу. Я разглагольствовала до поздней ночи, обсуждала с подругами недуг Юльки и гадала как этот недуг отразится на моем Женьке и на всем остальном мире.

Женька, естественно, меня больше волновал, поэтому о нем мы больше и говорили. И Тося, и Лариса, и Маруся, и все остальные в одном мнении сошлись: Женька не выдержит подорванного здоровья Юльки и в скором времени вернётся ко мне.

С этой приятной мыслью я и заснула.

Глава 13.

Беспамятство

Иркутск.

Забайкальский военный округ.

Окружной клинический госпиталь.

1988 год.

Он метался, прочно пристёгнутый ремнями к больничной койке. Тело рвалось, изгибалось, бессознательно требуя свободы. В палату, где ещё четверо таких же, как он, рвали ремни и вскидывались над белизной простыней, часто, торопливо входили медсёстры. Позвякивали стеклом и металлом разложенные на каталках принадлежности.

Ему, содрогающемуся от конвульсий, ежечасно делали уколы, меняли в капельницах лекарства, но недуг все не отступал.

Казалось, он был безумен. Лицо обезображивали гримасы, меняющиеся с пугающей быстротой. В широко распахнутых глазах плескалась пустота, безжизненно отражающая стены палаты, потолок, белые халаты…

Молоденькие медсёстры, заглядывая в жуткую пропасть его зрачков, испуганно отводили глаза и долго потом плакали в процедурной.

Плакали от сострадания и тревожной тоски. «Какой молодой! Какой красивый! Эх, если бы встретился мне такой!» — думала каждая, утирая слезы.

Шёл пятнадцатый день беспамятства.

Утренний обход выглядел необычно. Вопреки традициям, впереди начальника отделения шёл высокий военный. В петлицах его, вместо привычных здесь эмблем медика, поблёскивал пугающий символ безопасности — щит и меч.

Толпа белых халатов застыла у изголовья больного.

— Доложите, — коротко приказал предводитель — представитель КГБ.

— Товарищ генерал, — пряча испуганные глаза, отрапортовал начальник отделения, — в этой палате разместили четверых. Трое — солдаты дисциплинарного батальона, из тех, кто напрямую подвергся воздействию излучателя.

— Что с ними?

— Умерли на третьи сутки после поступления.

Генерал помрачнел.

— В сознание не пришли? — строго поинтересовался он.

— Нет, умерли не приходя в сознание.

— Четвёртый?

— Четвёртый лейтенант, выпускник Рязанского училища ВДВ, ещё жив.

Начальник отделения кивнул на кровать больного. Генерал мрачно скользнул глазами по лейтенанту и спросил:

— Во время испытаний он был защищён прибором ДАД-1?

— Да, — подтвердил начальник отделения.

— Каков прогноз?

Начальник отделения замялся.

— Это здоровый сильный молодой организм, — неуверенно сказал он, — и мы предпринимаем все меры для того, чтобы он выжил. К сожалению, состояние лейтенанта можно назвать стабильно тяжёлым. Положение осложняется тем, что нам неизвестно какие именно факторы воздействовали на его организм…

— Вам надлежит считать эти факторы неизвестными, — отрезал генерал.

В его глазах появилась опасная жёсткость.

— Так точно! — эту жёсткость заметив, вытянулся в струнку начальник отделения.

Генерал с минуту грустно постоял возле больного и спросил:

— Приходил ли в сознание хоть кто-то из выживших?

— Нет, — ответил начальник отделения. — Мы ведём постоянный контроль их состояния, поддерживаем работу сердца, но…

— Понятно, — кивнул генерал. — Представьте карту назначений.

Начальник отделения снова вытянулся в струнку:

— Так точно, товарищ генерал.

Генерал удовлетворённо кивнул и снова уставился на бьющегося в конвульсиях больного. Все смотрели туда. В толпе белых халатов стояла напряжённая тишина.

— Это последний, из тех, что к вам поступили? — наконец спросил генерал.

— Так точно.

— Общее количество больных, поступивших с полигона «Гарант», сто сорок?

— Так точно, но в живых осталось только восемь. Так что прогноз…

— Скверно, — мрачно прервал генерал.

И в этот момент больной перестал лихорадочно рваться, зрачки его утратили пустоту и наполнились смыслом. Он вдруг увидел врачей, больничные стены…

— Пить… — выдавили потрескавшиеся губы.

Огонь сумасшедшей радости сверкнул в глазах генерала.

— Пить больному! Сок! Виноградный сок! Срочно! — распорядился он.

Белые халаты растерянно застыли, начальник отделения дал сестричке знак, та вихрем вынеслась из палаты.

— Всем без исключения выйти, — приказал генерал и пояснил начальнику отделения: — Мои люди обеспечат уход за этим больным.

— Но, товарищ генерал, — робко попытался возразить тот.

— Выполняйте приказ! — рявкнул генерал. — Ваши полковничьи погоны не долго удержатся на плечах, если услышу ещё возражения!

Начальник отделения вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и стремительно покинул палату. Помрачневшие врачи поспешили за ним.

Уже через пять минут в палату вошли медики из свиты генерала.

— Предпримите все меры, — озадачил их генерал, — чтобы больной мог пройти испытания по программе номер четыре. Это тот минимум, которого вы обязаны добиться. Все возможности госпиталя в вашем распоряжении. Если понадобится что-то сверх того, немедленно доложите. Одновременно готовьте больного к транспортировке.

С этого момента у дверей палаты заняли круглосуточный пост вооружённые часовые.

Через несколько дней генералу доложили, что все восемь офицеров, выживших после испытания установки «Аист», пришли в себя, но…

Тут же вновь погрузились в беспамятство. Впрочем, теперь уже спокойное. Двое суток спустя, убедившись, что состояние больных неизменно, генерал принял решение:

— Готовить больных к транспортировке!

Глава 14

Ранним солнечным утром красная «Альфа Ромео», сияющая свеже полированными бортами, остановилась у добротного дома сталинской постройки. Небрежно хлопнув дверцей, высокий элегантный мужчина вышел и, сделав несколько шагов, вернулся, тщательно проверил заперт ли замок и включена ли сигнализация, постоял в задумчивости, критически рассматривая машину.

Довольная улыбка осветила его лицо: «Альфа Ромео» действительно выглядела как новенькая.

«Что ж, — удовлетворённо подумал мужчина, — ремонт стоит тех денег. Страшно вспомнить, как изуродован был мой любимец.»

Он вошёл в подъезд, поднялся на уже знакомый девятый этаж и позвонил в квартиру Софьи Адамовны Мархалевой. Как и в первый его приезд, никто не отозвался, не поспешил открыть дверь.

Мужчина, помятуя о злобном существе, обошёл дверь, за которой оно обитало и позвонил Татьяне — радушной соседке, направившей его в ресторан «Ливерпуль», на Марусину свадьбу.

Несмотря на ранний час дверь распахнулась без промедления.

— А-а! — радостно воскликнула Татьяна. — Это ты? Хорошенький какой! — снова восхитилась она и уже озабоченно спросила: — Ну? Погулял на свадьбе?

— Не получилось, — сокрушённо ответил элегантный мужчина. — Обстоятельства, знаете ли… Я вас не разбудил?

— Да мы Петю, мужа моей кумы, в Новгород провожаем, — бодро оповестила Татьяна. — И не ложились ещё. До утра Лёшу, племянника из Тамбова провожали, а сейчас только с вокзала воротилась и за Петю принялись. Вот, до обеда, надеюсь, проводим.

— А у меня проблема опять: никак не могу Софью Адамовну застать. Не подскажете, когда она дома бывает? Пораньше приехал и вот, — незнакомец грустно развёл руками.

— Ну-у, — рассмеялась Татьяна, — Сонька на месте не сидит. Все бегает, бегает. Энергичная баба, просто душа радуется. Сегодня чуть ли не с петухами умчалась. Мы с вокзала домой, я глядь, а тут, ну бардак! Дай, думаю, мусор вынесу, так Сонька с ног чуть не сбила, так куда-то спешила.

Незнакомец расстроился, задумался, решая свою проблему; Татьяна его не торопила, терпеливо ждала.

— Скажите, а если я попытаюсь Ивана Фёдоровича отыскать, это реально? — наконец спросил он.

Татьяна только головой покачала.

— Архангельский, ого-го! — не находя слов, восхитилась она.