Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тишине небо чистое, а звезды яркие, будто лампочки, подвешенные к черному куполу. В их свете различимы силуэты холмов, и больше ничего не видно. Он кого-то или чего-то ждет. Сквозь звон в ушах пробивается плач женщины. Прислушивается, окидывает холмы взглядом и замечает, что небо за грядой озаряется красным светом. Наверно, восходит солнце. Свет приближается, плывет волнами, и над холмами медленно появляются красные крылья гигантской птицы. Головы ее не видно, зато виден огромный пестрый камень, заменяющий туловище. Может, она держит его в когтях? Однако сколько ни всматривался, когтей не заметил. Абдулла испугался, что камень рухнет на него с неба, раздавит в лепешку, бросился бежать, но не смог стронуться с места — ноги по колено будто вросли в землю. Когда красные крылья заслонили небо, женский плач прекратился. Звезды на небе оказались фарами, высвечивающими Абдуллу, превращающими его в мишень. Перед ним что-то упало на землю, и Абдулла увидел, что это маленький пестрый камень, копия того, что он обнаружил когда-то на холме. Абдулла схватил его и тут же ощутил обжигающий жар, как от картошки, вытащенной из костра. Несколько раз переложил камень из ладони в ладонь, но жар становился нестерпимым, и тогда он запустил камень в темное пространство, насколько хватило сил. Раздался взрыв, Абдуллу бросило на землю. Сверху градом посыпались камни. Он прикрыл голову руками и с ужасом увидел, что это не камни, а головы желтого кота с вывалившимися из орбит глазами. Земля вокруг усыпана кошачьими головами. Абдулла закричал и увидел перед собой женщину, видно, ту, чей плач доносился неведомо откуда. Вначале подумал, что Сельби, а когда услышал ее голос, понял, что это Джемал.
— Абдулла! Абдулла! Не бойся, я — Джемал, возле тебя сижу, ты у меня дома…
Абдулла огляделся и начал бормотать:
— Голова желтого кота… я его убил, когда был маленьким, убил из-за того, что он воровал наше мясо…
— Абдулла, очнись! Ты меня слышишь?
— Слышу…
— Слава богу… Ты очнулся?
Абдулла еще раз огляделся и понял, что да, очнулся.
— Азраил мне снился…
— Абдулла, ты, правда, в сознании?
— Тебя ведь слышу.
— Выпей воды… Я чуть не умерла от испуга…
Абдулла сделал несколько глотков, почувствовал, что рубашка мокрая. Догадался, что от пота. Снова закрыл глаза — тело охватил холод.
— Как же ты меня напугал?! Минут десять я в магазине пробыла. Возвращаюсь — ты лежишь. Думала, ты меня разыгрываешь, говорю: «Вставай!». Никакой реакции. Слушаю, а ты спишь! Начинаю будить — не просыпаешься. Слушаю дыхание — дышишь хорошо. Я с ума чуть не сошла. Хотела звонить в «Скорую помощь» — да опомнилась. На весь город был бы скандал — ночью в квартире актрисы Джемал лежит без сознания актер Нурыев! Не то напился до потери памяти, не то еще что! А не звонить еще страшней — вдруг с тобой что случится. Четыре часа возле тебя сижу, хорошо, ты кричать начал. Ты кричишь, стонешь, что-то страшное снится, а я радуюсь: жив, голос подает!
Джемал зарыдала, сотрясаясь, слезы ручьем. Абдулла трясущимися руками пытался дать ей воды, потом налил коньяку и влил в рот. Она закашлялась, рыдания прервались. «Какой же кошмар пережила, бедная, — догадался он наконец. — Сидеть, можно сказать, у живого трупа…»
— С тобой такое раньше было? — спросила Джемал.
— Однажды случилось, недавно.
— Мне ты об этом не говорил. Врачи знают, врачей спрашивал?
— Сосед-врач знает, Мыллы. А больше никто. Это просто головокружение, пройдет.
— Не говори ерунды! — закричала Джемал. — Четыре часа лежать, как мертвый, — это головокружение, по-твоему? Это пройдет? Ты что-то скрываешь? Говори!
А ведь верно — скрывает. В том-то и страх, что скрывает. Птица с красными крыльями — Азраил. Азраил взял его душу на какое-то ему лишь ведомое испытание. И рассказать можно только Белли Назару. Обмолвись хоть словом врачам — упрячут в психушку. Рассказать Сельби или Джемал, любимым людям, и они тоже отправят его в психбольницу. Из великой любви к нему…
— Спасибо, Джемал… Прости, что так получилось… Я пойду, ладно?
— Ты что, смеешься? Думаешь, так тебя и отпущу? Сейчас вызову такси и отправлю домой.
Джемал нежно поцеловала его в лоб. Как ребенка. Или как больного.
9. Красные крылья Азраила
Тот камень словно до сих пор лежит в ладонях. Абдулла физически ощущал его вес и тепло. Наверно, с килограмм или чуть меньше, граммов семьсот. И уже не горячий, а приятно теплый. А стоит поднять голову, как тут же возникают, закрывая небо, красные крылья. В одной из мусульманских легенд говорится, что Азраил — архангел с четырьмя лицами. При сотворении человека Аллах долго не мог найти глину. Принес ее Всевышнему Азраил. За что был особо отмечен Создателем. Коли участвовал Азраил в сотворении человека, то ему Аллах и поручил забирать на небо души людские. Потому и постоянно облетает архангел Землю, следя за всеми. Крылья у него красные, а борода белая. Она враз поседела, когда узнал он о своем тяжком жребии. Души праведников он принимает легко, воспаряет с ними, как облако, а вот грешники… Никто ничего не знает, только ужас живет в человечестве…
Мифы об Азраиле — на то они и мифы. Кто помнит, кто забывает. А вот пестрый камень — на самом деле существует, лежит на вершине холма. Его не забыть. Тем более Абдулле, выросшему в ауле, пропитанном суевериями. Он помнит, как запрещали перешагивать через яму с кровью только что зарезанного барана, как на рубашку ему нашивали бусинку, оберегающую от сглаза. Если же не удалось уберечься, если навели-таки порчу, то надо украсть волос или тряпочку из одежды человека, который тебя сглазил, и сжечь. А если он на тебя наложил проклятие, то надо вылепить его фигуру из глины и большой иглой выколоть глаза… Но как избавиться от наваждения пестрого камня? Не помогли ни молитва, ни лепешка, принесенная в дар. Значит, надо пойти на холмы и скатить с вершины. Авось, ударившись о другие камни, расколется к чертовой матери. Если не расколется — закопать!
С характерной для суеверных людей настойчивостью Абдулла тут же отправился на холмы. Когда идешь, сам с собой разговаривая, дороги не замечаешь. В марте было холодно, ни тепла, ни дождей. В апреле — сплошные ветра. И только сейчас, в мае, люди почувствовали весну. С утра прошел теплый дождь, затем поднялось горячее солнце и высушило землю, стало даже жарко, душновато. Вокруг тишина, над головой — синее небо. Только подумал о покое, как раздался лай собак. Две, три, четыре собаки между собой перекликались, как будто сигналы передавали, предупреждали об опасности. Он представил овчарок, рвущихся с поводков, а поводки в руках автоматчиков, цепью спускающихся с вершины холма, — и сам не заметил, как повернул назад и чуть ли не побежал к городу. На легких ногах, подгоняемый страхом, как ветром. Выйдя на шоссе, оглянулся. На склонах увидел отару пасущихся овец. Благостная, мирная картина! Значит, он испугался пастушеских собак!
Абдулла засмеялся. Говорят, над собой способны смеяться только сильные люди. В смехе Абдуллы была одна лишь грусть, обида слабого человека на самого себя.
Возвращаться не имело смысла. Уже не хотелось ни смотреть на этот проклятый камень, ни тем более скатывать его куда-то вниз. Вообще, вся затея борьбы с куском скалы показалась ему сейчас дурацкой. Абдулла даже рассмеялся. Избавился от нелепого суеверия! И решил: раз уж вышел из дома, надо сходить в госпиталь к Хыдыру.
Да, Хыдыр передал через Сельби, что отца видеть не хочет. Но это не важно. Важно то, что его перевели в Ашхабадский госпиталь. Благодаря хлопотам Сельби, а точнее — благодаря влиянию ее двоюродного брата Гулназара, сотрудника КНБ.
С души Абдуллы словно камень свалился… Тьфу, опять он про камень, чтоб ему пропасть! Что ни говори, а ощущение беспомощности тяжелее любого камня. Унизительно, хоть головой в петлю. Отец должен выручать сына — на том мир стоит. И нет горше доли, чем беспомощность отца, не приведи, Господи, никому такого случая.
А то, что Хыдыр не хочет видеть его, — понятно: обижается за пощечину. Пустяки, разберемся, не чужие. Абдулла стал мысленно сочинять монолог, с которым обратится к сыну.
Твоя мама оказалась сильнее меня, нашла выход, как тебя вытащить из того ада, скажет он сыну. Спасибо дяде. Не будь его… да ладно, теперь не стоит об этом. Но забывать нельзя, неблагодарность — худший из пороков человеческих. Только мелкие душой людишки всегда неблагодарны. Да, я не смог помочь тебе, я слабый, нет у меня ни власти, ни влияния. Ты прав. Но не считай меня чужим, я ведь отец твой, Хыдыр-джан! Еще про одно скажу, что мне не понравилось в тебе, сынок: как бы ты ни был зол на меня, не унижай, презрительно называя артистом. Отец твой не стыдится своего звания, а гордится им! И чести артиста не уронил. Я понимаю, ты обиделся за пощечину. Но даже если и обиделся, не нужно было говорить, что видеть меня не хочешь. Ты не имеешь на это права. Характер у туркмен мягкий, совершив решительный поступок, потом они часто раскаиваются в нем, просят прощения. Но не жди этого от меня. Разве я не имею права наказать своего ребенка? Поймешь это, когда у тебя самого вырастут дети. Стать наркоманом — что может быть страшнее? Что может быть унизительнее для человека?