Отпуск под пулями - Сергей Зверев

…Хайнц Шталле никогда и ничего не забывал. А уж обиды — пусть даже самые мелкие и пустячные — помнил всю жизнь и никогда и никому не прощал. Хотя мамочка, ревностная католичка, и учила в детстве, что врагов непременно нужно прощать, любить и даже подставлять им левую щеку, если тебя хлестнули по правой. Именно по правой щеке милая мамочка и ударила маленького Хайни, когда он с детской непосредственностью поинтересовался ответами на некоторые религиозные вопросы. Мамочку маленький Хайнц, конечно же, простил… но о пощечине помнил и больше подобных вопросов не задавал, хотя с возрастом их становилось все больше… А почему Бога никто не видел? А почему Бог допустил, чтобы у фрау Берг, жившей по соседству, умерла маленькая хорошенькая Кристина? А почему получилось так, что сам Хайни целый месяц усердно молился, но так и не получил новенького велосипеда с блестящими спицами, о котором грезил днем и ночью?

Потом Шталле окончил школу, затем университет, стал сначала бакалавром, а немного позже и магистром истории и узнал много такого о святой католической церкви и ее друзьях, соперниках и недругах во всем мире, что со временем перестал задавать глупые вопросы даже себе. Он давным-давно понял, что любая церковь — это просто бизнес, а настоящая вера в Спасителя и все остальное — это великое таинство, открывающееся лишь для немногих, поистине чистых сердцем и душой. Да, они есть среди нас и даже среди священников, но… «имя им — не легион». А если даже наместники и посредники Его не смущаются, когда продают и покупают все и вся, от простой свечки до многомиллионной недвижимости, не исключая порой и самое бессмертную душу, то что уж говорить о простых грешных?!

Археолог Шталле заработал себе кое-какое имя в научном сообществе и довольно быстро освоился в определенных кругах, где крутились подозрительные личности с туманным прошлым и неважной репутацией, торгующие антиквариатом, артефактами всех разновидностей и вообще решительно всем, что только могло стоить хотя бы мало-мальски приличных денег. А деньги в этих самых кругах крутились огромные!

Почти любая серьезная историческая находка — если это, конечно, не редчайшая удача, выпадающая иногда при обычных раскопках вроде новгородских, где были найдены берестяные грамоты, — невозможна без скрупулезной и скучноватой работы в архивах.

Именно во время работы в одном из турецких архивов, битком набитом бесценными документами древнегреческой, древнеримской и византийской эпох, Хайнц Шталле и наткнулся на короткую запись, некогда сделанную каким-то безвестным византийским монахом…

Каллиграфически безупречная, но до обидного сухая и короткая запись свидетельствовала о том, что один из семьи Поло, умирая вдали от родины, поведал этому монаху невероятную историю о тайнике, в котором хранится «настоящий Плат Вероники», и о том, что ключ к тайному хранилищу надежно спрятан где-то в районе Сидагиоса, расположенного на берегу Эвксинского Понта. Сама же бесценная для каждого христианина реликвия покоится в Трабзоне, куда она попала примерно в 1204 году…

Шталле помнил до мелочей тот вроде бы самый обычный день. Помнил мягкий полумрак, царивший в тихом хранилище, и желтоватый лист старого пергамента в своих руках, освещенный ярким светом настольной лампы. Помнил и свои ощущения, когда показалось, что по спине сначала пробежал ледяной холод, а потом все тело вдруг полыхнуло жарким предчувствием редчайшей удачи — сродни той, которая много лет назад выпала мелкому авантюристу Шлиману, раскопавшему легендарную Трою и прославившемуся на века! И не только всемирные слава и известность свалились на плечи везунчика Генриха, но и огромные деньги. Огромные, даже по сегодняшним меркам…

Рассматривая старый пергамент, Хайнц вдруг невероятно живо представил себе жаркий день, палящее солнце, пыльную, каменистую дорогу и Его, изможденного, избитого и окровавленного, с терновым венцом на челе. Он невероятно устал, едва переступает босыми, израненными ногами, а руки Его, дрожащие от напряжения, придерживают огромный крест, возложенный на Его спину. Он знает, куда идет, знает, что с ним будет сегодня, завтра и много веков спустя. Он молча идет к вершине горы, именующейся у иудеев Голгофой. Он идет, шаг за шагом, а толпа вокруг злорадствует, беснуется и кричит: «Распни его!!!» И лишь одна маленькая женщина, правоверная еврейка Вероника, пожалела Его и отерла с Его лица пот и кровь. И на простом плате ее чудесным образом отобразился лик Его, Лик Спасителя, по воле Божьей отдавшего свою жизнь, дабы спасти все человечество…

Видение исчезло так же неожиданно, как и возникло, словно быстрая ласточка мелькнула перед глазами и растаяла в голубом небе. И промелькнуло, исчезая, что-то невероятно светлое и важное — может быть, воспоминания о мамочке и о безмятежном детстве…

Видения и воспоминания испарились быстро, и пришло четкое понимание, что такая удача выпадает лишь раз в жизни и воспользоваться ею нужно с умом, хорошенько взвесив все «за» и «против». Хотя Шталле уже с первой минуты знал, как именно он поступит…

Всего за неделю он вышел на турецкого бизнесмена Исмаила Ахмед-оглы и смог убедить очень богатого и занятого человека принять его. Археолог отнюдь не горел желанием спешно порадовать научное сообщество и объявить о редкой и невероятно ценной находке…

Шталле появился в кабинете Ахмеда-оглы и коротко и доходчиво объяснил сосредоточенно сопевшему турку, что Трабзон ничем не хуже Анталии, Кемера, Алании или Измира. В милом восточном городе есть все, что только может пожелать душа избалованного туриста: синее теплое море, чудесный климат, исторические достопримечательности. Есть неплохая туристическая инфраструктура, которая почти целиком принадлежит уважаемому Ахмед-оглы. Жаждущих восточной экзотики европейцев и разбогатевших за эти годы русских сюда можно возить сотнями тысяч. Все прекрасно. Но! Не хватает некой изюминки, эксклюзива, «крутой фишки» — как ни назови, а для туристов очень важно присутствие какой-нибудь особой, неповторимой святыни или реликвии, которая притягивала бы их интерес и… кошельки, набитые деньгами! Как в том же Иерусалиме: для иудеев — Стена Плача, для христиан — Голгофа и Виа Долороса, для мусульман — мечеть Омара…

Турок слушал внимательно, не перебивал, лишь посверкивал чертовски умными глазами, шумно сопел, курил сигару и молчал. Шталле, удивляясь своему красноречию, живописал, как найденная им, Хайнцем Шталле, реликвия будет выставлена в специально построенном для нее в Трабзоне святилище или в любом из действующих храмов и привлечет огромные массы туристов со всего мира. Он, именитый археолог Шталле, уверен, что «Плат Вероники», или, на русский манер, «Спас нерукотворный», спрятан где-то здесь, в бывшем Трапезунде; нужно только немного вложиться в поиски, и тогда… Именно в этот момент Ахмед-оглы отложил сигару в сторону и коротко буркнул: «Сколько?» Услышав озвученную немцем цифру, турок снова засопел, несколько секунд подумал… и выписал чек!

Экспедиция, профинансированная турком, отправилась в «Сидагиос, расположенный на берегу Эвксинского Понта», — ныне Судак на берегу Черного моря. Все шло замечательно, по тщательно разработанному Шталле плану, и цель, казалось, уже была настолько близка, что ее можно было потрогать руками. Но именно в этот-то момент и вмешались эти русские…

По дороге в гостиницу, где его поджидали легионеры-наемники, в ожидании новых распоряжений своего немецкого босса расслаблявшиеся пивом и виски, Шталле и так и этак примеривался к складывающейся ситуации и пришел к выводу, что варианта возможных действий может быть два. Первый: встретить русских в порту, проследить за ними, а затем натравить на них этих бандитов, гордо именующих себя легионерами, и просто отобрать то, что эти наглецы успели вытащить из ларца. Второй вариант также предусматривал встречу и слежку, но в этом случае следить за русскими надлежало вплоть до того самого момента, когда они с помощью имеющегося у них ключа найдут тайник со «Спасом нерукотворным». И тогда в дело вновь должны вступить эти чертовы наемники, отобрать у русских находку и отдать ее в руки того, кому «Плат Вероники» должен принадлежать по праву — то есть ему, Хайнцу Шталле! Тем более что турецкие власти ни за что и никогда не позволят русским вывезти историческую бесценную реликвию из страны.

Такси подкатило к подъезду отеля, немец расплатился с водителем и вышел из машины, торопясь из жаркой духовки узкой улочки, залитой солнцем, нырнуть в прохладное, кондиционированное нутро гостиницы. Поднимаясь по ступенькам, Шталле уже знал, как он будет действовать: один вариант — хорошо, а два — еще лучше! Если не выгорит с первым, решил археолог, то возьмем на вооружение второй…

14

Локис стоял на верхней палубе парома, опираясь локтями на невысокий бортик, и равнодушно смотрел на приближающийся «берег турецкий». Смотрел на город, раскинувшийся у подножия невысоких, покрытых густой зеленью лесов гор; рассматривал маяки, пирсы, причалы и множество ажурных конструкций кранов, шевеливших длинными усами своих рабочих стрел — обычные причиндалы любого большого порта. Море, корабли, буксиры с ревом сирен снуют деловито — ничего особенного…