Наперегонки со смертью - Дмитрий Старицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага… Как же… Знаем.
Врывается врач в ординаторскую и кричит: «Больной перед смертью потел?» Ему отвечают: «Потел». «Очень хорошо», — довольно потирает руки врач и уходит. Ну, что за дурь сегодня мне в голову лезет? Захотелось поделиться этим с врачём, но спросил его за другое.
— Знаете, Лукиан, вы очень похожи на Мастрояни?
— Знаю, — спокойно ответил магистр медицины, не отвлекаясь от позвякивающего раскладывания своих орудий на столе за моей головой, — Меня из-за этого не приняли в театральный институт. А теперь поглядите сюда.
Врач помахал перед глазами никелированным молоточком.
Новая земля. Европейский союз. Город Виго
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 11:25
Доктор Балестерос оказалась приятной на вид женщиной лет тридцати. С крупными чертами лица, которые её ничуть не портили. И очень пышными формами, утянутыми белоснежным халатом. Копна коротко остриженных черных волос была непокрыта ничем, вопреки обыкновению этого госпиталя, где весь виденный мною персонал был в либо в зелёных шапочках-таблетках либо в белых головных уборах, похожих на угнездившихся птиц.
Потому, как магистр Купер приветствовал её лишь небрежным кивком головы, я поначалу принял доктора Балестерос за очередную медсестру, пришедшую делать мне процедуру.
Пока она ковырялась в бумагах, я спросил Купера.
— А когда же я наконец-то увижу своего лечащего врача?
Тот уставился на меня, округлив глаза, и попытался что-то сказать, но женщина его опередила.
— Я уже здесь.
Мне стало неловко.
— Простите, сеньора, — промямлил я, коря себя за такой косяк.
— Сеньорита, — машинально поправила меня доктор Балестерос. — Сеньорита Мария Балестерос. Ваш лечащий врач. Доктор медицины.
— Доктор, когда же вы, наконец, развяжете меня, мне в этой позе уже надоело лежать — моментально нашел время пожаловаться. — Да и затёк весь. Скоро пролежни появятся.
— Если не будете брыкаться по своему обыкновению, то развяжем, — спокойно проговорила сеньорита Балестерос, не отрывая взгляда от бумаг. — Вам необходим покой и фиксированная поза. Трещина во втором позвонке вещь серьезная. Вы же не хотите ходить оставшуюся жизнь со скрюченной набок головой, на которой уже есть скрюченный набок нос. Хотите стать таким красавчиком?
— А у меня ещё и нос соскрюченный? — озадачили они меня.
— Ещё как, — ответила сеньорита доктор, — но мы его пока не трогали. Были более насущные моменты поправки вашего здоровья.
Она машинально поправила волосы грациозным движением правой руки и продолжила.
— Вы должны быть благодарны тому бандиту, который ударил вас коленом по носу. Этим он изменил траекторию вашего падения из автобуса и сохранил вам жизнь, сам того не желая. Если бы вы упали, как падали, вертикально головой об землю, то перелом атланта вам был бы гарантирован с разрывами мозговой ткани. Летальный исход в течение суток, даже при самой мощной реанимации. Ещё вам повезло, что вас ещё очень быстро к нам доставили. Приходилось слышать о главном правиле полевой хирургии?
— Нет, — я действительно о таком правиле ничего не слышал.
— Первая минута — бриллиант, первый час — золото, первые сутки — серебро. А дальше — дерево, — просветила меня доктор.
— Какое дерево? — не понял я юмора и переспросил.
— То, из которого строгают гроб, — пояснил магистр Купер.
— Всё равно непонятно, мы же были довольно далеко от города. На границе с Валлийским принципатом.
— Вас доставили сюда на санитарном вертолёте, — улыбнулась доктор, — Вас и ещё одну девушку с проникающим ранением груди.
— Какую девушку? — всполошился я.
— Успокойтесь, доктор Волынски, вам нельзя волноваться, поэтому пока мы вам ничего не скажем, — тут же вскинулся магистр Купер.
— Эскулапы… — протянул сурово так, но, тут же, послушно принял предписанную позу, хотя хотелось очень грязно ругаться на всех знакомых языках. — Ничего вы не понимаете в людях. Если вы мне ничего не скажете сейчас, то я буду намного сильнее волноваться, и уж накручу себя по любому гораздо сильнее от неизвестности. К бабке не ходи.
— К какой бабке? — удивилась доктор.
Пришлось пояснить.
— Это присказка такая русская. Когда всё предельно ясно и гадалка уже не нужна.
— Вы русский? — удивился Купер.
— А что не похож? Наверное, оттого что нос набок. Как зовут эту девушку?
— Нет, просто вы очень чисто говорите по-английски, — отметила доктор. — Как природный англичанин. Причем, как англичанин из хорошей семьи.
— Я учился в Оксфорде, в школе бизнеса, — пояснил им происхождение моего хорошего английского произношения.
Врачи переглянулись, потом Купер вынул из кармана блокнот и прочитал фамилию девушки.
— Синевиш.
— Наверное, Синевич? — поправил его.
— Да, вы правы. Ваши фамилии очень трудные для произношения.
— Что с ней? — постарался, чтобы голос не выдавал моего волнения.
Наташа!!!
Моя Наташа!
Ранена!
Нет мне прощения!
— Проникающее ранение в грудь. Навылет. Ей сделали операцию, но состояние тяжелое. Пневмоторакс, — пояснила доктор.
— Слава Богу, она жива. Руки связаны, а то бы перекрестился, — выговорил с заметным облегчением.
— Кто она вам? — спросил Купер.
— Жена, — ответил ему уверенно.
— А остальные девушки, которые нам каждый день надоедают, требуя от нас бюллетень состояния вашего здоровья, как коронованной особы? — спросила доктор заинтересованно.
— Тоже жены, но Наташа — любимая жена.
Наверное, дурацкая у меня сейчас улыбка.
— У вас гарем? — обалденно переспросил Купер.
Озадаченность на его лице перемежалась с неприкрытой завистью. А челюсть-то упала, Мастрояни! Вид удручённого красавца магистра резко повысил моё настроение. А может и состояние.
— Гарем, а что такого? — попытался пожать плечами, но не вышло.
— Да… Такого у нас ещё не было. Что делать будем, Люсиано? — спросила доктор магистра, задорно подмигнув мне правым глазом.
— Завидовать будем, — ответил магистр. — Что ещё тут можно сделать?
— Чему завидовать? Ты, наверное, весь госпиталь уже перетоптал, — засмеялась доктор.
— Завидовать тому, что столько женщин при одном мужике ещё не выцарапали друг другу глаза и не забили его скалками, — на полном серьёзе ответил Люсиано.
— Они у меня дружные, — улыбнулся я, вспомнив своих девчат, и вернулся к более волнующему меня вопросу. — Наташа? Как её состояние?
— Стабильно тяжёлое, но есть надежда, что все будет хорошо, — охотно ответила доктор. — Операция, по крайней мере, прошла удачно. На грудине даже шрам будет небольшой, не портящий красоту таких прелестных молочных желёз, чего не сказать о спине. Хотя… Глубокое декольте ей больше не носить. Но чтоб это была её самая большая печаль в жизни.
Чувствовалось, что доктор Балестерос гордиться своей работой.
— Главное, она жива, — выдохнул уже облегченно. — Я могу её увидеть?
— Вы с ума сошли, — доктор даже всплеснула руками, под которыми колыхнулись её большие тяжёлые груди. — Сами ещё двигаться не можете. Да и она пока пластом лежит под капельницей. Думаете, ей приятно будет, чтобы вы видели её такой худой, бледной и изможденной. Она же крови потеряла много. Вот оба поправитесь и милуйтесь, сколько вам влезет.
Она посмотрела на большие золотые часы, похожие на те, которые мы взяли в трофей у бандитов, только более плоские.
— Скоро вас покормят завтраком и обмоют. А пока лежите. Завтра вам наденут воротник, и вы сможете осторожно ограничено двигаться. Руки и ноги тогда отвяжем, если дадите честное слово, что не будете делать глупостей. Лучше спите, сон — хорошее лекарство в вашем случае. Не всё же на вас паучий яд изводить. Он дорогой и редкий.
— Так это от него меня так плющит и колбасит? — сказал с обвинением в сторону медиков. — Или от какой другой наркоты, на которую меня тут подсадили?
— Не поняла? — переспросила доктор.
Видимо свою фразу я в волнении сказал по-русски. Пришлось перевести, хотя перевод вышел довольно-таки корявым. Даже расширить формулировки нужно было раз так в восемь. Нет в английском языке ёмкости и образности русских определений.
— Не могли бы вы рассказать нам об этом подробней? — внимательно спросила доктор Балестерос.
— Легко.
— Люсиано, садитесь и берите блокнот, — приказала доктор, сама подтаскивая стул к моей кровати.
— Итак, доктор Валынски, расскажите нам поподробнее об этих своих галлюцинациях, — попросила доктор, закидывая ногу на ногу.
— Зовите меня просто Жора. А то наш диалог напоминает голливудский фильм «Шпионы, как мы».
— Спасибо. А меня тогда зовите просто Мария, — засмеялась доктор.