Красный падаван - Виктор Дубчек

Половинкин с недоумением повернулся к инопланетному товарищу. Тот по-прежнему смотрел на меч в собственной руке, потом, наконец, поднял глаза на лейтенанта. Губы его, кажется, чуть подрагивали.

А дуркует чтой-то товарищ инопланетянин, подумал лейтенант. Отсиживаться в лесу, пока Родина воюет, он считал подлейшим свинством.

Старкиллер, наконец, встряхнулся, повесил меч на ремень и, обогнув Колю, молча пошагал к трапу. За ним шустрила коробочка. Половинкин вздохнул, убрал ладонь с кобуры, подхватил вещмешок и, на ходу сорвав травинку, пошёл следом. Кургузый самолёт сейчас стоял без маскировки, Коля мимоходом удивился малости и несимметричности его крыльев. Но это наблюдение всё же не смогло отвлечь его от рассуждений над странным поведением инопланетянина. По-прежнему недоумевая, Коля пришёл к выводу, что товарищ Старкиллер таким неуважительным способом просто проверял его бдительность. Проверяй-проверяй, подумал Коля, бдительность у нас поставлена хорошо, ничего не проглядим.

Он занял своё место в кабине. Девушка-пилот бросила странный взгляд, но благодарности за спасение выражать не торопилась, сразу взялась за штурвал. Коля уже привычно ощутил момент мягкого отрыва от земли. Самолёт поднялся выше и, едва не задев брюхом верхушки деревьев, снова пошёл на запад.

Великой радости, как в первый раз, Половинкин почему-то уже не испытывал. Настроение было паршивое. Коля полагал, что из-за глупой шутки улыбчивая девушка в синей форме теперь невесть что о нём подумает. Да и там, на небе, наверняка будут смеяться, когда "марсианин" расскажет. Дать бы ему ещё разок по морде, а ведь нельзя — дипломат всё-таки.

Товарищ Старкиллер опять стоял сзади, скрестив на груди уродливые руки. Полы плаща испачкались в зелени. Замается отстирывать, мстительно подумал Коля, но тут самолёт тряхнуло, сразу тряхнуло ещё раз, раздался скрежет, по лобовому стеклу пробежала неровная трещина. Девушка в соседнем кресле что-то закричала, отчаянно выворачивая штурвал. Старкиллера сбило с ног и выкинуло в коридор.

Половинкину в лицо полетели синие искры, он закрылся было руками и вдруг ощутил удивительную лёгкость во всём теле. Заныл копчик, как тогда, под парашютной вышкой, откуда только что крепким пинком выпихнул его пожилой инструктор. Но на этот раз никто не бил его под зад, удар пришёлся в голову, и Коля застонал, прокусывая язык. Самолёт снова жестоко встряхнуло, Коля услышал слабый вскрик девушки-пилота и потерял сознание.

Сняли его прямо с трапа самолёта, как говорится, под белы рученьки.

Сифоров уже знал, что в начале июля будет призван в РККА. О фронте, конечно, и речи быть не могло: учёные такого калибра — не снаряды, ими по фронтам не разбрасываются. Нет, ему предстояло заниматься примерно тем же, чем и сейчас — преподавать. Только вместо созданной и возглавляемой им кафедры радиоприёмных устройств родного Ленинградского электротеха маячила впереди должность преподавателя Военно-Воздушной инженерной академии Красной Армии. И погоны. Сперва рядового. Потом, допустим, инженер-полковника. Со временем.

Время работало на Сифорова. Время всегда работает на тех, кто не тратит его даром.

А карьера есть функция от времени. Если не вмешаются обстоятельства в васильковых фуражках.

Ехали уже довольно долго. Владимир Иванович наклонился вперёд и с интересом поглядел в окно эмки. Тёмная, — с началом войны ввели светомаскировку, — столица не особенно впечатляла. В провалах притихших улиц мерцали звёзды.

Может быть, где-то там, рядом с другими звёздами тоже есть планеты. И на тех планетах есть, как говорится, разумная жизнь. И эта разумная жизнь достаточно разумна, чтобы тоже освоить радио.

Да что там "может быть" — наверняка.

Ведь радиосвязь — это возможность собрать вместе множество таких одиноких людей. Каждый по отдельности — маленькая искорка, дунь и погаснет. Каждый по отдельности умён ровно настолько, насколько умён сам. А с радио — все искорки соберутся вместе, сольются в огромную неугасимую звезду. Ум каждого станет питать умы всех остальных — а ум нуждается в пище куда больше, чем тело. Уму нужны мнения, суждения, аналогии, книги — много, много книг.

Владимир Иванович быстрым движением потёр кончик любопытного носа. Усмехнулся, вспоминая юность — с какой жадностью глотал он книги! Книги, — и Советская власть, конечно, — сделали его профессором в тридцать четыре года. Теперь ему было тридцать семь, и читал он так же много, всё, до чего мог дотянуться. Ведь книги — это знания, а знания — это жизнь.

И в обществе с развитой радиосвязью эти знания будут доступны так же легко, как доступен воздух. Жителю такого мира не потребуется работать грузчиком в Ленинградском порту, чтобы иметь возможность приобрести учебники. Нет, ему достаточно будет повернуть несколько тумблеров, посылая запрос на вещательную станцию. На станции умная машина автоматически найдёт верный рулон киноплёнки или моток магнитной проволоки, поставит его на ось электромотора — и нужная информация отправится в эфир с радиовышки. А дальше, как говорится, делай с ней что пожелаешь. Хочешь — слушай по обычному приёмнику, хочешь — смотри на маленьком экране телевизионного.

Телевизоров в СССР выпускалось уже несколько моделей — как простенькие механические "Т1-РИК" или "Б-2", так и куда более сложные и дорогие электронные "ТК-1" или "17ТН-1" и "17ТН-3". Регулярное телевещание в Москве началось с 1931 года, игрушки влёт разлетались по квартирам граждан и залам учреждений. Конечно, в недалёком будущем телевизоры непременно станут совершеннее, а уж там, у жителей других миров… Впрочем, конкретная модель приёмного устройства не так важна. Главное — вообще иметь доступ к нужной тебе информации.

Как получать информацию из радиоволн, Сифоров знал очень хорошо. Он приступил к интенсивнейшей научной деятельности ещё на старших курсах ЛЭТИ, поступив на работу в Центральную радиолабораторию, и считался столпом современной радиотехники уже к 1939 году.

Владимир Иванович снова усмехнулся, на этот раз с некоторым самодовольством. Сержант на соседнем сиденье покосился, но ничего не сказал: молодой ленинградский профессор слишком явно был погружён в собственные, профессорские мысли.

Сифоров думал о другом профессоре — Жданове. Из кратких объяснений сотрудников НКВД он понял, что вызывают его по просьбе Петра Сергеевича. Нда. Если уж тот не справился, значит, задачка действительно любопытная. Впрочем, Жданов энергетик, а энергетики и не должны решать задачки, предназначенные для радиотехников. Это уж Сифоров решит, такая работа.

Чего-чего, а честолюбия он лишён не был. Честолюбие — совершенно необходимая вещь для всякого серьёзного учёного, такая работа.

Как всякий серьёзный учёный всякого серьёзного государства, помимо основной деятельности Сифоров работал и на серьёзную спецслужбу. В данном случае — на НКВД. Туповатого фрондёрства некоторых своих коллег Владимир Иванович не разделял и не одобрял: слишком хорошо помнил, какой власти обязан самой возможностью выучиться… да что там выучиться — просто не голодать. А ведь кому он был бы нужен, — босяк да сирота, — не случись социалистической революции.

Конечно, Революция стала спасением не только для Сифорова — для всей России. Видимо, какой-то фундаментальный физический закон вынуждает человечество время от времени вскипать и ломать, — крушить, громить, смывать гигантской океанической волною, — всё старое, всё до основанья. Потому что иначе не выстроить нового мира, в котором сироты смогут становиться профессорами, а информация будет доступна каждому, причём даром.

Впрочем, такая доступность знания — сама по себе революция: когда распространению информации не страшны никакие расстояния, тогда люди могут объединить свои интеллектуальные способности и духовные силы — и превратиться, наконец, в человечество.

"Или, допустим, марсианчество", улыбнулся про себя Сифоров, "что, как говорится, один чёрт". Сворачивали к набережной. В темноте впереди угадывались башни Кремля, не думать о революциях было сложно.

Первая информационная революция — это, конечно, изобретение письменности. Сифоров мысленно загнул большой палец. Он всегда считал так, и студенты давно взялись копировать эту манеру. Передразнивали, впрочем, беззлобно: любили. Профессор действительно читал лекции с большой душой, как говорится, не по бумажке. Хотя первая революция — это же как раз "бумажка": возможность сохранять информацию объективным способом.

А вот вторая — это книгопечатание. Много, много "бумажек" — массовое тиражирование сохранённой информации. Владимир Иванович вспомнил, как работал над своей теперь уже знаменитой книгой — "Радиоприёмные устройства". Он надеялся, что этот учебник выдержит множество переизданий и заставит плакать множество студентов. Ведь студенты не очень-то любят забивать голову чем-то полезным, а то вдруг не хватит места для всякой чепухи, всяких модных песенок, анекдотов, записочек?..