Легенда о Безголовом - Андрей Кокотюха

Для этого необходимо хотя бы прочитать протоколы столетней давности, о которых вчера упомянул Анатолий Бондарь.

Вот так я и оказалась в закутке музейного архива.

Хорошо, и что же у нас на руках?

Протоколы писаны от руки, по старой орфографии, – с «ятями» и твердыми знаками на концах слов. В остальном жуткая безграмотность роднила дореволюционную полицию с нынешними украинскими ментами. И пришлось бы мне продираться через все эти дебри долго и нудно, если бы не приложенный к каждой ксерокопии лист с, так сказать, «переводом». Бондарь, оставляя мне кипу папок, обмолвился: лично потратил полгода, чтобы вечерами переписать все подчистую своим каллиграфическим почерком, поскольку компьютеров в те времена в музее еще не водилось. Словом, директор Подольского краеведческого музея был самый натуральный фанат своего дела.

Внимательно прочитав все до конца и с наслаждением потянувшись, как человек, сознающий, что исполнил обязательства перед самим собой, я поднялась и прошлась по архивной каморке. Бондарь снизошел до того, что позволил мне пользоваться электрочайником, даже предложил на выбор чай в пакетиках, растворимый и натуральный молотый кофе. Я, понятно, выбрала последнее, заварила солидную кружку и уселась с ней на подоконнике.

Оконце выходило в сад, там, у небольшого ухоженного флигеля, явного ровесника здания музея, возился нелюдимого вида дядька в штормовке и бейсболке. Я уже знала, что дядька этот – музейный сторож. Живет он в этом самом флигеле и действительно не очень-то разговорчив и любезен с посторонними. Ну, мне с ним говорить было не о чем, да и детей крестить я с ним не собиралась.

Прихлебывая кофе, я еще раз прокрутила в мозгу основные тезисы прочитанного. Конспективно это выглядело так.

Семнадцатого августа (то есть первого сентября по новому стилю) 1907 года ржеутоярский мещанин Прокоп Маламуха, возвращаясь поздно вечером от каменецкого нотариуса, который помогал ему уладить вопрос с наследством в свою пользу, обойдя замужнюю сестру, наткнулся в окрестностях имения Ржеутских на мужской труп. Голова была отделена от туловища – полицейский пристав позднее обнаружил ее далеко от этого места в кустах боярышника. На следующий день в полдень из Проскурова прибыл следователь уездной криминальной полиции Ярослав Рудницкий. Он еще раз опросил и без того насмерть перепуганного Маламуху, потом лично осмотрел тело и пришел к следующим выводам. Первое: жертва – мужчина лет тридцати пяти – сорока, пристойно одетый, следовательно, не какой-то случайный бродяжка. Второе: при убитом были обнаружены золотые часы с массивной цепочкой и кошелек из воловьей кожи, в котором находилось сто двадцать восемь рублей ассигнациями. По тем временам сумма довольно внушительная.

Это я знала и без полицейских протоколов, потому и согласилась со следователем Рудницким: кто бы ни был убийцей, грабить свою жертву он явно не намеревался.

Господа Ржеутские в то время отсутствовали в своей резиденции. За хозяйством присматривала только Анна, супруга младшего сына хозяина. И когда следователь предъявил этой особе некую фотографическую карточку, дама вскрикнула и упала в обморок. Поначалу полицейские решили, что жестокое и необычное зрелище поразило молодую женщину – голова жертвы была сфотографирована отдельно. Но затем управляющий имением Роман Сокальский конфиденциально пояснил Рудницкому: господин со снимка несколько раз приезжал сюда погостить. Причем именно в то время, когда супруг Анны отсутствовал. Придя в себя и будучи поставлена перед фактами словно по нотам разыгранными вопросами следователя, женщина призналась в незаконной внебрачной связи с неким Степаном Боровиковым, помощником управляющего проскуровским отделением Южно-Русского промышленного банка. Брак с нынешним мужем – следствие давней договоренности между ее отцом и отцом господина Ржеутского-младшего – был совершен по расчету. Поэтому Боровиков, ее первый возлюбленный, взялся упорно строить карьеру финансиста, чтобы оказаться достойным соперником родовитого и влиятельного дворянина.

Подозрение вполне закономерно пало на супруга Анны, и если бы в то время он оказался не на промышленной выставке в Варшаве, полиция доставила бы ему кучу неприятностей. Других кандидатов в убийцы пока что не было, и полицейское расследование буксовало до тех пор, пока в Ржеутовом Яру не обнаружился еще один обезглавленный труп. На этот раз тело нашли не вблизи имения, а на берегу реки. Голова отсутствовала. Судя по одежде и состоянию тела, убитый явно бедствовал и нередко ночевал где придется. Язвы на теле свидетельствовали о серьезном кожном заболевании – следствии несоблюдения жертвой элементарной гигиены. Отпечатки пальцев, сверенные с картотекой уголовной полиции, совпали с отпечатками некоего Филиппа Гнатюка, грабителя и убийцы. Два года назад, во время очередной вспышки забастовок рабочих в Проскурове, он, воспользовавшись неразберихой в городе, ограбил и убил семью еврея-ювелира – самого Соломона Кушнера, его жену Нехаму Кушнер и семнадцатилетнего Переца Кушнера. Эту зверскую расправу Гнатюк учинил топором, который оставил на месте преступления – орудие осталось торчать в спине юноши. Убийцу нашли быстро благодаря полицейским информаторам. Он был осужден и отправлен на каторгу, откуда бежал и, очевидно, долго пробирался, скрываясь, в родные места.

У следователя Рудницкого не было никаких версий относительно того, кто мог так жестоко прикончить беглеца-каторжанина. Причем не в уездном городе Проскурове, а в глубокой провинции, какой и был Ржеутов Яр. Вот тут и пригодился здешний урядник Михаил Немира, который под протокол пересказал следователю местную легенду о безголовом призраке, вековом проклятии рода Ржеутских.

Сами господа Ржеутские отказались говорить об этом с полицией, но в конце концов подтвердили: в основе предания действительно лежат реальные события. Однако найти очевидцев, которые когда-либо видели безголового призрака, так и не удалось, а на рапорт следователя Рудницкого, поданный на имя начальника полиции города Проскурова, была наложена резолюция: «Рекомендую не читать в служебное время рассказы господина Гоголя, а тщательнее проводит розыскные действия».

Третье убийство произошло через две недели. Тело с отрубленной головой нашли неподалеку от резиденции Ржеутских, и хотя голову снова не удалось обнаружить, личность погибшего была установлена быстро – им оказался местный лавочник Анатолий Тетерук. А уже к вечеру полиция отрапортовала о задержании убийцы. Им оказался приказчик лавочника Василий Валуйко. Днем в корчме, будучи в сильном подпитии, он во всеуслышание похвалялся, что отучил-таки хозяина задерживать жалованье, и всем советует поступать таким же образом, чтобы толстосумы не забывали страх Божий. Дома у него нашли под крыльцом окровавленный топор, а когда Валуйко протрезвел, то с перепугу признался во всем и указал место, где закопана голова.

Дальше я ступила на почву домыслов. Впрочем, едва ли методы полицейского дознания в Российской империи существенно отличались от тех, что практикуются сто лет спустя. Поэтому из того, что я узнала, выходило, что в последовавшие за этими событиями недели приказчика окончательно деморализовали в уездной тюрьме и он взял на себя оба предшествующих убийства, после чего, не дожидаясь суда, повесился в одиночной камере, в которой его прятали от гнева заключенных. Во все времена таких душегубов за решеткой не жаловали. Удавку Валуйко смастерил, распустив зубами на полосы собственные онучи.

Дело было закрыто и отправлено в архив.

И, если верить Бондарю, во всей этой истории его прежде всего заинтересовала легенда. Настолько, что он предпринял целое исследование, результатом которого в конечном счете стали газетные публикации и отдельная экспозиция, посвященная истории рода Ржеутских, его проклятию и упадку.

Знаете, как это называется, даже с учетом только что прочитанных документов? Точно – дурдом «Ромашка»!

Насчет дурдома я не шучу. Только тот, у кого голова не в порядке, способен начитаться всей этой чепухи, а затем начать какую-то не вполне понятную собственную игру, частью которой является охота на людей и отрубленные головы. Ты и в самом деле веришь в это, Ларчик? А почему бы и нет? Другой логики во всех этих убийствах я, честное слово, не вижу.

Стоило мне это подумать, как запел мой мобильный. На дисплее высветился незнакомый номер, зато голос я узнала сразу.

Стас Жихарь приглашал меня на свидание. Так и сказал: «Привет! Пошли на свидание». Ну просто шедевр провинциальной галантности, помноженной на опыт разведенного мужчины. Отказать такому кавалеру, как говорит Оля Примара, все равно что обидеть беременную женщину.

Тем более что, по моим наблюдениям, даже в Подольске приглашенную на свидание даму должны хоть чем-нибудь покормить. А на часах между тем было уже начало пятого. Ничего себе! Ты, подруга, что-то зачиталась сказками…