Цветок пустыни - Уорис Дири

— Тебе куда? — поинтересовался он. — Я еду только до Галькайо.

Как только он это сказал, у меня возникла грандиозная идея. Я и не знала, что оказалась так близко от этого города, а ведь именно в Галькайо живет мой богатый дядюшка. Я же могу остановиться у дяди Ахмеда, вместо того чтобы колесить по всему Сомали, разыскивая Могадишо! Как я понимала, у нас с ним остался нерешенным один вопрос: я так и не получила башмаков в награду за то, что ухаживала за принадлежащим ему скотом. Я живо представила себе, как сытно поем сегодня вечером в его прекрасном доме и буду спать там, а не под деревом.

— Да, да, мне как раз туда и надо! — Я улыбнулась, эта мысль мне понравилась. — Я тоже держу путь в Галькайо.

Грузовик был до отказа набит продуктами: грудами золотистого зерна, мешками с рисом и сахаром. Я смотрела на них и чувствовала, насколько сильно проголодалась.

Шоферу было лет сорок, и он был не дурак позаигрывать. Он все время пытался завести со мной беседу. Я хотела быть вежливой, но меня не отпускал леденящий страх. Меньше всего мне хотелось, чтобы он подумал, будто я готова с ним развлекаться. Я выглядывала из окна и пыталась сообразить, как найти дорогу к дядюшкиному дому, — я понятия не имела, где он живет. И вдруг шофер сказал:

— Ты ведь бежишь из дому, разве не так?

— Почему ты так говоришь? — не смогла я скрыть удивления.

— Да просто вижу… Точно бежишь! Я верну тебя родителям.

— Что? НЕТ! Ну пожалуйста, пожалуйста, не надо! У меня есть дело, мне очень надо… Просто довези меня… довези до Галькайо. Мне необходимо навестить дядю, который там живет. Дядя меня ждет.

Судя по выражению лица шофера, он мне ни капельки не поверил, однако машину не остановил. У меня голова шла кругом: где попросить шофера высадить меня? Сказав ему, что меня ожидает дядя, я не могла теперь признаться, что не знаю, куда надо ехать. Мы въехали в город, и я рассматривала улицы, на которых теснились дома, сновали автомобили, толпились люди. Этот город был куда крупнее того поселка, который оказался на моем пути сегодня утром, и до меня постепенно стало доходить, за какое трудное дело я взялась, пытаясь отыскать здесь своего дядюшку.

С высоты кабины огромного трейлера я с тревогой всматривалась в суету Галькайо. Лично мне город казался бестолковым в своей многолюдности, и я разрывалась между желанием вообще не покидать кабину грузовика и желанием выскочить оттуда побыстрее, пока шофер не решил сдать меня как беглянку. Когда он притормозил рядом с открытым рынком, я увидела прилавки, которые ломились от снеди, и решила выйти.

— Эй, друг, я здесь выхожу. Дядя живет вон там, совсем рядом, — сказала я, махнула рукой в сторону переулка и выпрыгнула из кабины, пока водитель не успел мне помешать. — Спасибо, что подвез! — крикнула я, захлопывая дверцу машины.

Оглушенная, я ходила между рядами рынка. За всю свою жизнь я не видывала столько еды. До сих пор помню, какой она была чудесной! Кучи картофеля, горы зерна, груды всевозможных изделий из теста. Боже мой, а сколько красок вокруг! Высоченные штабеля ящиков с ярко-желтыми бананами, зелеными и золотистыми дынями, тысячами и тысячами красных помидоров. Я и продуктов-то таких никогда не видала, вот и замерла напротив столиков с помидорами. В тот миг я навсегда влюбилась в эти сочные спелые плоды, и сколько бы я их ни ела с тех пор — никак не могу наесться. Я не могла оторвать глаз от выставленной еды, а люди, бродившие по рынку, поглядывали на меня. Женщина, которой принадлежал облюбованный мною столик, сердито направилась ко мне. Типичная «матушка». (В Африке «матушка» — уважительное название женщины. Это значит, что она взрослая, зрелая и имеет своих детей, иначе ей такого титула не удостоиться.) При ходьбе вокруг нее взлетало облако разноцветных ярких одежд.

— Тебе чего? — резко спросила «матушка».

— Пожалуйста, разрешите мне взять немного вот этого, — попросила я, указывая на помидоры.

— А деньги у тебя есть?

— Нет, но я очень хочу есть…

— Тогда ступай прочь отсюда! — закричала она, отгоняя меня от прилавка.

Я отошла к другой торговке и начала все снова. Та ответила:

— Не желаю, чтобы возле меня вертелись нищие попрошайки. Я тут стою, чтобы зарабатывать деньги. Давай, давай, иди отсюда!

Я рассказала ей о себе, сказала, что мне надо найти дядю Ахмеда. Не знает ли она, где живет такой? Я решила, что раз мой дядюшка — зажиточный человек, жители Галькайо должны его знать.

— Слушай, ты бы вела себя потише! А то пришла из пустыни и начинаешь тут разоряться! Так не годится. Ш-ш-ш… Веди себя почтительно. Надо тихонько разговаривать. Тихонько! Не нужно кричать во всеуслышание, как зовут всех твоих родственников.

Я смотрела на нее, ничего не понимая, и думала: «Боже, о чем говорит эта женщина и как мне вообще с этими людьми разговаривать?»

Невдалеке от нас стоял, прислонившись к стене, какой-то мужчина.

— Девочка, поди-ка сюда! — окликнул он меня.

Взволнованная, я подошла к нему и попыталась объяснить, в чем дело. Человеку этому было на вид лет тридцать — обычный африканец, ничего примечательного, — но лицо у него было открытое, доброе.

— Помолчи немного, — сказал он спокойно. — Я могу тебе помочь, только надо быть осторожнее. Не нужно ходить и кричать во все горло, из какого ты племени. А кстати, из какого?

Я рассказала ему все, что знала о своей семье и дядюшке Ахмеде.

— Ладно, я, кажется, знаю, где он живет. Пойдем, я помогу тебе его отыскать.

— Ой, пожалуйста, очень прошу! Так ты сможешь меня к нему отвести?

— Ну да, пойдем. Не тревожься, найдем мы твоего дядю.

Мы покинули шумный людный рынок и пошли по тенистому переулку. У ворот одного дома мужчина замедлил шаг.

— Ты голодна?

Увы, это было заметно всякому, у кого есть глаза.

— Да.

— Это мой дом. Может, зайдем? Я тебя накормлю, а потом мы отправимся на поиски твоего дяди.

Я приняла его предложение с благодарностью.

Когда мы вошли в дом, меня поразил какой-то необычный запах, совершенно мне не знакомый. Мужчина усадил меня и принес поесть. Как только я проглотила последний кусочек, он сказал:

— Слушай, а может, приляжешь и вздремнешь?

— Вздремну?

— Ну да, отдохнешь немного.

— Нет, спасибо. Я очень хочу отыскать дядю.

— Знаю, знаю. Но сначала давай подремлем вместе. Все равно сейчас, после обеда, время отдыха. А после, уж будь спокойна, мы его отыщем.

— Нет-нет, спасибо. Ты ложись, я не обижусь. А я подожду здесь.

Действительно, было время дневного отдыха, но я не собиралась ложиться с этим посторонним мужчиной. Я уже сообразила, что здесь что-то нечисто. Но я была еще наивной девочкой и как поступить в таких обстоятельствах — просто не знала.

— Послушай, девочка, — сказал он сердитым тоном, — если хочешь, чтобы я отвел тебя к дяде, то лучше ложись и подремли немного.

Я понимала: чтобы отыскать дядю Ахмеда, я нуждаюсь в помощи этого мужчины. И по мере того, как он становился все более настойчивым и требовательным, мне делалось страшно. От страха я и совершила худшее из того, что можно было сделать в этих обстоятельствах: сдалась на его уговоры. Понятно, что как только мы легли на его кровать, он и думать забыл о сне. В два счета этот подлый негодяй взобрался на меня. Я боролась, отворачивалась от него, но тут же получила хороший подзатыльник. «Молчи!» — приказала я себе, но при первой же возможности вырвалась из его объятий и бросилась прочь из комнаты. На бегу я слышала, как он зовет меня, не вставая с постели:

— Эй, девочка, вернись ко мне… — И вслед за этим негромкий смех.

Захлебываясь слезами, я вылетела на затененную улицу и помчалась назад к рынку — там безопасно, там много людей. Ко мне подошла пожилая «матушка», женщина лет, должно быть, шестидесяти.

— Что случилось, дитя мое? — Она крепко взяла меня за руку и заставила сесть. — Ну-ну. Поговори со мной, расскажи, в чем дело.

Но я не могла говорить о том, что произошло. Я была слишком растеряна, да и стыдно о таком рассказывать. Я чувствовала себя непроходимой дурехой — нет, ну надо же быть такой дурой-девчонкой, чтобы войти в его дом и тем самым допустить, чтобы произошло все остальное! Кое-как, без конца всхлипывая, я рассказала этой женщине, что ищу своего дядю, но никак не получается.

— А кто твой дядя? Зовут-то его как?

— Ахмед Дири.

Старуха подняла костлявый палец и указала на выкрашенный ярко-голубой краской дом наискосок от нас, на углу двух улиц.

— Вон там, — сообщила она. — Видишь? Вот это и есть твой дом.

Совсем рядом! Значит, вот он где, только улицу перейти — а я стояла здесь и упрашивала того ублюдка помочь мне найти дядюшку. Уже потом, позднее, я поняла, что когда я ему все рассказывала, он сразу сообразил, кто я и кто мой дядя. Старушка спросила, не отвести ли меня туда. Я мрачно посмотрела на нее, теперь-то я уж никому не доверяла. Но по ее лицу я поняла, что это настоящая «матушка».