Мелодия смерти - Эдгар Уоллес

Ее мать усмехнулась.

— Нет, на Гилберта приглашение не распространяется, — сказала она. — Я достаточно ясно дала знакомым понять, что приму их приглашение только в том случае, если твой муж не будет туда приглашен.

Эдит выпрямилась, и глаза ее сверкнули.

— Я не понимаю тебя. Ты что, намереваешься разгуливать по Лондону и распространять о моем муже всякие небылицы?

— По Лондону я разгуливать не собираюсь, но до сведения моих ближайших друзей я собираюсь довести свое отношение к твоему супругу.

— Это неслыханно, — возмутилась Эдит. — Ты не имеешь права так поступать! Ты совершила оплошность и должна все последствия принять на себя. И я совершила ошибку, но готова ее искупить и с радостью приму все то, что пошлет мне судьба. Неужели ты думаешь, что твое поведение изменит мое отношение к Гилберту?

Миссис Каткарт вызывающе расхохоталась.

— Смею тебя заверить, — сказала она, — что у меня достаточно мыслей, лишающих меня сна, но, во всяком случае, не мысль о том, в каких ты отношениях с твоим Гилбертом, беспокоит меня! Гораздо больше меня беспокоит то обстоятельство, что он вместо того, чтобы оказаться богачом, оказался бедняком! Какое безрассудство с его стороны — отказаться от должности в министерстве иностранных дел! Чего ради взбрело это ему в голову?

— Об этом тебе придется спросить его лично. Он скоро вернется, — едко возразила Эдит.

Этого замечания оказалось достаточно для того, чтобы миссис Каткарт поспешила улетучиться.

Эдит осталась одна.

Обычно это не тяготило ее, но в тот вечер она впервые почувствовала горечь одиночества, пожалела о том, что Гилберта нет рядом…

После ужина Эдит решила почитать.

Она рассеянно перелистывала страницы и вдруг испуганно вздрогнула.

— Что это? — спросила она горничную.

— Что именно, миссис?

С улицы доносились звуки музыки. Она услышала нежную, исполненную тоски мелодию…

Эдит быстро поднялась, подошла к окну и распахнула его. Перед домом стояла девушка и играла на скрипке. При свете уличного фонаря она узнала скрипачку, которая в тот памятный вечер играла «Мелодию в фа-миноре»…

Глава 9.

ЭДИТ ЗНАКОМИТСЯ СО СКРИПАЧКОЙ

Эдит повернулась к горничной.

— Ступайте на улицу и пригласите скрипачку ко мне, — сказала она. — И поскорее… Пока она не ушла.

Эдит приняла решение проникнуть, наконец, в тайну, связанную с этой мелодией и с ее мужем.

Через несколько минут горничная вернулась, ведя за собой скрипачку.

Да, это была она — девушка, игравшая на скрипке в день ее свадьбы! Она остановилась на пороге и с любопытством оглядывала стоявшую перед ней хозяйку дома.

— Входите, прошу вас, — пригласила Эдит. — Вы уже ужинали?

— Благодарю вас, — ответила девушка, — мы обычно не ужинаем, но я плотно поела за чаем…

— Быть может, вы присядете?

Девушка приняла приглашение. Она говорила по-английски без малейшего иностранного акцента, вопреки ожиданиям Эдит.

— Вы, наверное, удивлены тем, что я попросила вас подняться ко мне? — спросила Эдит Стендертон.

Девушка улыбнулась, обнажив два ряда жемчужных зубов.

— Когда меня приглашают в дом, — сказала она, и в голосе ее зазвучала ирония, — то это бывает либо для того, чтобы заплатить мне за игру, либо для того, чтобы подкупить меня и добиться того, чтобы я игру прекратила.

— Я хочу сделать и то, и другое, — сказала Эдит. — Кроме того, я хочу вас спросить кое о чем… Вы знаете моего мужа, Гилберта Стендертона?

— Мистера Стендертона? — тихо переспросила девушка и кивнула. — Да, я знаю его. Мой дедушка часто играл для него раньше, и я тоже…

— Вспомните об одном вечере… В июне, — продолжала Эдит, и ее сердце забилось сильнее. — Вы стояли под этим окном и играли определенную мелодию… мелодию…

Девушка утвердительно кивнула.

— О, да, — сказала она. — Разумеется, я помню об этом вечере, так как он не был обычным…

— Почему? — насторожилась Эдит.

— Потому что обычно для мистера Стендертона играет мой дедушка. Но в этот вечер он чувствовал себя нехорошо, так как уже несколько дней лежал больной, простудившись на скачках, когда нас настигла гроза и мы промокли до костей. Поэтому пришлось отправиться сюда мне и заменить его. Все это было так таинственно и романтично…

— Объясните мне, пожалуйста, что именно было «романтично» и что было «таинственно»?

В это мгновение горничная подала кофе, и Эдит налила своей гостье чашечку.

— Как вас зовут? — спросила Эдит.

— Мэй Спрингс, — ответила девушка.

— А теперь, Мэй Спрингс, расскажите мне все, что вам известно, — сказала Эдит, наливая себе чашку кофе. — Поверьте, что я расспрашиваю вас не из простого любопытства.

— Я охотно, расскажу вам обо всем, — согласилась девушка. — Мне этот день особенно врезался в память, потому что я впервые была в консерватории на уроке музыки. Нам эти уроки не по средствам, но дедушка настаивает на том, чтобы я занималась. Я вернулась домой усталая. Дедушка лежал на диване. Было заметно, что он чем-то взволнован. — «Мэй, — сказал он, — у меня к тебе сегодня просьба…»

Неожиданно девушка запнулась.

— Погодите-ка, — сказала она. — Если не ошибаюсь, доказательство правдивости моих слов находится при мне…

Она вынула из сумочки какой-то конверт.

— Сейчас я вам расскажу о том, что произошло далее в тот вечер, — продолжала Мэй Спрингс. — Как я вам сказала, дедушка был очень взволнован и спросил меня, готова ли я оказать ему услугу. Он знал, что я не откажусь. «Я получил письмо, — сказал он, — непонятно от кого и с необычным поручением. Оно пролежало у меня несколько дней нераспечатанным, так как у меня тогда был жар, и мне было не до него. Затем я забыл о нем и только сегодня, наткнувшись на него, я прочел… Прочти и ты». И он дал мне вот это письмо…

Девушка протянула Эдит конверт.

Эдит взглянула на него и воскликнула:

— Но ведь это почерк моего мужа!

На письме стоял почтовый штемпель Донкастера; оно было адресовано старому музыканту и содержало следующий текст:

«Прилагаю чек на один фунт. Прошу вас от половины восьмого вечера быть у дома мистера Стендертона и играть там „Мелодию в фа-миноре“ Рубинштейна. Убедитесь сперва, дома ли хозяин. Если его не окажется дома, то придите на следующий день в то же время и сыграйте ту же мелодию».

И это было все. Ни подписи, ни обратного адреса.

— Не понимаю, — проговорила смущенная Эдит. — Что бы это значило?

Скрипачка развела руками.

— Я сама хотела бы знать, что все это значит.

Эдит внимательно осмотрела конверт и почтовый штемпель. Он был помечен двадцать шестым мая.

— Двадцать шестое мая, — повторила она про себя. — Подождите минуточку, — сказала она и быстро направилась в спальню.

Там она дрожащими от волнения руками достала из ящика письменного столика дневник в красном переплете. В эту книжку она заносила все сколько-нибудь примечательные события своей жизни.

Она отыскала страницу, помеченную двадцать шестым мая, и увидела, что под этой датой значится две записи. Первая сообщала, что портниха отдала ей готовое платье, а вторая была следующего содержания:

«Гилберт Стендертон пришел в семь часов вечера и ужинал у нас. Был очень расстроен и чем-то озабочен. Ушел в десять часов».

Затем она снова взглянула на почтовый штемпель:

«Донкастер, 19.30».

Значит, письмо было опущено в почтовый ящик на расстоянии ста восьмидесяти миль от Лондона и погашено почтовым штемпелем через полчаса после прихода Гилберта к ней домой!

Затем Эдит снова вернулась в столовую, пытаясь скрыть волнение от своей гостьи.

— Я хочу воздать должное вашему искусству, — сказала она и, достав из кошелька золотой, протянула его девушке.

— Ну что вы… — смутилась скрипачка.

— Нет, нет, возьмите, — настаивала Эдит. — Скажите, а мистер Стендертон никогда не заводил в вашем присутствии разговора об этом случае?

— Никогда, — ответила девушка. — Собственно говоря, я не видала его с той поры…

Несколько минут спустя Эдит попрощалась с юной скрипачкой.

«Что все это могло значить? — тщетно спрашивала себя Эдит, оставшись одна. — Какая тайна кроется за всем этим?»

Затем, перебирая в памяти некоторые детали того памятного вечера, она вспомнила, как сильно взволнован был тогда Гилберт, услышав мелодию, как дрожали его руки…

«Но если он лично написал старику-музыканту и сам заказал определенную мелодию, — продолжала размышлять Эдит, — то совершенно непонятно, что же тогда так напугало его…»

Она вспомнила также, что со времени своей женитьбы он не подходил к роялю, не посетил ни одного концерта, хотя до того времени не пропускал ни одного события музыкальной жизни Лондона.

Похоже было, что в тот памятный вечер исполнением «Мелодии в фа-миноре» закончился какой-то определенный период его жизни…