Я — «Берёза». Как слышите меня?.. - Анна Тимофеева-Егорова

Много лет спустя, командир отряда разведчиков, в котором служила Астахова, надумал писать воспоминания и стал собирать материал. Работая в архиве, он наткнулся на интересные данные о «Ландыше». Оказывается, что радистка Астахова за годы войны передала по своей рации столько разведсводок, что ей, по статусу, положено было присвоить звание Героя Советского Союза. А у Моти всего-то был один орден — «Отечественной войны».

Последний раз я видела Матрену Никифоровну в Доме культуры Метростроя, выступающей перед молодежью. Она вышла на сцену — худенькая, небольшого росточка, с копной русых волос, в красивом синем костюме цвета ее глаз и со смущенной, но обаятельной улыбкой на лице.

С трибуны она говорила о том, что женщине не свойственно брать в руки оружие. Женщина — мать, продолжательница рода человеческого, хранительница очага. А потом Матрены Никифоровны Астаховой не стало. Не стало нашей русской мадонны, которая положила на алтарь Отечества всю свою волю, храбрость, силы, разум, молодость.

Но жизнь продолжается. Ее сын Владимир, окончив МИИТ тоннельный факультет, работает инженером на метрострое, там, где трудилась его мать. Подрастают внуки… Жизнь продолжается!

Приданое

Однако вернемся опять на шахту 84-85, что у стадиона «Динамо» в Москве.

Я быстро оформила отпуск. Получив деньги, почти все отослала маме в деревню и написала в письме, что еду в лагеря, а в какие — не объясняла.

В лагерях распорядок дня нам установили армейский. Подъем, физзарядка, уборка палаток, завтрак — если полеты во вторую смену. Когда в первую, то подъем еще затемно, а начало полетов — с зорькой. Вскоре мы все отработали полеты по кругу и приступили к самому интересному — пилотажу.

Опять штудируем «Наставления по производству полетов», где сказано, что цель фигурного пилотажа — научить пилота полностью использовать летное качества самолета. Это помогает в совершенстве овладеть маневром машины, необходимым летчику в боевой работе.

Летаем на пилотаж пока что на земле. Инструктор Мироевский держит в руках модель самолета и разбирает с нами все элементы полета: куда смотреть, что видеть, как действовать рулями не только по направлению но и по темпу, размаху движений.

— Егорова, — спрашивает он, — что это за фигура — «мертвая петля»?

— Петля, — отвечаю я, — это замкнутый круг в вертикальной плоскости.

— Молодец. Садись, — подбадривает Мироевский и шутливо обращается к Петухову: — А что же такое штопор — с чем его едят?

Иван встает степенно, сгоняет за спину сборки комбинезона, опускает руки по швам, серые глаза его загораются, и он начинает:

— Штопором называется быстрое вращение самолета по крутой спирали со снижением. Возникает при потере скорости самолета. Штопор как фигура не имеет самостоятельного значения. Но при тренировках обязателен для всего летного состава.

Ваня с детства привык делать все добротно, с чувством собственного достоинства. Родился он в крестьянской семье под Волоколамском. А приехал как-то в Москву к старшей сестре на каникулы, да так и остался у нее. Он окончил школу, затем ФЗУ. Ваня мастер на все руки. Со своим закадычным дружком Костей Рябовым из автолома они собрали автомобиль. Так что на аэродроме у нас бочки с бензином стали подвозить к самолетам не на подводе, а на автомашине.

— Штопор необходимо научиться делать для того, — продолжает Петухов, чтобы выработать у каждого летчика уверенные навыки вывода самолета из непроизвольного вращения, которым может закончиться любой элемент полета при неправильном его выполнении.

— Тугуши! А что вы знаете о бочке? — спрашивает Мироевский.

— Это двойной переворот через крыло в горизонтальной плоскости. Вывод в направлении ввода, — отчеканивает на одном вдохе учлет, — но на нашем самолете У-2 «бочку» не сделаешь — скорость мала.

Тугуши, как научился летать, переменился. Когда у него не получалось с полетами, он ходил поникший, без улыбки, даже черные глаза его тогда казались бурыми. А теперь Тугуши весь сияет На аэродром приезжает в белой рубашке с галстуком. Серый коверкотовый осоавиахимовский костюм тщательно отутюжен, ботинки начищены до блеска — на них даже аэродромная пыль не садится. Побрит Тугуши до синевы, глаза сверкают! Мы между собой начали называть его грузинским князем.

— А вот иммельман как выполняется? Кутов! — дотошно выспрашивает инструктор.

Виктор Кутов, кареглазый паренек с нежным, как у девушки, лицом, показывает порядок выполнения этой сложной фигуры. Виктор работает на мраморном заводе Метростроя и учится в вечернем техникуме. Он очень любит читать, пишет стихи и собирает книги. Покупает он их обычно в двух экземплярах. Один — себе, другой мне. Мне-то негде хранить книги, и я отношу их в нашу шахтную библиотеку. Иногда в дарственной книге я обнаруживаю стихи, написанные от руки. Автор их — Виктор Кутов. Я бережно беру стихи из книжки, когда нет никого рядом, читаю, перечитываю, складываю в сумочку, а в общежитии прячу подальше, в свою заветную шкатулку…

Но вот и теория, и самостоятельные полеты по кругу, и наземная подготовка пройдены. Нас уже допустили в «зону» — на отработку пилотажа. Виражи, мертвые петли, штопор из красивых терминов учебников становятся реальными показателями нашего мастерства. А мы неудержимо стремимся дальше — как можно лучше овладеть искусством самолетовождения. Виктор Кутов и Тугуши стали моими постоянными спутниками, даже в столовой старались сесть за мой стол.

Виктор мне нравился, а вот Тугуши — нет, хотя он старался изо всех сил угодить мне, пытался даже льстить: «Ты, Аня, будто родилась в машине, даже завидно. В первый раз поднялась самостоятельно в воздух и никаких замечаний не получила. Да что там замечания, самолет в твоих руках, Аня, как конь объезженный. А меня ни черта не слушает». Я промолчала, да и что я могла ответить — если бы это высказал Виктор… Настроение у всех бодрое, приподнятое: каждый день открывает что-то новое. То и дело слышишь:

— А знаешь, я на «мертвой петле» чуть не сорвался в штопор!

— Да не виражи у тебя получаются, а «блинчики».

— Ну и пикирнул сегодня Витя!..

И вот однажды идем со старта, как всегда, строем и во всю силу легких поем свою любимую:

Все выше, и выше, и вышеСтремим мы полет наших птиц…

Вдруг кто-то из ребят перебивает:

— Смотри-ка, братцы, что это в девчачьей палатке краснеет?

Песня оборвалась. Все еще издали начали рассматривать нашу палатку с поднятыми боками. А подойдя ближе, увидели, что моя армейская койка застелена сверху роскошным красным стеганым одеялом. Рядом на табуретке сидит женщина — моя мама.