Я — «Берёза». Как слышите меня?.. - Анна Тимофеева-Егорова

… Стараюсь, очень стараюсь посадить машину как можно точнее. Мне это удается: сажусь у самого «Т» на три точки. Встречает самолет наш старшина Хатунцев. Одной рукой он ухватился за крыло, а другую держит поднятой вверх с оттопыренным большим пальцем. Я в отместку за то, что заставлял мыть хвост самолета, показываю ему язык и прибавляю обороты мотора. Самолет рулит быстрее, Ваня бежит во весь дух, сопровождая меня. И так радостно мне в эти минуты, так ликует душа, что кажется, нет в мире человека счастливее меня! Зарулив на стоянку, выключаю мотор. Ребята, облепив самолет, задают какие-то вопросы, поздравляют, но я спешу доложить руководству аэроклуба о выполнении задания.

— Молодец, Егорова. Летайте и дальше так, — сказал начлет и крепко пожал мне руку.

В тот день из нашей группы вылетели самостоятельно трое Хатунцев, Петухов и я.

После полетов идем в распоряжение техника, и опять старшина Хатунцев «доверил» мне мыть хвостовое оперение самолета. Я не сержусь, а наоборот, сегодня с удовольствием взялась за тряпку, мыло и ведро с водой. Вечером на разборе инструктор объявил нам благодарность, а Тугуши отругал:

— Почему вы смотрите в полете только на приборную доску? Где ваш объем внимания? Так летать нельзя! Вы разобьетесь сами и меня убьете. На посадке только хочу дать вам управление, гляну в зеркало, а вы смотрите не на землю, а на приборную доску. У нас ведь не слепые полеты!.. А еще надо свободнее вести себя в воздухе, не напрягаться и не бояться. Самолет надежный, — и, смеясь, добавил:

— История знает случай, когда наш самолет У-2 взлетел и сел без пилота.

Мы все смеемся, а Мироевский вновь терпеливо рассказывает о полете по кругу, показывает маршрут на макете, рисует на доске, затем просит Тугуши повторить все.

Учлет повторяет толково. У него ведь инженерное образование. На словах получается даже лучше, чем у инструктора, а в следующем полете он опять смотрит на приборы. Инструктор снова заставляет его тренироваться на земле, в кабине самолета. И вот наконец лед тронулся. Тугуши догнал нас.

Ландыш

К концу июля, когда мы все вылетели уже самостоятельно, нам предложили взять на работе отпуск и выехать в лагеря, на аэродром.

На шахте мне никаких препятствий не чинили. Напротив, наш комсомольский «бог» Женя на всех собраниях ставил меня в пример.

— Время сейчас грозное, суровое. С Запада надвигаются тучи войны. Империализм, опираясь на набравший силы фашизм, готовит нападение на страну Советов, — гневно говорил он и призывал ребят вступать в члены Осоавиахима, приобретать военные специальности.

На призыв секретаря комитета комсомола откликнулись многие юноши и девушки. В том числе Алеша Рязанов — слесарь механической мастерской нашей шахты.

Забегая вперед, скажу, что Алеша окончил аэроклуб, затем Борисоглебскую военную школу летчиков-истребителей и в первый же день войны начал боевой счет сбитым фашистским самолетам. Рязанов защищал небо Москвы, Сталинграда, Кубани, Прибалтики. За мужество и героизм, проявленные в боях с врагами, наш метростроевец Алексей Константинович Рязанов дважды был удостоен звания Героя Советского Союза… Ведь как тогда было? Работали, учились, и еще учились защищать Родину.

Взять хотя бы Мотю Астахову. Работая в шахте, она овладела многими специальностями прямо «на ходу». Бетонщицей, изолировщицей, лебедчицей, штукатуром, мраморщицей, то есть, какая специальность в данный момент нужнее, тем она и работала. Училась на рабфаке Метростроя и посещала курсы радисток в школе Осоавиахима.

В апреле 1942 года было принято постановление Государственного Комитета Обороны (ГКО) о призыве на военную службу женщин. В начале в войска связи, следом за первым постановлением было принято следующее — о призыве девушек в Военно-Воздушные Силы.

Далеко до принятия этих постановлений Мотя Астахова была уже на фронте тяжело ранена в грудь…

Получилось так. В глубокий тыл противника забросили группу разведчиков в составе восьми человек. Семь мужчин и одна девушка — радистка — Мотя Астахова.

Разведсводки, посылаемые Астаховой на Большую землю, шли регулярно, но вот однажды связь оборвалась… Фашисты напали на след разведчиков, окружили и, казалось, выхода нет, но смельчаки с боем вырвались из кольца и устремились вперед. Шальная пуля, посланная фашистами вслед беглецам, догнала Мотю. Тяжело раненная радистка упала вместе с рацией в глубокую воронку от бомбы. Товарищи успели только оставить Астаховой фляжку с водой, забрать у нее рацию и прикрыть девушку хворостом, оказавшимся под рукой.

Десять дней не могли придти к тому месту, где оставили радистку, а когда пришли, то к великой радости, Астахова оказалась на месте, живой, но была в тяжелом обморочном состоянии.

Все это происходило на территории Литвы.

Разведчики соорудили тогда носилки и понесли своего боевого товарища на ближайший хутор к крестьянке, с которой у них была уже договоренность.

Хозяйка хутора, когда увидела израненную девушку, закрестилась, заплакала и вытирая фартуком слезы, стала что-то причитать на своем языке. Затем показала на верх сарая, где в сене была устроена ниша.

Разведчики понимали, что грозит хозяйке хутора, если у нее фашисты обнаружат разведчицу, да и сама литовская женщина все это знала, но по-матерински приняла радистку.

Какими-то травами, примочками лечила мужественная крестьянка разведчицу…

Наконец, Мотя стала поправляться, чем искренне радовала свою спасительницу.

Под Новый год за Астраховой пришли товарищи по разведгруппе. Горячо поблагодарили разведчики хозяйку хутора за спасение попавшей в беду русской девушки. Как при встрече, прощаясь, простая литовская крестьянка горько плакала и целовала Мотю.

И опять на Большую землю полетели разведсводки «Ландыша» такой у радистки был позывной.

После войны Астахова вернулась на родной Метрострой. Вышла замуж. Родила, а затем и вырастила сына, продолжая работать на Метрострое. А о том, как она воевала, как сумела выстоять и выдержать, вернее выжить, попав в такую страшную беду, не любила вспоминать. Обычно, когда ее спросишь, Мотя отвечала смеясь:

— Я же русская, славянка. Помните, как у Некрасова:

Коня на скаку остановит,В горящую избу войдет…

И все же, однажды поведала она мне: «Лежа на дне воронки от бомбы — это я после узнала, а так просто в яме, на дне которой была вода, — все мое внимание, все мои силы были направлены на то, чтобы не потерять сознание и не выдать себя стоном. Я знала, что кругом фашисты и мне было очень страшно, да и очень болела грудь…».