Девушки для утехи - Ги Де Кар

В какой-то момент разговора в баре Аньес подумала, что все, сказанное Сюзанн, было ложью, что она выдумала эту историю, желая омрачить ее счастье, что причина этому – ревность. Она думала, что Сюзанн не могла ей простить того, что она сумела привязать к себе Жоржа и сделать его счастливым. Но постепенно, по мере того как Сюзанн продолжала сообщать все новые и новые подробности, до Аньес окончательно дошло, может быть, впервые в ее жизни, что эта девушка, еще недавно лицемерно называвшая себя «ее подругой» и даже «старшей сестрой», не лгала ей. И в искреннем сердце той, которая была всего лишь слепой любовницей, на смену изумлению пришло отвращение.

Правда была ошеломляющей: мужчина, ради которого она, не задумываясь, занялась проституцией, гнусно насмехался над ней с самого первого дня. Все было фальшивым: мнимая случайность их встречи, сама личность человека, который был лишь зловещим «Месье Бобом», его работа с импортом-экспортом в выдуманных предприятиях, его финансовые трудности, его отчаяние от невозможности овладеть положением, его сверхдорогая любовь, наконец… Этого она особенно не могла ему простить. Может быть, так нуждаясь в его ласках, она допустила бы, чтобы он обманул ее во всем, но только не в любви, которая была для нее священной.

Она содрогалась при мысли о том, что этот персонаж гнусной комедии продолжал притворяться, делая вид, что верит, будто она работает в доме моделей. В то время, как он знал с того самого вечера, когда она во второй раз встретилась с Дамэ, что она зарабатывала все эти деньги, продавая себя. И месье Боб брал эти деньги очень естественно, как и деньги, которые продолжала приносить ему Сюзанн… Она чувствовала, что была не просто обманута, она стала посмешищем в глазах Боба и его сообщницы Сюзанн… Сюзанн, которая все ей высказала в порыве ненависти только потому, что она по-прежнему не могла обходиться без человека, истинную роль которого давно знала и с покорностью принимала.

Но имела ли право Аньес осуждать ее? Она спрашивала себя с тревогой, не поступит ли она так же, как Сюзанн… И лишь одна мысль приводила ее в негодование: возможно ли, чтобы женщина продолжала желать мужчину, зная, что он просто-напросто сутенер, и его ласки – только рассчитанное средство удержать ее в своей зависимости, и она для него – не больше, чем машина для производства денег? Предупреждение Сюзанн о будущем, которое ее ожидало, если бы она осталась с этим мужчиной, явно не было преувеличением. Даже при всей чудовищности признание Сюзанн, не скрывавшей своего порабощения мужчиной, вызывало жалость к ней. Может быть, придет тот день, когда и она, Аньес, в свою очередь станет предметом жалости…

Сестра монахини Элизабет была еще далека от осознания странного факта: Сюзанн, а вместе с ней многие другие женщины, пройдя путь унижения своей чувственности, даже находили удовольствие в мысли, что их любовник – сутенер. Это было выше ее понимания, но в то же время она чувствовала, что ей нужна была сверхчеловеческая сила воли, чтобы вырваться из засасывающей ее трясины.

Она пыталась восстановить цепь событий, которые постепенно привели ее к тому же ремеслу, которым занималась и Сюзанн, хотя мужчина этого от нее даже не требовал. Как это могло случиться? Стоило ей только задать себе этот вопрос, и разум отказывался ей повиноваться…

Она не помнила, как подошла к дому на улице Фезандери, поднялась на восьмой этаж и оказалась у двери своей квартиры. Своей ли? Чувство горечи, досады и обиды в одно мгновение переполнили ее сердце.

Да, она одна оплачивала эту квартиру благодаря миллионам, которые добывались таким унизительным способом, но покупка была оформлена на месье Боба, и он по закону был единственным ее владельцем! Месье Боб, в случае чего, мог бы выставить ее за дверь этой прекрасной квартиры, когда ему вздумается, поскольку они не состояли в браке.

Так же обстояло дело и с «Аронд», документы на которую были выписаны на имя любовника. Квартира, машина, деньги… Несмотря на сокровища, которые проходили через ее руки, денег у нее тоже не было! Регулярно, в конце каждого месяца, она вручала своему мнимому супругу все, что так постыдно заработала. Единственные суммы, которые она вычитала из аккуратно составленных счетов, были те, которые шли на обновление гардероба: профессия требовала от нее быть элегантной…

Но из всех этих денег сутенер никогда не выделял ни малейшей суммы, чтобы сделать ей дорогой подарок. Все, что у нее было, – это дешевая бижутерия.

Разбитая, но способная еще полностью осознать глубину пропасти, в которую она сама себя подталкивала, она опустилась в кресло в гостиной, которое теперь внушало ей ужас, как и все остальное в этой квартире. Подавленная горем, она даже не находила в себе сил закурить сигарету. Вдруг легкий щелчок ключа, проворачиваемого в замке входной двери, вывел ее из оцепенения. Она поняла, что он вернулся… Аньес хотела вскочить с кресла, выпрямиться, чтобы бросить ему в лицо все свое презрение, все свое отвращение. Но в тот же миг она почувствовала, что силы ей изменили, еще минута, и она рухнет к ногам того, кто сумел сделать из нее послушную рабыню.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, входя в гостиную.

Все еще пребывая в состоянии отупения, она не была способна отвечать.

– Дорогая, – продолжал он своим спокойным, даже с оттенком нежности, голосом, который впервые показался Аньес зловещим, – ты неважно себя чувствуешь?

– Действительно неважно, «Месье Боб»!

Он слегка отпрянул назад, но быстро пришел в себя. Его лицо окаменело. Он приблизился к ней, пристально глядя в глаза:

– И что дальше?

В первый раз Аньес увидела настоящее лицо этого мужчины, и оно испугало ее.

Наступило молчание. Он прервал его:

– Это все, что ты хотела мне сказать?

– Убирайся!

– Я? А зачем?

Ее светлые глаза смотрели с пугающей неподвижностью, которой он никогда не видел раньше и в которой проскальзывали отблески безумия:

– Ты осмеливаешься об этом спрашивать?

– А ты позволяешь себе говорить мне это? Ты ведь хорошо знаешь, что квартира принадлежит мне.

У нее словно что-то оборвалось внутри. Он продолжал:

– Я пойду прогуляюсь… Это позволит тебе поразмыслить… Только должен тебя предупредить, я не очень люблю семейные сцены… Эта первая, которую ты мне устроила, будет и последней!

Она услышала щелчок двери в вестибюле, и снова оказалась одна… Не в силах более сдерживать себя, Аньес разрыдалась. Она оплакивала свое падение, внезапное крушение надежд и всего того, что составляло основу ее веры в счастье в течение трех лет. Эпизод, который только что произошел, стоял у нее перед глазами. Те несколько слов, которыми они перебросились, дали понять ей, что она не любила Боба, что ее чувство к нему не было настоящей любовью, даже когда она верила, что он Жорж Вернье.