Алевтина. Сопротивление бесполезно (СИ) - Арина Голос

После того как китайская кофемашина была очищена, заправлена и настроена соответствующим образом, под стройный аккомпанемент непрекращающейся ругательно-воспитательной беседы Аркадия Семёновича с рекламщиками, Алевтина быстро приготовила три разных по вкусу чашки кофе: с мёдом и молоком для себя, с сахаром и добавлением ложки коньяка для Крупельницкого и просто чёрный для Ринберга.

Островская перестала бы быть Островской, если бы разучилась делать хорошую мину при плохой игре. Вот и сейчас Аля приготовилась достойно изображать хостес дорогого ресторана.

Уже почти у двери с висящей на ней именной табличкой раздора Алевтину окликнула вездесущая Лялечка Носова. Сегодня она была в удивительно скромном по её меркам однотонном ярко-жёлтом платье. Как чёрт из табакерки, Лялька, казалось, появилась из ниоткуда. На самом деле она всего лишь удачно вывернула из-за угла.

— Алечка Андреевна, подождите, мне нужно у вас срочно кое-что спросить… — попыталась задержать её Носова.

— Ну, кто бы сомневался! — тихо произнесла Островская скорее для себя, чем для Ольги.

— Тут такое… — Ляля хотела продолжить свой рассказ, но Алевтина её прервала, пусть не совсем вежливо, но зато эффективно.

— Ляля, отлично! Вот ты-то мне и поможешь. Давай, быстро постучи и открой мне дверь, а то сама я не могу — руки заняты. Неудобно.

Всё-таки эффект неожиданности- великая вещь, Носова замолчала и довольно четко выполнила инструкции.

Когда Аля прошла мимо, последовать за ней в пасть льва, а точнее в кабинет господина коммерческого директора холдинга, Ляля просто не решилась.

Только избавившись от одной маленькой проблемы, Алевтина Андреевна Островская тут же лицом к лицу столкнулась с другой, которая вот-вот грозила стать несоизмеримо больше первой.

Отвернувшись от двери, Ринберг сидел в кресле и задумчиво смотрел в приоткрытое окно. Сначала девушка его даже не заметила.

Несколько секунд Аля продолжала стоять у двери, но одновременно держать поднос с кофе и отчет было не совсем удобно, поэтому она решила обозначить своё присутствие:

— Ваш кофе, Иван Соломонович.

Мужчина медленно повернулся от окна и устремил свой пытливый взгляд на застывшую на пороге девушку, затем, словно решив что-то для себя, после недолгих размышлений Ринберг произнес:

— Проходите, Алевтина Андреевна. Знаете, у меня такое чувство, что мы с вами раньше встречались?..

14

После слов Ринберга между ними повисла неловкая пауза. С минуту они молча изучали друг друга, обмениваясь обоюдно настороженными взглядами, словно два гладиатора перед сражением на арене Колизея, выискивающие у противника слабые стороны.

Алевтине показалось, что из лёгких разом вышибли весь воздух, будто лопнул шарик в руках нетерпеливого ребёнка, а беспокойное сердце как в её любимой песне группы «Сплин» остановилось и замерло. Внешне девушка оставалась абсолютно спокойной: ни один мускул не дрогнул на её лице, но совладать с собой в этой непростой ситуации Але удалось с большим трудом.

Если бы Иван Соломонович был её подчиненным или хотя бы человеком равным по положению, Островская с лёгкостью нашла бы способ, раз и навсегда отвадить любопытствующего товарища. Господин же коммерческий директор холдинга «РиелтИнвестСтрой» даже с натяжкой не мог бы считаться простым смертным, и ей пришлось сказать совсем не то, что вертелось на языке:

— Вам виднее, Иван Соломонович. Рискну предположить, что похожа на кого-то из ваших знакомых. Говорят, у каждого где-то есть двойник. Да и типаж у меня довольно распространённый: шатенка среднего роста.

— Не думаю… Но может быть, вы и правы… — согласился с ней Ринберг, чем вызвал у девушки неприятное чувство тревоги: как-то уж слишком быстро он отступил.

Даже по самым заниженным оценкам Иван никогда бы не дал Островской такую прозаичную характеристику, которую она только что озвучила. Странная, однако, женщина!

Вот его бывшая супружница была буквально помешана на внешности. С жадностью, которой позавидовал бы и Кощей, она собирала на просторах интернета хвалебные отзывы о своих новых образах: прическе, помаде, наряде и прочих штучках, интересных женскому полу. Ринберг этого не понимал, но в целом относился снисходительно. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы оно не плакало, а в их случае не просило финансировать бесчисленные издержки красоты.

Зачем он только полез к Алевтине со своими догадками. Разве они могут быть знакомы? Надо было выяснить всё через руководителя отдела безопасности холдинга. Что может быть проще? Отдал распоряжение, и максимум через день Иван знал бы всю подноготную дикой зайки Островской, вплоть до цвета нижнего белья, который она предпочитает носить.

Но Ринберг-младший был честным человеком и не стал так поступать. С его точки зрения подобный способ получения информации о заинтересовавшей даме, отдавал чем-то мелким и непорядочным. Про всё это мудрый папа Соломон мог бы сказать, что жизнь так ничему и не научила его взрослого сына.

Жаль, но продолжить столь занимательную беседу с Алевтиной Ивану не удалось. Вместе с двумя, весьма помятыми и не внушающими никакого доверия, типами в рабочих комбинезонах и спецовках в кабинет ввалился взвинченный до предела Аркадий Семёнович.

— А вот и я! Иван Сомолонович, ещё пара минут, и мы можем начинать. Ребята сейчас быстро снимут табличку. Правда? — сказал он с уверенностью, которой в общем-то не испытывал: нервно дергающийся правый глаз с головой выдавал Крупельницкого.

— Даа… — как-то не очень внятно протянули сомнительные двое из ларца, а точнее из каморки завхоза, в которой их, распивающими слабоалкогольные напитки, и обнаружил Аркадий Семёнович. Видимо это и была последняя капля, переполнившая чашу терпения, и без того разъяренного Крупельницкого: нервная система не выдержала происходящей вокруг вакханалии, организм дал сбой, и правый глаз Аркадия Семеновича стал подавать неизвестный сигнал окружающим.

Однако вскоре у него появился маленький повод для радости. «Ребята» довольно быстро разложили инструменты, немного покружили у двери, прищурившись и настраивая глазомер, примерились и к глубокому изумления Ринберга управились с табличкой за пару минуту, безжалостно оторвав её плоскогубцами.

— Мы всё, хозяин. Ну, мы пойдём? А то там это… — дружно выдали рабочие.

Где это там и что, собственно говоря, за это для Алевтины и Ивана так и осталось загадкой. А вот Крупельницкий, похоже, прекрасно понял, о чём идёт речь, и нетерпеливо ответил мужчинам:

— Да, да. Давайте уже. Идите. Расчет получите в бухгалтерии.

Как только за ними захлопнулась дверь, Аркадий Семёнович грузно рухнул на стул с правой стороны стола, так как слева уже расположилась притихшая Островская, а во главе находился задумчивый Ринберг, который нарочито расслаблено вертел в руках телефон. Снимать он их собрался что ли?

«После такого начала дня не мешало бы принять анестезию», — подумал