Сансет Парк - Пол Остер

Хотя, при этом, она не должна преувеличивать. Чаще всего он все же очень добр к ней, и он никогда не выказывал ни малейшего намека на то, что устал от их отношений, и никогда не предлагал разойтись. Он все еще молод, прежде всего, еще нет тридцати одного года, что может считаться чрезвычайно молодым возрастом для писателя, и его истории становятся лучше, есть шанс, что случится что-то хорошее, какой-нибудь успех, а с этим изменится и его настроение. Она может прожить с ним его неудачи, если надо, это не проблема, она может вынести все, пока она чувствует его уверенность в ней, но это-то она как раз и перестала ощущать в нем, и пусть он, похоже, собирается избавиться от старых вредных привычек, она все больше убеждается, нет, убедиться, возможно, слишком сильное слово, ей все больше нравится думать, что он больше не любит ее. Он не говорил таких слов. Он так смотрит на нее сейчас, так он начал смотреть на нее последние месяцы, безо всякого интереса, его глаза безразличны, несконцентрированы, будто он видит перед собой ложку или полотенце, пылинку. Он почти не касается ее, когда они наедине, да и до того, как она переехала в дом на Сансет Парк, их сексуальная жизнь постепенного угасала. В этом все дело, несомненно все проблемы начинаются и кончаются здесь, и она винит себя за происшедшее, она не может перестать верить в то, что вся вина — на ней. Она всегда была большой, всегда больше остальных девочек в школе — выше, шире, крепче, атлетичнее, но никогда толще всех, никогда тяжелее всех ее размера, просто больше. Когда она встретила Джэйка два с половиной года тому назад, в ней было пять футов и десять дюймов роста и сто пятьдесят семь фунтов веса. Она все также пять-десять, но вес стал сто семьдесят. Те тринадцать фунтов и есть разница между сильной, внушительной женщиной и женщиной-горой. Она сидит на диете с тех пор, как живет в Сансет Парк, но все ее старания ограничить себя в калориях приводят лишь к потере трех-четырех фунтов, и она вновь набирает их в последующие день-два. Ей отвратительно ее тело, и у нее нет больше мужества видеть себя в зеркало. Я жирная, говорит она Джэйку. Вновь и вновь она говорит это, Я жирная, я жирная, и она не в силах остановить себя от повторений этих слов, и если даже ей противен вид ее собственного тела, представь, как должен чувствовать он себя, когда она снимает одежду и залезает к нему в кровать.

Смеркается, и, когда она встает с постели, чтобы включить лампу, она говорит себе, что не должна плакать, что только слабаки и дураки жалеют себя, и поэтому она не должна жалеть себя, ведь, она и не то и не другое, и она знает, что любовь — это не только тела, их размеры, формы и их величина, а если Джэйку не нравится немного поправившаяся, страстно пытающаяся похудеть подруга, тогда Джэйк может отправляться ко всем чертям. Через некоторое время она садится за рабочий стол. Она включает лаптоп и на следующие полчаса погружается в свою работу, перечитывая и исправляя последние тексты из ее диссертации, написанные утром.

Тема диссертации — Америка в послевоенные годы Второй мировой войны, исследование отношений и конфликтов между мужчинами и женщинами, показанные в книгах и кинофильмах в период 1945–1947 годов, в основном, в детективах и коммерческой продукции Голливуда. Тема, возможно, довольно широка для академического изучения, но она не смогла бы представить себя, проводящей годы своей жизни в сравнивании ритмических построений Поупа и Байрона (один из ее знакомых занимается этим) или анализом метафор поэзии Мелвилла времен гражданской войны (еще один знакомый занят этим). Она хотела взяться за нечто большее, нечто важное для человечества, что будет интересно ей, как человеку, и она знает — она принялась за эту тему из-за своих дедушек и бабушек, из-за их сестер и братьев, участвовавших в войне, живших в ту войну, изменившихся войной. Она считает, что традиционные правила поведения между мужчинами и женщинами были разрушены боями и жизнью тыла; и, когда закончилась война, американская жизнь должна была быть изобретена заново. Она ограничила себя определенным количеством текстов и фильмов, наиболее эмблематичными для нее, теми, что показывали дух того времени в самом наичистом, наиярчайшем проявлении; и она уже написала главы о Кондиционерном Кошмаре Хэнри Миллера, о брутальном женоненавистничестве Микки Спиллэйна в Я, Суд Присяжных, о раздвоенной личности шлюхи-девственницы в фильме-нуар Жака Турне Из Прошлого, и тщательно препарировала нашумевший антифеминистский манифест Современная Женщина: Пропавший Пол. Сейчас она приступает к главе о фильме 1946 года Уильяма Уайлера Лучшие Годы Нашей Жизни, центральной работе ее труда; этот фильм она считает национальным эпосом того времени в американской истории — линии жизней трех человек, разбитых войной и трудностями, с которыми они столкнулись по возвращению домой, и такими же были в то время жизни миллионов других американцев.

Вся страна видела эту ленту, выигравшую награды Киноакадемии за лучший фильм, лучшего режиссера, лучшую мужскую роль, лучшую мужскую роль второго плана, лучший монтаж, лучшую киномузыку и лучший адаптированный киносценарий, но, хоть критики отнеслись к фильму восторженно (одна из самых прекрасных и воодушевляющих сцен человеческой стойкости, когда-либо представленных в кино, написал Бозли Краузер в Нью Йорк Таймс), не все разделили эти восторги. Манни Фарбер учинил разнос киноленте — лошадиная повозка, полная либеральной туфты; и в своей пространной двухчастной рецензии, опубликованной в Нэйшн, Джэймс Аги и проклял и приветствовал Лучшие Годы Нашей Жизни, называя фильм очень надоедливым из-за его мягкости, его робости, а затем завершая И все равно я почувствовал, что мне понравился и стал обожаемым этот фильм в сотни раз больше, чем все его ошибки и разочарования. Она соглашалась, что у фильма есть слабые места, что в нем много сентиментальности и предсказуемости, но в конце концов она думает, что его ценности перевешивают его недостатки. Актерские роли сильны, сценарий полон запоминающихся фраз (В прошлом году — убей Япов, в этом году — делай деньги; Я думаю, что надо начать массовое производство тебя; Я занимаюсь мусором, и многие люди думают, что для этого занятия я очень подхожу и своей подготовкой и своим темпераментом), и камера Грегга Толанда совершенно исключительна. Она достает свой экземпляр Энциклопедии Фильмов Эфрэйма Катца и читает в главе о Уильяме Уайлере: Революционная дальнефокусная камера, выверенная Толандом, позволила Уайлеру выработать его узнаваемую технику съемки длинным дублем, в котором персонажи появлялись в одном кадре на протяжении всей сцены, избегая коротких переходов от одного персонажа к другому, чем нарушалась цельность восприятия сцены. Двумя абзацами ниже, в конце краткого описания киноленты Лучшие Годы Нашей Жизни, автор добавляет, фильм содержит несколько очень сложных композиций, когда-либо снятых на пленку. И важнее всего, по крайней мере для ее диссертации, эта история концентрируется как раз вокруг тех элементов конфликта мужчина-женщина, какие прежде всего интересны ей. Мужчины более не знают, как обращаться со своими женами и подругами. Они потеряли интерес к дому, чувству дома. После стольких лет лет отдаленности от женщин, лет, проведенных в боях и человеческой мясорубке, лет, отданных выживанию посреди ужасов и опасностей войны, они отрезаны от их гражданского прошлого, искалечены, замкнуты в кошмарных снах повторений прошлого, и женщины, оставленные ими, становятся для них чужими. Так начинается фильм. Нет покоя и мира, и что же теперь произойдет?

У нее есть небольшой телевизор и ДВД-проигрыватель. Из-за того, что к дому не подключен телевизионный кабель, она не может смотреть обычные каналы, но может смотреть фильмы; и сейчас, перед началом работы над главой о фильме Лучшие Годы Нашей Жизни, она решает еще раз посмотреть его целиком перед тем, как приступить к диссертации. Наступила ночь, но, усевшись поудобнее в ее постели, она решает выключить лампу, чтобы смотреть фильм в полной темноте.

Все, конечно же, очень знакомо ей. После четырех-пяти просмотров она практически знает фильм наизусть, но она решает рассматривать детали, что могли избежать ее внимания ранее, быстро пролетаемые детали, придающие фильму плоть. Уже в первой сцене, когда Дана Эндрюс в аэропорту безуспешно пытается купить билет в Бун Сити, она замечает бизнесмена с клюшками для гольфа, мистера Гиббонса, который спокойно оплачивает перегруз багажа, игнорируя страдания капитана ВВС Эндрюс, который в свою очередь помог выиграть войну для этого мистера Гиббонса и его сограждан; она решает, начиная отсюда, что будет наблюдать за каждым проявлением безразличия к вернувшимся солдатам. Она удовлетворенно замечает все больше и больше подобного с развитием сюжета: служащий в доме, где живет Фредрик Марч, например, неохотно впускающий сержанта внутрь его дома, или менеджер аптеки Мидуэй Драгс, мистер Торп, ехидно не считающий службу в армии за рабочее время и предлагающий низкооплачиваемую работу, или даже жена Эндрюса, Вирджиниа Мэйо, с ее словами прекрати вспоминать, что он не сможет ничего добиться, если не прекратит думать о войне, как будто война была каким-то происшествием, сравнимым с болезненным походом к дантисту.