Тринадцатые Звездные войны - Нивен Ларри

Она была в полумиле от него и вся полыхала огнями. Вокруг больницы не было домов, она стояла на пустом пространстве. Все дома были расположены не ближе, чем на полмили к больнице. В потоке света Мэт увидел темный язык леса, который он видел сегодня утром.

Прямая светлая линия тянулась от больницы к скоплению домов. Дорога.

Он мог добраться до леса, передвигаясь по окраине города. Под защитой деревьев он мог бы дойти до самой стены — но это было рискованно. Почему полиция оставила этот лес, хотя все остальное пространство вокруг больницы представляло собой каменную пустыню? В этом лесу, наверное, на каждом шагу датчики обнаружения.

Он пополз по каменной пустыне.

Ему приходилось часто останавливаться для отдыха. Все-таки этот способ передвижения очень утомителен. Однако, что же он собирается делать, когда попадет внутрь? Больница была огромна, а он ничего не знал о ее внутреннем расположении. Освещенные окна беспокоили его. Интересно, там когда-нибудь спят? Сверху смотрели звезды, яркие и холодные. Каждый раз, как он останавливался передохнуть, больница становилась все ближе.

А вот и стена, окружающая больницу — гладкая, без единой трещины.

До нее было всего ярдов сто, когда он увидел провод, голый медный провод, натянутый в нескольких дюймах над землей. Мэт не коснулся его. Он осторожно перешагнул его и тут же упал на землю снова.

До него донеслись звуки тревоги. Мэт замер и затем перепрыгнул провод одним прыжком, рухнул на землю и не шевелился.

Глаза его были закрыты. Он ощутил слабое действие ультразвукового стуццера. Видимо расстояние было велико. Он рискнул оглянуться. Четыре прожектора обшаривали каменистую пустыню, стараясь нащупать его. Полицейские стояли на стене.

Мэт отвернулся, боясь, что в темноте будет заметно его светлое лицо. Послышался свист пуль с усыпляющим веществом. Это были стеклянные ампулы, содержимое которых всасывалось в кровь. Конечно, они стреляли наугад, но скоро одна из пуль найдет его.

И вот луч света наткнулся на Мэта. Затем другой, третий.

Со стены донесся голос, усиленный громкоговорителем.

— Прекратить огонь,— свист пуль прекратился. Снова послышался голос, громоподобный, повелительный.— Вставай. Иди, но если ты не пойдешь, мы можем принести тебя.

Мэту захотелось закопаться в землю, как кролику, но кролик не смог бы спастись здесь, на голом камне.

Он встал, подняв руки.

Все было тихо.

Один из лучей прожектора покинул его, затем и остальные. Они еще немного побродили по каменистой пустыне, выхватывая из тьмы причудливые каменные изваяния, а затем погасли один за другим.

Снова послышался голос громкоговорителя. Он звучал немного озадаченно.

— В чем дело? Кто поднял тревогу?

Другой голос, отчетливо слышимый в ночи, ответил:

— Не знаю, сэр. Может быть, кролик. Ну что ж, отбой.

Люди со стены исчезли. Мэт остался один с поднятыми вверх руками. Немного погодя, он опустил их и побрел прочь.

Мужчина был высокий и тощий с длинным лицом без всякого выражения и маленьким ртом. Его полицейская форма не могла быть чище или лучше выглажена, чем если бы он одел ее только что. Он сидел возле двери. Это был человек, обреченный полжизни провести в ожидании.

Каждые пятнадцать минут он должен был вставать и смотреть в гроб.

Вероятно, этот гроб был сделан для Гильгамена или Поля Баньяна. Он был дубовый, по крайней мере снаружи. Восемь ротаметров, установленные на стенке гроба, казались здесь совершенно не к месту и создавали впечатление, что плотник, делавший гроб, был несколько не в себе. Длинноголовый человек должен был вставать время от времени и следить за ротаметрами. Ведь что-нибудь могло произойти. Тогда нужно было действовать. Но никогда ничего не происходило, и человек возвращался на свое место и снова ждал.

Проблема.

В мозгу Полли Турнквист хранится информация, которая нужна. Но как ее добыть?

Разум это тело, а тело это разум.

Химические препараты могут заставить ее говорить правду, но они могут и повредить ей. Можно было бы и рискнуть, но использование препаратов запрещено.

Пытки? Можно вырвать несколько ногтей и сломать несколько костей. Но боль подействует на адреналиновые железы, а адреналин подействует на весь организм. Длительная боль может губительно отозваться на всем организме. А кроме того, пытки неэтичны сами по себе.

Дружеское убеждение? Можно предложить ей сделку. Подарить ей жизнь и безбедное существование за то, что он услышит от нее правду. Конечно, это было бы лучше всего. Но она не пойдет на это. Ты же знаешь это.

Значит, нужно дать ей полный покой.

Полли Турнквист стала единственной живой душой в пространстве, конечно, если можно было это назвать пространством. Ни тепла, ни холода, ни жажды, ни звука, ни давления, ни света, ни тьмы — ничего не было вокруг нее.

Она пыталась сосредоточиться на биении своего сердца, но даже, казалось, оно исчезло, настолько регулярными были удары сердца.

Мозг не мог регистрировать их. Аналогично обстояло дело и с тьмой: тьма была настолько равномерной перед ее тщательно забинтованными глазами, что она не могла ощущать ее. Напряжение мышц тоже не вызывало никакого противодействия, так как она была закутана во что-то чрезвычайно мягкое, и в нем тонули все микроскопические движения, которые она могла делать. Рот ее был приоткрыт. Она не могла ни открыть его дальше, ни сомкнуть зубы из-за подушки из пенокаучука во рту. Она не могла даже шевельнуть языком. У нее не было никакой возможности причинить себе боль. Абсолютный покой укутал ее своими мягкими складками и унес ее, беззвучно кричавшую, в ничто.

Что случилось?

Он сидел на вершине холма и смотрел на ярко освещенные окна больницы. Кулак его мягко постукивал по колену.

Что случилось? Они же видели меня! Видели меня!

Он пошел прочь. Растерянный, беспомощный, он ожидал услышать громовой голос из громкоговорителя. И ничего не случилось, как будто они забыли о нем. Он шел прочь, ощущая спиной смерть, ожидая ощутить воздействие ультразвукового луча или укол ампулы с усыпляющим веществом, или раскаты голоса офицера.

Постепенно он начал понимать, что они не интересуются им.

И тогда он побежал.

Сейчас он сидел и легкие его уже пришли в себя после бешенной работы в течение нескольких долгих минут, но сердце его все прыгало в груди. Может оно никогда не успокоится. Он бежал, пока не рухнул в изнеможении здесь, на вершине холма. Но гнал его не страх перед банком органов. Он бежал от невозможного, оттого, что не подчинялось известным ему законам природы. Как мог он убежать от этой каменной пустыни смерти и никто не преследовал его? Это было похоже на магию и это пугало его, приводило в ужас.

Что-то нарушило законы природы и спасло ему жизнь. Он никогда не слышал ни о чем подобном, разве что о Демонах Тумана. Но Демоны Тумана это миф, сказка. Он уже вырос из того возраста, когда верят в сказки. Старухи всегда рассказывают малышам об ужасных существах. Это древняя традиция, более древняя, чем история, возможно такая же древняя, как само человечество.

Но никто не верит в Демонов Тумана.

Они видели меня и позволили уйти. Почему?

Может у них какая-то своя цель? Как можно, заметив колониста у самых стен больницы, позволить ему уйти?

Может банк органов полон? Но неужели у них нет места, чтобы держать пленника, пока не придет время?

Но может они подумали, что он поселенец? Да, наверное, так оно и есть. Кто еще может оказаться на Альфа Плато? Но тогда кто-то должен был выйти и допросить его?

Мэт в возбуждении расхаживал по холму. Голова его кружилась. Он был так близок к смерти, но был спасен. Кем? И почему? Что ему делать дальше? Вернуться и дать им еще один шанс? Пойти на мост Альфа-Бета и надеяться на то, что никто не заметит, как он пройдет? Перелететь через утесы, махая руками, как крыльями?

Самое ужасное, что он не знает, что же произошло. Магия. Худ говорил что-то о магии.