Солярис (СИ) - "Kancstc"

– А сейчас мне надо убедиться, что на тебя нейростат не действует. Я думаю что это так, но если я ошибаюсь, ты ни чем не сможешь мне помочь, потому что травить нас будут вместе...

– Я согласна, – быстро ответила Гермиона. – А как?

– Я сделаю тебе инъекцию в половину обычной дозы для анестезии и посмотрим как меняется энцефалограмма. Если замечу изменения, тут же колю тебе антидот.

Вообще-то, всё это сработает при одном условии: если у неё вообще есть энцефалограмма. И даже если есть, только если эта энцефалограмма хоть как похожа на человеческую. Если же нет, остаётся надеяться на один из результатов от Снаута: "Абсолютно не чувствительны к любым ядам в любых дозах.". Они что, специально ставили опыты? А Гермиона задала следующий очевидный вопрос:

– А если окажется что меня тоже можно отправить?

– Значит придётся перейти к плану Б, – ответил я, выкладывая на стол свою красную ID-карту, на которой крупными буквами было выбито: "Чрезвычайный Комиссар Галактической Безопасности с особыми полномочиями". И, отвечая на безмолвный вопрос добавил: – Но лучше сделать это как можно позже. Острый конфликт на Станции и вмешательство извне сильно осложнит контакт.

– Ты тоже хочешь что-то урвать для себя, – констатировала Гермиона, таким тоном и с таким выражением лица, что я вздрогнул. Слишком уж это напоминало ЕЁ. Но ответил я максимально спокойно, как что-то само собой разумеющееся:

– Не без того.

И мы, прихватив всё необходимое (инъекторы с нейростатом и антидотом для опыта), направились в ту самую лабораторию, где и началось наше утро. Ласточка, конечно, оборудована хорошо, но не буду же я таскать с собой целый медцентр?

Удивительно, но испытание прошло как по маслу. И энцефалограмма у неё нормальная, и реакция на нейростат неотличима от нулевой. Тут я подумал немного похулиганить. Уж коли тут развёрнут энцефалограф, от чего бы не проверить то,что я давно хотел посмотреть?

Я быстро занял место Гермионы (она на удивление ловко прицепила мне все датчики, гораздо профессиональнее, чем умею я) и опустил боевые ментальные щиты. Гермиона вздрогнула и всё время, пока я их держал, искоса на меня поглядывала. Когда же я убрал защиту, она вздохнула с явным облегчением и сказала:

– Знаешь, это страшно. Ты вдруг пропал, совсем. А потом... Я на тебя смотрю, вижу тебя, но на самом деле тебя нет. Это ещё страшнее. Не знаю, как я не сорвалась, как утром... Словно что-то меня удержало...

На последних словах её заметно передёрнуло. А я сильно удивился:

– Удержало? – удивился я.

Она молча кивнула, а я не настаивал на подробностях. И без того было видно, что девушка в шоке.

А ведь эту проблему придётся как-то решать. Есть у меня дурная привычка, чуть что и закрываться, а Гермионе, похоже, необходим постоянный контакт со мной. И тут я подумал, что мне ещё относительно просто, я могу обойтись ментальным контактом, а каково Снауту с Сарториусом, если их гостям нужен постоянный зрительный контакт? Ладно этим я подумаю позже, сейчас надо посмотреть, что там нарисовал энцефалограф? Эту мысль я и озвучил. Гермиона молча протянула мне ленту с графиками.

– Тоже неплохо, – заметил я, разглядывая графики тета волн, идущих в довольно точной противофазе.

Гермиона заглянула мне через плечо и с удивлением воскликнула:

– Ничего себе! Так тебя и хомодетектор не увидит!

– А они и не видят, – подтвердил я и тут же спросил: – А когда ты научилась читать энцефалограммы?

– Ну... – Гермиона смутилась, – мне тоже подсказали...

Я мола указал пальцем вниз, но Гермиона только покачала головой:

– Нет... Не знаю почему, но мне кажется что нет. Это... как-то ближе. Словно стоит за плечом... и... это что-то понятное.

Сказав это она взяла свою энцефалограмму и принялась изучать.

– Ты вколол мне здесь, – она указала на мою стрелку на ленте и констатировала: – в подключичную артерию... Значит где-то 30 секунд...

Она сосредоточенно вела пальцем по линиям энцефалограммы, а я вдруг понял, что казалось мне таким знакомым. Точно также стояла склонившись над моей энцефалограммой та, другая, моя, Гермиона. Когда я участвовал в развёрнутой Космофлотом программе исследования сенсов, а она была свеженьким, только из университета, нейрофизиологом. Тогда же я заметил её способности и начал учить, не подозревая ещё, что это ученичество выльется в нечто гораздо большее... А Гермиона, эта Гермиона, тем временем радостно воскликнула, указывая на кусок кривой, на мой взгляд абсолютно такой же, как и соседние:

– Ну вот же! Вот первые просадки, на 32-й секунде после инъекции... Но... Какие-то они стёртые... И процесс не развивается... А через 10 секунд всё компенсировалось, дальше всё идёт так, словно ничего не было.

– Снова подсказка? – уточнил я.

Гермиона закусила губу и молча кивнула.

– Знаешь, – сказала она очень медленно, – это даже не подсказка... Словно кто-то смотрит вместе со мной и в нужный момент я вдруг начинаю знать и понимать. Не просто так, мне это даёт тот, кто смотрит вместе со мной. Но это появляется как знание. Полноценное знание, со всем, что с этим связано. И остаётся со мной.

Я только молча кивнул в ответ. А Гермиона очень серьёзно спросила:

– Так всё-таки, что я такое?

– Я тебе уже сказал.

– Не по функциям, по сути.

– По сути ты человек. Очень необычный, но человек. И это самое главное.

– Да? – спросила она с кривой гримасой на лице, – А это тогда что такое?

И постучала карандашом по ленте своей энцефалограммы.

– Нормальная человеческая энцефалограмма, – уверенно ответил я. Причём, совершенно не кривя душой. Потому как на мой взгляд так и было.

– Нормальная? Человеческая? – всё с той же кривой гримасой спросила Гермиона.

– А чем нет? – спросил я с искренним удивлением.

Она смерила меня таким взглядом, что сразу же захотелось спрятаться под столом, чтобы не светить своё ничтожество. Сдаваться я изначально не собирался, всё-таки некоторая медицинская подготовка у меня есть, и как капитан-одиночник, и при подготовке к звёздным экспедициям учат. А в нейрофизиологии меня моя Гермиона поднатаскала. Не до своего уровня, естественно, так что у неё частенько выпадал случай посмотреть на меня та... да, вот именно таким взглядом. Кажется я уже начинаю привыкать к этим совпадениям и не истерю на каждом шагу. Уже хорошо. Но но как только пришло это осознание, доказывать свою правоту резко расхотелось. Я просто спросил, положив рядом свою энцефалограмму, ту её часть, которая зафиксировалась до того, как я поставил блок:

– И в чём разница?

Гермиона равнодушно пожала плечами и ответила:

– У тебя – осмысленная энцефалограмма, а у меня – окрошка из ритмов. Лепили абы как, чтоб хоть как на человеческую походила. Видишь, для тебя прокатывает.

– Это тебе тоже подсказали? – уточнил я.

– Нет. Это... Очевидно из того знания, которое было мне передано.

– А как ты тогда определила нейростат? И как он вообще подействовал?

Задумалась, умница. Правда после минутного молчания взорвалась:

– Нет, ну с действием-то всё понятно! Вот тут... – и она принялась объяснять, где какие волны подавлены, где какие наоборот усилились и почему так и должно быть. Хорошо так объяснила профессионально. А когда закончила, перевела дух и заявила: – А почему так и почему всё прекратилось, мы возвращаемся к моему вопросу: Что. Я. Такое?

Ну что же, придётся отвечать. Насколько сейчас вообще можно на этот вопрос ответить. Но сначала пусть сама расскажет, откуда у неё такие вопросы? Ну и спросил, уточнив заодно:

–У тебя такие мысли появились ещё в библиотеке. Почему?

– Да так, решила поискать. Может где что известно, про Грейнджеров, про Гермиону Грейнджер. Ну и нашла. Целых семь книг, кучу фильмов, ещё и фанфики есть. Знаешь как это здорово, узнать что тебя никогда не было, что волшебство всё это выдуманное?

– Но оно работает, – уточнил я и добавил: – Сам видел как ты Люмос зажгла. И Дифиндо тоже. А ещё что-нибудь покажешь?