Богдан Хмельницкий. Его жизнь и общественная деятельность - Валентин Яковенко

В то время люди заботились больше о деле, чем о протоколах, и потому до нас не дошло вполне достоверных сведений об этом совещании; но что оно было, это – факт. Между заговорщиками нашелся предатель. Скоро к коронному гетману Потоцкому летел уже гонец с вестями о заговоре. Приказано было немедленно схватить Хмельницкого и держать его под стражей.

Тем временем Хмельницкий распродавал остатки своего имущества и повел на ярмарку в селе Бужин коня. Здесь он был схвачен и, хотя на допросе он успешно опровергал все обвинения и свои слова подтверждал даже свидетельскими показаниями, однако его отдали впредь до дальнейших распоряжений под надзор Кречовскому, переяславскому полковнику. Гетман Потоцкий, раздраженный постоянными восстаниями, не поцеремонился и одним ударом хотел отделаться от нового бунтовщика: он послал предписание казнить Хмельницкого. Но Хмельницкий был уже вне опасности. Кречовский, будущий его сподвижник, не устерег преступника, и он бежал вместе с сыном Тимофеем в Запорожье. Это случилось в 1647 году, с какового и начинается освободительная деятельность Хмельницкого.

Сечевики приняли радушно беглеца, пользовавшегося уже известностью на Украине.

“Смотрите на меня, – говорит он этим завзятым рубакам, – на меня, писаря войска запорожского, старого казака; я уже ожидал отставки и покоя, а меня гонят, преследуют только потому, что так хочется тиранам; сына у меня варварски убили, жену посрамили, достояние отняли, лишили даже походного коня и напоследок осудили на смерть. Нет для меня другой награды за кровь, пролитую для их же пользы; ничего не остается для тела, покрытого ранами, кроме невинной смерти под рукою палача. К вам уношу душу и тело: укройте меня, старого товарища; защищайте самих себя, и вам угрожает то же!”

Такие речи производили сильное впечатление: все эти сечевики были людьми, для которых, в сущности, также не оставалось ничего, кроме смерти. Отважные воины, они, однако, были плохими политиками; а дело, задуманное Богданом, требовало осторожности, такта, а по тому времени – просто хитрости. Нужно было подготовить не какую-нибудь местную вспышку, а всеобщее восстание; поэтому нужно было до поры до времени хранить истинные намерения в тайне, дабы поляки не разведали и не залили кровью еще не успевшего вспыхнуть пламени. Хмельницкий был мастером на такого рода дела. Он посвящает в свои планы только запорожскую старшину, а между простыми запорожцами распространяет слух, что на первых порах предполагается ограничить все дело посылкой депутации к королю. К польским же панам и самому коронному гетману он пишет довольно успокоительные письма. Потоцкий сам не прочь избежать кровопролития; но ему нужна голова Хмельницкого. Он хочет выманить его как-нибудь или по крайней мере затянуть время, чтобы собраться с силами, с каковой целью посылает опытного в подобных делах шляхтича для переговоров. Переговоры ведутся тайно от запорожской “сиромы” и так же тайно Богдан исчезает вслед за тем в Крым – искать союзника. Ему удалось рассеять недоверчивость татар, хотя в залог верности союза пришлось оставить в Бахчисарае Тимофея. На помощь казакам был отпущен Тугай-Бей с ордой.

Что требования Хмельницкого на первых порах были довольно скромны и во всяком случае касались только чисто казацких нужд, видно даже из письма Потоцкого к королю.

“Хотя я и знаю, – писал коронный гетман, – что этот безрассудный человек Хмельницкий не преклоняется кротостью, однако не раз уже я посылал к нему с предложением выйти из Запорожья с обещанием помилования и прощения всех проступков~ Хмельницкий отпустил ко мне моих послов с такими требованиями: 1) чтобы я с войсками выступил из Украины; 2) чтобы удалить полковников и офицеров; 3) чтобы уничтожить установленное республикою казацкое устройство и чтобы казаки оставались при таких вольностях, при которых они могли бы не только ссорить нас с посторонними, но и поднимать свою безбожную руку на ваше величество”. (Дальше читатель убедится, как ошибался Потоцкий насчет посягательства на величество.) “~Что он давно обдумал, – пишет затем гетман, – как начать бунт и как действовать, в этом ваша королевская милость убедиться извольте, обратив внимание на число его сообщников, простирающееся до 3 тыс. чел. Сохрани Бог, если он войдет с ними в Украину! Тогда эти три тысячи быстро возрастут до 100 тысяч, и нам будет трудная работа с бунтовщиками”.

Потоцкий не обманывался. Действительность принимала грозный вид. Несмотря на всю осторожность, с какой Хмельницкий вел дело, в народе шла усиленная молва о готовящемся восстании. Собирались своевольные толпы. Побеги хлопов учащались. Народ запасался оружием. Один Иеремия Вишневецкий отобрал у своих крестьян несколько тысяч самопалов. Наконец, появились агитаторы Хмельницкого, которые ходили по селам и склоняли народ на сторону казаков. В том же письме к королю коронный гетман говорит, что гибельное пламя восстания уже так разгорелось, что не было ни одной деревни, ни одного города, в котором не раздавалось бы призыва к своеволью и где бы не умышляли на жизнь и имение панов своих и державцев, своевольно напоминая о своих заслугах и о частых жалобах на обиды и притеснения. Пожалуй, уже поздно было “одним страхом” прекращать войну. Нужно было браться за оружие. Разнесся слух, что Хмельницкий выступил с войском из Запорожья и направился в Украину. Действительно, Хмельницкий, уладив союз с татарами, возвратился на Запорожье и здесь, на многолюдной раде, был избран гетманом запорожского войска. С наступлением весны он намеревался идти в Украину.

Между тем, польские паны медлительно собирались со своими надворными командами к главному предводителю, коронному гетману Потоцкому. Что значило для польских шляхтичей потушить вспышку казацкого своеволия? Не в первый раз им приходится иметь дело с этой “сволочью”. Рассчитывали, что победа дастся легко, и проводили время в пирушках. К тому же королевские комиссары расхолаживали всякий пыл. Король был уверен, что казаки собрались против турок (по его же наущению), и потому находил, что самое лучшее средство усмирить их – это дозволить им свободно отправиться на море.

В таком духе и действовали его комиссары. Однако вести с низовья Днепра становились все тревожнее и тревожнее. Собрали военный совет и решили, что всему войску двигаться незачем и что достаточно будет отправить вперед сильный отряд, который “уничтожит дотла презренное скопище и приведет зачинщиков на праведную казнь”. Реестровые казаки, под начальством Барабаша, отправились Днепром, а панские жолнеры и драгуны (в числе последних тоже было много русских) – сухопутьем. Узнав о движении поляков, Хмельницкий выступил из Запорожья им навстречу; Тугай-Бей шел вслед за ним с татарами. Как велика была численность противников, достоверно неизвестно. У Хмельницкого было восемь тысяч украинцев; татар на этот раз насчитывали немного, тысяч около четырех. У поляков же реестровых казаков было около шести тысяч, да остального регулярного войска от двух до шести тысяч. Может быть, поляки в численном отношении и уступали украинцам, но зато они имели хорошую артиллерию и обученное войско, тогда как в рядах украинцев была масса беглых землепашцев, плохо вооруженных и плохо владевших оружием, а орда вся действовала луками. Так незначительны были передовые отряды, выставленные двумя народами, готовыми ринуться друг на друга со страшным ожесточением. За молодым Потоцким, предводительствовавшим передовым отрядом, стоял старый Потоцкий, коронный гетман, а затем и вся масса войска, какую могла выставить Польша. Хмельницкому же в случае неудачи не на кого было рассчитывать. Даже татары, его союзники, и те, несомненно, бросились бы на него при первых неудачных действиях. Для него и для поднятого им восстания все зависело от исхода первого столкновения.