Двойник президента России - Владимир Круковер

Зоотехник Филиппыч увел меня в свой вагончик пить пиво. Заодно попросил подписать акт выбраковки Лады. С этим зоотехником, работающим в зверинце третий год, у меня сложились приятельские отношения. Скорей всего потому, что я терпеливо слушал его рассказы о том, как он был главным зоотехником крупного колхоза, как его уважали, о том, что у него семья, жена — немка, что недавно у них гостили ее родственники из ФРГ, зовут к себе и они скоро поедут туда. Я удерживался от желания спросить, какого черта он тогда работает в этом поганом зверинце среди бичей и алкоголиков, почему к жене ездит раз–два в год, да и то только на несколько дней. Мое молчание как бы поощряло его к дальнейшим легендам, а чувство благодарности к терпеливому слушателю крепло. Это было хорошо, так как Филиппыч являлся моим непосредственным начальником.

— Дружба дружбой, — сказал я, глядя на акт, — но подписывать это я не собираюсь. Лучше вызови хорошего ветврача или достань хотя бы инъектор Шилова, мы его насадим на жесткую палку и попробуем сделать укол.

— Михалыч, — взмолился он, — шеф требует акт, тигрица все равно подохнет, главное — списать вовремя, да шкуру снять.

— Шкуру надо снять с вас, вместе с шефом, — возмутился я, — а тигрицу надо лечить. Впрочем, что я — единственный рабочий? Вон их сколько, получки ждут у бухгалтерии. Любой подпишет. Ты лучше скажи, деньги мне на сливочное масло и яйца выделят? Я хочу замешать таблетки в яично–масляную оболочку, авось съест?

— Сомневаюсь, — покачал головой Филиппыч. Если вылечишь, тогда, конечно, все оплатят. А заранее… Ты же простой рабочий.

— Ну и хрен с ним, — допил я свой стакан, — действительно, что я из кожи вон лезу. — Я отломил у сушеной рыбы хвост и яростно в него вгрызся.

А вечером с удовольствием обнаружил, что колобки из масла и яиц с надежной начинкой из разнообразных антибиотиков Лада уплетает с аппетитом. Надо сказать, что деньги мне, истраченные на лечение, так и не вернули. Выписали, правда, поощрительную премию — 50 рублей. Сам директор. И благодарность он же мне объявил. Устно.

Я к тому времени работал в зверинце уже около месяца, работал, надо сказать, с удовольствием, хотя сам зверинец ничего, кроме отвращения, не вызывал у меня. Чтобы читатель хоть схематично представил атмосферу этой дурацкой организации, следует рассказать о самых достойных ее представителях.

Главный инженер Жора. Хороший, умный парень, знающий специалист. Правда, знания его относились больше к мелиорации, чем к автотранспорту. Но и с ремонтными работами он справлялся лихо. Особенно четко он составлял трудовые договоры. 70 % указанной суммы ремонта планировалось, как правило, на пропой с ремонтниками, 10 % — на запчасти, 20 %~ — на фактическую оплату работ. Чаще всего эти 20 % уходили на похмелье.

Основным хобби пьяного Жоры, кроме девочек, среди которых он, кстати, пользовался успехом, как внешне парень симпатичный, было вождение. Он уверенно залазил в любую машину, будь то дизель, или старенький ГАЗ‑66, включал передачу и начинал садистски насиловать машину. Его стараниями у половины машин было сорвано или сожжено сцепление. Во время переездов — серьезного момента в деятельности зверинцев (скорость и качество его перемещений — гарантия хороших сборов), Жора развивал бешеную деятельность. Вместо того чтобы четко распланировать очередность транспортировки жилья и зооклеток, определить каждому обязанности, составить схему переезда, Жора мотался, как Фигаро, по всей трассе, выскакивал на манер чертика то в месте отъезда, то на новой площадке, где строился зверинец. Если же он успевал в дороге причаститься в какой–нибудь забегаловке, то мгновенно падал за руль, диски сцеплений жалобно визжали, и очередной тягач выходил из строя.

Коммерческий директор, он же заместитель главного директора Кабасян. Бывший капитан милиции из На горного Карабаха, «съеденный» азербайджанцами вместе с должностью. В промежутках между запоями он рассылал многочисленные жалобы о несправедливом, разжаловании в самые неподходящие органы власти. У него было два костюма, которые он носил в разнообразных комбинациях: то менял одни пиджаки, то — брюки. Он был излишне туп даже для бывшего капитана милиции, должность занимал благодаря влиятельному родственнику, начальнику мотогонок, тоже армянину, Одиссею Ашотовичу.

Главный администратор Андросов. Бывший комсомольский лидер. Человек неухватно скользкий, двуличный и страшный подхалим. Главная принадлежность одежды — галстук, который забавно смотрелся на старенькой, какой–то школьной, курточке. Пьяница хронический, но не запойный. Пил каждый день, начиная после обеда. До обеда пах одеколоном. Прославился тем, что в предчувствии белой горячки ломился ко мне в жаркую июльскую ночь и орал, что идет снег и надо срочно закрывать и утеплять животных. Пришлось его на ночь отправить в вытрезвитель, а затем и в наркологический диспансер.

Через несколько месяцев Андросов открылся еще с нескольких любопытных сторон. Во–первых, он оказался вором — тащил везде, где плохо лежало, но всегда подставлял под подозрение кого–нибудь из новичков или чужих подростков. Во–вторых, он оказался пассивным гомосексуалистом, о чем нам поведали два чечена в Грозном. Они искали директора, а когда разговорились, рассказали нам, что познакомились с директором в гостинице, сняли ему номер люкс, угощали коньяком, а теперь пришли продолжить «любовь»… Зная, что Андросов был послан в гостиницу, чтобы снять для настоящего директора номер, мы с Филиппычем только заохали. Слух дошел до шоферов и некто Ядупов, водитель МАЗа, разбил главному администратору нос, после чего голубой смылся, прихватив одежду контролерши и кассирши.

Главный зоотехник Филиппыч. Неплохой парень, но фантастически ленивый. Очень большой любитель вкусно поесть и страшный бабник. Несмотря на простенькую, «рязанскую» мордаху, пользовался успехом у дам.

Тося, Антонина. Кладовщик. Неукротимая женщина 57 лет, с энергией 19-летней. Весь вечер может бухать, бесноваться в сексе, а утром, свеженькая, убирает клетки. Когда остальные рабочие были в запое, мы с ней вдвоем убирали у всех 104 животных. Фанатично предана директору. Ездит с ним 10 лет, со дня вступления того в должность. Личность по–своему яркая, полная какой–то животной энергии при полном отсутствии энергии мозга. Изумительная сплетница. Ни кола, ни двора — вагончик зверинца ее дом и родина. Сперва я ее недолюбливал за привычку соваться не в свои дела и ябедничать; став начальником, начал ее ценить. Так ценят в армии ефрейторов из нерусских, ярых служак, нелюбимых солдатами. Тося была работником надежным.

Царев, Царь. Водитель–ас. Десять лет отсидел на Колыме, столько же ездит с зверинцем. Директора чтит, как пахана. Напившись, ищет приключений, со всеми задирается. Сам тощий, мелкий, килограммов 40, не больше. Но, как говорят работяги, говнистый, злобой исходит. Пока не получит по морде — не успокоится, спать не ляжет. Но — ас. Чудеса вытворяет при переезде, при погрузке на железнодорожные платформы. Грязнуля, «чухан» по–зоновски.

Кроме уже перечисленных, в зверинце работает еще человек 15. Шоферы, рабочие по уходу за животными, администраторы, контролеры, кассиры и т. д. Штат раздут чрезвычайно. Но и зверинец громадный. Обычно эти передвижные хозяйства возят по 40 — 50 животных. Тут же — 104, не считая всяческих подсобных и хозяйственных вагончиков. Одних складов пять штук. Обо всех этих людях можно сказать немногое. Все они выброшены обществом на задворки, большинство не имеет ни нормального жилья, ни семьи; 99 % — хронические алкоголики, многие прошли тюрьмы или ЛТП. Некоторая часть — в розыске милицией, чаще за алименты, иногда за более серьезные конфликты с законом. Короче, вредные двуногие «сапиенс», но в отличие от четвероногих, гораздо более опасны своим подлым коварством, живущие только днем сегодняшним, а по пьянке теряющие рассудок начисто.

У загона с жирафом мне встретилась группка беспризорников. Казалось, в такую жару, когда одежда может ограничиваться трусиками и майкой, даже они могли бы выглядеть прилично! Такое впечатление, что рванные брюки, непременные грязные, тяжелые куртки и столь же рванные и массивная обувь — непременный атрибут их униформы. Может, попрошайничать в таком виде легче? Или нагонять страх на сверстников из благополучных семей?

Все эти рассуждения промелькнули в голове, не оставив заметного следа, как и несколько повышенное внимание к моей скромной персоне с их стороны. Они некоторое время ходили по зоопарку за мной, потом куда–то пропали, и я выбросил эту встречу из памяти.

Вторично эта компашка попалась мне уже у метро. Что неудивительно, именно метро, наверное, является для них основным источником дохода. Особенно сеть игровых автоматов у супермага, где постоянно возникают подвыпившие мужики и бабы с бутылками пива в руках и острым желанием «попытать счастье». Ребятишки занимались обычным делом — просили на хлеб, собирали пустые бутылки, шмонали одиночных детей, кучковались вокруг сильно пьяных (возможно пытались карманничать). И опять меня как бы ожгли их внимательные взгляды украдкой. Чем же я их так интересую? Или они видят во мне, человеком внешне доброжелательном, потенциального спонсора? Почему же тогда не подходят, не просят?